23 августа исполнится 135 лет замечательному писателю Александру Грину. Александр Степанович Гриневский (1880-1932) – автор множества прекраснейших рассказов, нескольких романов и повестей, в которых живёт его несуществующий мир.

До того момента, как в русской литературе появился Александр Грин, она была уже вполне сложившимся явлением культуры, со своими великими именами и произведениями. В её арсенале было всё: от классики Гомера до ультрасовременного авангарда. И, глядя со стороны, трудно представить, что в этом разнообразии можно найти незаполненное пространство. Встретить некие области жизни, о которых никто ничего не написал, и мысли, которых еще никто не высказал. Наоборот, кажется, что переход к авангардистской литературе в немалой мере был спровоцирован именно исчерпанием возможных тем: уже сказано всё обо всём, и всеми способами, а повторения искусство не допускает.

Но вот появился Александр Грин, и стал писать нечто необычное: то ли фантастику, то ли реализм. Мир, вроде бы, изображён реалистично, но вот люди... Хотя нет, люди тоже, в общем-то, реалистичны. И ситуации, в принципе, можно считать реалистичными: истории, рассказанные Грином, невозможно уверенно назвать невероятными, потому что в жизни еще и не такое бывает. Проблема в том, что когда всё это складывается вместе, получается какая-то фантастика. Результат не похож на нашу жизнь. И, странным образом, он лучше, чем наша жизнь. Хотя неясно чем.

Нельзя сказать, что в мире, созданном Александром Грином, всё прекрасно: там, в основном, нищета, необустроенность и опасности. И люди в его мире, как и в нашем, самые разные: есть праведники, и есть грешники, есть честные, и есть лжецы, есть герои, и есть предатели, в общем, всякие есть. А события, которые он описывает, как правило, такого свойства, что читать об этом, конечно, интересно, но участвовать в них самому совсем не хочется: происшествия, трагедии и преступления. И в целом, реальность, в которой начинаются и заканчиваются истории Грина – это самая обычная безнадёжная повседневность, в которой никогда ничего важного не происходит. Все заняты обеспечением простых потребностей жизни и не хотят ничего сверх этого. И ничего сверх этого в ней нет, потому что мир устроен под них. И всё равно – лучше.

Наверное, объяснение, почему он лучше, можно найти в биографии Грина – в его собственных устремлениях, ожиданиях и разочарованиях. В его жизни не сбылось ничего из того, о чём он так мечтал. А в его рассказах обещания судьбы сбываются. Не всегда, но сбываются. Жизнь обошлась с Грином несправедливо, ей следовало быть благосклонней к нему. А в его историях справедливость всё-таки свершается: герой получает награду, а злодей возмездие. Жизнь самого писателя – это сплошная цепь невезений. Что бы он ни делал, всё складывалось против него, и он жил вопреки обстоятельствам. Но в его книгах есть удача, которая улыбается тому, кто идёт ей навстречу; неодолимые препятствия рассыпаются в пыль, долгожданное, но неожиданное счастье, в конце концов, наступает. У Грина ничего такого не было. Быть может, только с любовью ему повезло. И о любви он пишет скупо: она появляется в рассказах Грина часто, но понемногу.

Осуществление мечты, справедливость, удача, счастье, любовь – редко кому всего этого достаётся в достаточной мере. А многим и вообще не достаётся ничего: в жизни гораздо больше противоположного. Вот отсюда и ответ: в вымышленной реальности Александра Грина есть то, чего не хватает нам в действительности. Поэтому его мир лучше.

Но одного лишь объяснения мало, чтобы представить и понять этот его мир: рассуждение – только схема, которая, может, что-то и объясняет в творчестве писателя, но не способна передать красоту его произведений и, то, особенное, настроение, которое возникает, когда погружаешься в его книгу. Его не может вызвать вообще ничто, кроме самой книги. Собственно, в том и состоит успех писателя – в создании своей, особенной реальности, которую нельзя найти больше нигде и ни у кого, которая находит путь в сознание читателя и остаётся там навсегда. И чтобы увидеть эту реальность, нужно туда попасть. Самому побывать в Лиссе и Зурбагане, попробовать на вкус приморскую жизнь, прогуляться по цветущим островам архипелагов, встретить колоритных тамошних жителей, плыть по морю от острова к острову, меняя корабли – военные, пассажирские, пиратские, сталкиваясь с опасностями, и преодолевая их. Только в таком путешествии можно почувствовать очарование этой реальности и узнать людей, живущих в ней. Страна Александра Грина давно признана теми, кто побывал в ней, и они любят и помнят её героев, которые могут достичь своей мечты без единого шанса на это – не имея для успеха ничего – только надежду вместо воли. Как сумел и сам Александр Грин.

