После «Матильды»: как я проникся к Николаю II Авторская колонка политолога Олега Бондаренко
Странным образом 100-летие Октябрьской революции государство Российское решило будто бы не заметить – и самым заметным общественно-культурным событием на фоне этой зияющей пустоты стал художественный фильм об отношениях балерины М. с цесаревичем Н. Это можно объяснить как очевидным желанием не педалировать тему революционных перемен накануне очередных президентских выборов, так и набирающим силу запросом российских элит на нормализацию отношений с Западом путем возврата из политической кладовки персонажей «лихих 90-х» – главных ниспровергателей советского наследия. Честное слово, уж лучше бы вспомнили прекрасных русских царей XIX века. Но об этом отдельно.
Будучи одним из тех, кто неоднократно выступал на страницах СМИ с требованием урезонить противников «Матильды» во главе с упорствовавшей в собственных фобиях Натальей Поклонской, по итогам просмотра фильма имею сказать следующее.
Первая половина фильма напоминает набор развесистой клюквы – пошловатых клише для Запада – умышленно оголенная грудь балерины во время танца в Мариинском театре в первой сцене; царь-медведь Александр III (Сергей Гармаш), держащий крышу вагона сошедшего с рельсов поезда во второй; наконец полный трэш-угар – скачки на лошадях наездников в противогазах по огненному коридору, с которых цесаревич уводит понравившуюся ему балерину в шатер, где, не говоря ни слова, начинает расстегивать её блузу как во всамделишном публичном доме – но не для того, о чем все подумали, а всего лишь ради примерки подарка – колье на голой шее, которое фаворитка отвергает. И в следующей сцене в шатер врывается невесть откуда взявшийся герой «граф Воронцов» (тогда уж лучше «граф Смирнофф») в противогазе (в исполнении Данилы Козловского) и пытается из ревности к Матильде убить Николая.
Рефрен «водка-цыгане-медведи» то ли из «Сибирского цирюльника», то ли со страниц западных комиксов прошлого века явственно пульсирует всю первую половины картины, не оставляя сомнений в целевой аудитории, которой хотел понравиться режиссер – Канны, Венеция, Берлинале. Все это ни разу не русская психологическая драма а-ля «Жестокий романс» или романтика «Дворянского гнезда» Кончаловского, к которой привык и которую любит советский и постсоветский кинозритель. В очередной раз убеждаешься, насколько выморочны попытки современных отечественных режиссеров изобразить 19-й век. Увы, безвозвратно утрачена эстетика, прервана традиция, не удается передать атмосферу даже условно столетней давности. В отличие от советского времени, прекрасно передаваемого в современных лентах. Сколько не пыжься, а эпоху не перепрыгнешь.
Но потом как будто режиссера подменили – начинается игра! Вторая часть картины (условно) – история любви искреннего и рефлексирующего цесаревича накануне коронации, его метания между долгом (немецкая принцесса Аликс) и страстью (уменьшительно-ласкательно, Маля). Хорошая игра Ларса Айдингера (Николай) и Михалины Ольшанской (Матильда).
Один из главных актеров берлинского театра «Шаубюне» Ларс Айдингер (к слову, никогда не снимавшийся в порно вопреки заявлениям Поклонской) – прям вылитый молодой Олег Янковский в образе Николая Второго. Даже суровые скептики последнего русского императора, благодаря его игре, могут проникнуться теплотой и пониманием его героя, оценить мятущуюся человечность будущего Императора. Вероятно, непозволительное для такой работы качество. Нерешительность Николая передается в фильме одинаково как при выборе женщины, так и при выборе места строительства незамерзающего порта Империи – в Мурманске или Лиепае. Окружающие его сановники, охранка и вдовствующая императрица Мария Федоровна в исполнении Ингеборге Дапкунайте (не вполне подходящей на эту роль) только усиливают неуверенность цесаревича. Самой уверенной среди всех кажется приехавшая после смерти Александра III немка Аликс (в исполнении Луизы Вольфрам), точно знающая, что ей нужно, и педантично этого добивающаяся.
Выведенный в картине в роли начальника сыска Российской империи полковника Власова Виталий Кищенко (ротмистр из «Солнечного удара», Пуришкевич из «Григорий Р.», особист из «Белого тигра») как будто в одиночку, очевидно, не справляется со своими обязанностями – то убийство немца-профессора, которому покровительствует Аликс, прошляпит, то даже с балериной, неожиданно возникающей практически в каждой сцене фильма, справиться не может. Героиня Мали, тем временем, оказывается крайне проворной и, вопреки неоднократным предостережениям и запретам, вдруг возникает на самой коронации, где кричит, взобравшись на хоры (дело происходит в Успенском соборе Кремля) «Ники!» – и пока еще цесаревич, считающий её к тому моменту погибшей в результате несчастного случая, от этих слов падает в обморок и роняет корону на красный ковер.
Неожиданно хорошо и сильно оказался выписан сюжет Ходынки. Легкомысленная подготовка к празднику – «будем раздавать 18 тысяч подарков в минуту», на что Николай отвечает «и побольше конфет». Доклад о толкучке во время коронации. Наконец, сцена ночного визита уже коронованного императора на Ходынку, где среди гор трупов он отдает приказы похоронить всех «не в общей могиле, а в гробах» и выдать «по 500 рублей серебром из моих личных запасов». После чего оператор (хорошая операторская работа!) показывает вереницу обозов с трупами, за одним из которых увязался маленький мальчонка, пытаясь ухватить руку погибшей матери со словами «давай ты встанешь и пойдешь, мне же другая не нужна». На фоне всего этого Николай берет факел у одного из солдат и зажигает фитиль фейерверков, раскрывающихся словно дьявольская усмешка над Ходынкой, полной смерти. Пожалуй, самая сильная сцена картины. Остаётся додумать за режиссера – и мальчик, уходящий за руку с солдатом вслед обозу с материнским телом, запоминает своей первый в жизни фейерверк как символ нелепой смерти самого родного человека по случаю коронации царя. Думаю, потом он стал бы большевиком и, словно повзрослевший Егорий из михалковского «Солнечного удара», топил бы «белогвардейцев», искренно не понимающих «за что?».
Наконец, последнее. Отношение режиссера Алексея Учителя к фигуре Николая Второго в «Матильде» выражено достаточно четко – ему симпатичен Ники как человек среди Императоров. И эту симпатию он небезуспешно передает зрителю таким образом, что даже автор этих строк, воспитанный в оценках «Николашки кровавого», усомнился в правильности собственного отношения к данному персонажу российской истории. Несмотря на то, что страстотерпца. Просто не нужно это путать и подменять местами – роль императора и страстотерпца четко разграничены как во времени, так и по сути. А воцерковленным зрителям, включая Наталью Владимировну Поклонскую, уж точно нечего было опасаться – никакого глумления над царем в фильме Учителя нет от слова «совсем». Есть только сочувствие и попытка понимания простого человека. Несмотря на то, что императора.
Олег Бондаренко, политический продюсер
© 2017, РИА «Новый День»