Рекордный рейтинг президента РФ Владимира Путина стал предметом массовой манипуляции, который транслируют не только официальные СМИ. В него поверила даже оппозиция, которая ранее подвергала сомнению любой соцопрос. О причинах и последствиях «массового психоза» пишет в своей статье политолог Александр Кынев.

В своем блоге эксперт выложил полный текст своей статьи до редакторских правок «Ведомостей». NDNews приводит эту публикацию полностью:

Мы живем во время мифов и мемов, когда какое-то яркое и хлесткое выражение или характеристика, иногда случайные и почти всегда искажающие реальность, вдруг становятся неотъемлимой частью массовой культуры, и их начинают далее тиражировать, даже не пытаясь понять, а соответствуют ли эти мифы реальности.

Самый яркий пример последнего года – не проходит и недели, чтобы очередной социологический центр не выдал новости из серии «рейтинг президента обновил очередной максимум». Фраза про «86%» настолько массово вошла не только в официальный, но самое интересное, что и в оппозиционный обиход, что ее уже не пытаются не уточнять ни анализировать.

Никто не задается вопросом какова мотивация ответов, каков процент отказов отвечать (который в условиях информационного прессинга и запугивания вполне логично должен расти), и наконец, от чего вообще считается этот пресловутый процент в виде уже почти легендарных 85-86. По умолчанию в публичном дискурсе он преподносится, обсуждается и транслируется (журналисты так и пишут, «86% россиян») как процент от всего общества, что не может быть правдой ни по каким законам той же социологии. Если детально читать последние сводки того же «Левада-центра», то там указывается, что речь на самом деле о 54% от всех опрошенных, а 82% считаются лишь от тех, кто определился с выбором.

Но кто же это читает целиком – читают заголовки в огрубленных пересказах. Забавно, что на эти нюансы почти никто традиционно не обращает внимания.

Фактически дефицит лидерства, когда определяться больше не к кому, кроме привычных «думских старцев», преподносится как несомненное лидерство.

Однако и среди определившихся от опрошенных (которых даже среди них чуть больше половины) несомненно, есть те, кто мог бы определиться иначе, если бы видел альтернативу, которая была. Именно поэтому делается все, чтобы ее не было и не могло появится, а рассказы про «86%» играли роль массового психологического давления на остальных, как бы намекая, что самим фактом своего существования они просто противопоставляют себя обществу. Сколько человек даже из этих определившихся, формулируя свой ответ, отвечают, исходя из ожидания того, что от них хотят услышать? Сколько в этом рейтинге не поддержки, а обычного страха или конформизма, пытаясь быть «как все» и полагая, что вопрос это тест на лояльность? Сколько бы человек в конце 1980-х ответили бы на вопрос о поддержке КПСС? Подозреваю, что даже не 86% от определившихся, а все 99%.

У социологии в авторитарном обществе сложная судьба. Не секрет и это хорошо известно, что важной составляющей любых рейтингов федеральной власти является некий нормативный ответ, конформизм и страх. При лобовых вопросах оценки власти социолог многими воспринимается почти как участковый милиционер. И чем сильнее информационный прессинг, тем сильнее роль «нормативных ответов». Хорошо известно, что номинальная декларативная явка при опросах всегда выше, чем реальная (то есть люди считают правильным ответить, что пойдут на выборы, хотя идти на них не собираются), номинальный рейтинг крупного чиновника – губернатора, мэра – при лобовом ответе в отсутствие оппонентов всегда выше, чем реальный. Было проиграно еще в 2000-е, при более свободном обществе, немало кампаний, когда руководители переоценивали качество своего рейтинга, и воспринимали конформизм и страх отвечающих за широкую поддержку. Их реальные рейтинги часто оказывались ниже от 5 до 15% по разным регионам в зависимости от того, насколько остро местный режим психологически давил людей, вынуждая скрывать реальное мнение. Несомненно, федеральный прессинг последнего времени еще больше усиливает этот поведенческий код. Типовая ситуация – представьте, что вы идете по улице и рядом толпа агрессивных футбольных фанатов. Вряд ли кто-то станет с ними спорить, а скорее всего большинство постарается пройти незамеченным и подождет, а может даже покричит с ними, пока они не пройдут мимо. Подобная приспасабливаемость не изменяет собственную точку зрения. Не стоит удивляться, что в обществе после многих лет тоталитаризма и доносов срабатывает масса бессознательных кодов поведения. Люди перестают говорить о политике на работе, в метро. Они просто помалкивают, как бы чего не вышло. И каждая история про очередного уволенного за неправильное мнение профессора или журналиста лишь усиливает этот страх и стремление не выделяться и не искать проблем.