«Золушка» русской литературы и «Колумб», «открывший Крым».

Александр Стефанович Гриневский (так на самом деле звали этого нестандартного отечественного символиста) – застенчивый малообщительный человек и мечтательный художник, по сути своей жизни и творчества, стал самым яростным борцом с российской скукой.

Ибо, согласитесь, самое неприятное в нашей действительности, не то, что она некомфортна, криминальна или жестока (по-разному, но, увы, всегда), а то, что она беспросветно скучна… Старший сын ссыльного участника польского восстания 1863-го года понял это еще в детстве, наблюдая за унылой жизнью отца – бухгалтера земской больницы в архипровинциальной Вятке. И дело было не только в том, что семья еле перебивалась, а в полном отсутствии в жизни большого клана Гриневских радости, надежды и мечты…

Но все эти жизнетворные витамины восьмилетний Саша нашел в книгах. Три сундука с дядиным наследством на польском, французском и русском языках впервые увели мальчика из действительности – в притягательный мир Жюля Верна и Майн Рида, где справедливые и смелые герои занимались куда более интересными и полезными делами на бескрайнем морском просторе или в непролазных джунглях. И возвращаться к реалиям Вятского реального училища или семейной тягомотине из этого выдуманного пространства и времени совсем не хотелось…

На протяжении всей жизни Александр Гриневский (Гриневич, Мальгинов, Грин), убегая от воспоминаний о «бедной юности», нет- нет, да и придумывал личные мифологемы, иногда выпуская их в мир: что он старый морской волк. Или: что он, будучи матросом, убил английского капитана и завладел его сундуком с рукописями. Или клялся что он найдёныш, коего младенцем на необитаемом острове подобрала команда американского китобоя и воспитала как сына экипажа. Позднее, как всяким романтическим натурам, неумеющим наладить свою личную жизнь и просто бытовую повседневность, АГ грезилось, что в его судьбе всё наладиться как-нибудь само собой – свалится с неба сундук, набитый золотом; появится жена-миллионерша и тому подобное…

Жизнь Грина делится на две ровные – по 26 лет – части: на период, когда Саша скитался, и время, когда Александр Гриневский – Степанов (один из первых псевдонимов литератора) – Грин начал писать. Сочинял же и мечтал он все свои 52 года.

Уже обитая в Крыму, заклеймленный советской властью, как враг, а после смерти – в 1949-м – как космополит, шутил: «я начал сочинительствовать ровно в том возрасте, когда Лермонтов уже закончил…»

Во время своего бродяжничества по России, АГ перепробовал массу занятий, как сам зафиксировал: «Я был матросом, грузчиком, актёром, переписывал роли для театра, работал на золотых приисках, на доменном заводе, на торфяных болотах, на рыбных промыслах; был дровосеком, босяком, писцом в канцелярии, охотником, революционером, ссыльным, матросом на барже, солдатом, землекопом…»

Революционная «карьера» Грина начиналась как сотрудничество с эсерами – главными романтиками российской политической борьбы. Но в «партнерах» АГ очень быстро разочаровался – и через полгода уже выступал на митингах перед севастопольскими моряками «от себя лично». «Сказки» Гриневича (партийная кличка писателя наряду с «Долговязым»), которому не нравилось социальное устройство родины, матросня обожала. И тогда один из эсеров – Быховский, симпатизировавший АГ, вскользь заметил: «Тебе бы, Саша, писать»…

И в один, вероятно, прекрасный день, Саша, в очередной раз, занимаясь новым делом – от нищеты и неустроенности, скрываясь от каторги – и честно признаваясь себе , что «и это не то», начал писать… и у него получилось. Более того, в период между двумя революциями (1905 и 1917 гг.) Грин даже вполне прилично зарабатывал писательским ремеслом (да и после Октября 17-го был в фаворе у Горького – тот пробил ему паек, комнату в Питере). Начинал он, кстати, как «бытовик» – автор рассказов, темы и сюжеты коих брал непосредственно из окружающей его действительности. Ведь его переполняли жизненные впечатления, с избытком накопленные в годы странствий по белу свету... Но АСГ чувствовал: и это тоже не мое, не в ту форму и не в той манере я свои мысли, мечты и впечатления переплавляю. И как-то , вспоминая о своем коллеге времен золотоискательства и лесоповала: уральском богатыре-лесорубе Илье, обучавшем АС премудростям валки леса, а долгими зимними вечерами заставлявшем «ученого» рассказывать сказки, Грин нащупал «золотую» литературную жилу. Дело в том, что уже за две недели жизни в дремучей тайге – под старым кедром, в бревенчатой хижине, в непроходимом снегу, под волчий вой и страшный ветер – Грин исчерпал весь свой богатый запас сказок Перро, братьев Гримм, Андерсена, Афанасьева и принялся импровизировать: начал сочинять сказки, воодушевляясь восхищением своей «постоянной аудитории», состоявшей из непритязательного могучего дровосека. Так что можно с уверенностью сказать: именно на Урале в лесной избушке, под вековым деревом, у веселого огня печурки и родился писатель Грин…Написавший за свою творческую жизнь около 400 произведений, большая часть которых стала известна читателю после смерти автора: ошеломительными тиражами его книжки выходили, расхватывались и читались в СССР в 70-е годы прошлого века, когда АГ уже тридцать лет как не было на свете.