Сказанное не означает, что социология перестает работать. Просто нужно понимать, как она работает. Есть вопросы, на которые страх и табу не распространяется: например, отношение к проблемам. К состоянию дорог, уровню цен, качеству и доступности медицины и тд и тп. Но персональные рейтинги в условиях информационного давления это совсем другая история.

Зададимся еще одним вопросом – зачем все это нужно. Понимает ли власть истинную природу своих рейтингов и все высказанные выше оговорки? Несомненно, что ее разумная часть это осознает. Однако она является жертвой ей же выстроенной системы, в которой рейтинг высшего должностного лица носит системообразующий характер.

Кто в подобных условиях фактического исчезновения персонализированных оппонентов и внешне заоблачных рейтингов является главным оппонентом власти? В реальности главной угрозой российской власти является она сама, так как все формальные политические институты выхолощены и деградировали, то есть фактически уничтожены. В ходе нулевых из системы власти планомерно вычищались все самостоятельные элементы, ведь изначально та же «Единая Россия» была конгломератом, свой вклад в успех которого помимо админресурса в чистом виде и личных рейтингов неформального лидера партии В.Путина вносили губернаторы и мэры, в то время, когда они избирались на прямых выборах. Наличие большого числам публичных политиков позволяло аккумулировать группы их персональной поддержки. С демонтажем системы открытой политической конкуренции постепенно публичных политиков с собственными рейтингами и группами опоры среди избирателей заменили непубличные клерки, которые за счет личной харизмы почти ничего не могут добавить к авторитету системы. Вначале отменили выборы губернаторов, затем вроде бы поняв угрозу деперсонализации региональной власти и кризиса коммуникаций власти и общества в регионах, вроде попытались вновь вытолкнуть губернаторов на выбороподобные процедуры. Но чрезмерное число ограничений и отсутствие конкуренции де-факто превратило их в фикцию по организации формального продления полномочия. Более того, в результате с авторитетом местной власти не просто не стало лучше (так как принципы кадрового отбора фактически не изменились), а стало еще хуже, так как эффект отмены выборности губернаторов и все более частой отмены выборности мэров в 2014 решили мультиплицировать, организовав теперь уже поистине тотальные отмены выборности глав муниципалитетов населением.

Когда говорят, что «Путин это Россия» они нисколько не лукавят, и более того, они правы. Просто говорят ни себе, то есть о власти. Это формула в реальности подразумевает «Путин это современная российская бюрократия» – вся ее нынешняя власть, поддержка «Единой России», ОНФ, назначенных губернаторов и иных разнообразных назначенцев в качестве производной имеет личный рейтинг «отца-основателя», передаваемый сверху вниз. Не случайно все избирательные кампании «партии власти» в той или иной степени это сплошные попытки перенести символический рейтинг человека-символа режима на рейтинг конкретного чиновника.

Сокращение личных ресурсов иных субъектов лишь увеличило эту долю, отсюда такое почти сакральное значение формально объявляемых социологами рейтингов, которые словно превратились в жрецов, вещающих о неизменности принципов устройства мира в его конкретной части. Именно поэтому об рейтингах им теперь приходится говорить так часто.

Кроме системообразующего фактора, рейтинг важен и как защита высшего лица от любых внутриэлитных конфликтов и рисков «дворцового переворота». Так как ни у кого больше подобного личного рейтинга нет, то это ограничивает возможные соблазны кого-то из свиты сменить первое лицо, так как в итоге усиливается риск общей дестабилизации и утраты власти всем данным конгломератом.

В результате вера в рейтинг заменяет все – политические институты, идеологию, фактически само государство. Если в условиях социально-экономического кризиса рейтинги власти упадут настолько сильно, что это станет очевидно и без всякой социологии, то при предельно персонифицированном политическом режиме это будет означать разрушение тех самых скреп, которые этот режим создают. Что будет потом, никто старается не думать, и вряд ли осознает. И все это нам еще предстоит пережить, рано или поздно.

Москва, Светлана Антонова

© 2015, РИА «Новый Регион»

Публикации, размещенные на сайте newdaynews.ru до 5 марта 2015 года, являются частью архива и были выпущены другим СМИ. Редакция и учредитель РИА «Новый День» не несут ответственности за публикации других СМИ в соответствии с Законом РФ от 27.12.1991 № 2124-1 «О Средствах массовой информации».