«Новый Регион – Челябинск» в контакте, Одноклассниках и Facebook*

Почему советские подростки и взрослые эпохи социалистического застоя запоем читали Грина – умозаключу чуть позже, а пока позволю себе ремарку по поводу отношения Александра Стефановича к властям и социальным пертурбациям. Октябрьская революция своей жестокостью и бесчеловечностью оттолкнула Грина сразу и навсегда, он писал: «В моей голове никак не укладывается мысль, что насилие можно уничтожить насилием». Он ненавидел советскую власть также страстно, как прежде царский режим, даже орфографическую реформу русского языка в знак протеста игнорировал: так и продолжал писать с «ерами» и «ятями»; и дни продолжал отсчитывать по «старому» календарю (приветствовал он, пожалуй, только разрешение разводов: тут же расторгнул отношения с первой женой и оформил брак с некой эффектной грузинкой – расстался с ней спустя квартал, свою же «настоящую» – третью по матримониальному счету – жену обрел через несколько лет после установления диктатуры пролетариата). Большевики ответили ему взаимностью: его 4 раза арестовывали (в последний – чудом не расстреляли); закрыли журнал, где Грин публиковал фельетоны о «новых порядках», а последние 8 лет его земной жизни (пришедшихся на Крым, куда Грин переехал из Петрограда) писателя не печатали. Они с женой жили в саманном домике, который после смерти писателя тут же «экспроприировал» местный председатель горисполкома: этот хозяйственный деятель держал в нем своих личных кур – тогда ведь Крым впервые стал «их».

Грина не печатали, но он писал! Через 30 лет это сформулировал Бродский:

Если выпало в Империи родиться

лучше жить в глухой провинции у моря

В жуткое и кровавое, голодное и холодное время больной, а через несколько лет – умирающий писатель продолжал заниматься своей первостепенной задачей – обустраивать тот космос, где было куда более уютно, чем в реальных – истории с географией – ему самому и его читателям. И попутно нанес на уже нарисованную карту свой «Крым» (небывалую «правильную» страну, личную литературную территорию, если угодно – кстати, всего через несколько лет после смерти Грина его аргентинский коллега – Борхес создает свой вымышленный мир – волшебный Укбар), в котором было многое от его очарования Одессой и существующих лишь в его воображении Зурбагана , Гель – Гью , Лисса, Сан- Реоля. Для юных поколений 60-х, 70-х и последнего советского поколения, это был концентрат всей западной литературы – не только приключенческой. Впрочем, и не только литературы, а словно бы всего мира – недоступного из-за железных занавесок, но такого манящего, желанного: Италии (недаром же его первое сочинение так и называлось – «В Италию») и туманного Альбиона, Лазурного берега, Бразилии и Аргентины, одиноких далеких островов… Крым реальный никогда не имел – до Грина – таких мифов. И, вероятно, еще долго не будет похож на идеал АГ (как тут не вздохнуть, вспомнив о сегодняшних событиях) – печальный и хрупкий, полный духовных парений, где сила фантазии и честность могут исправить пороки самых, в общем-то, обычных людей. Впрочем, ощущения об этом особом мироустройстве Грина куда точнее сформулировал коллега Ясинский.

Я же еще скажу о том, почему, на взгляд отдельных экспертов – историков и т. н. «гриноведов» в 60-х годах минувшего века возник и «дожил» до конца социалистической эпохи феномен массового советского культа Грина. Многолетняя мобилизационная модель социального устройства + войны исчерпала запасы национального романтизма, а на послевоенные «стройки века» все также требовалось посылать мечтателей, верящих в личные возможности изменить мир и готовых положить на это лучшие годы своей молодой жизни. Соцреализм за десятилетия игнорирования творчества писателя ничего соответствующего этой воспитательно-агитационной задаче не создал. Поэтому «умные головы» советской идеологии запустили процесс посмертного встраивания аполитичного, вненационального и внеконфессионного творчества АГ в контекст соцреалистического искусства. Энное количество произведений писателя – и наиболее популярные «Бегущая по волнам» и «Алые паруса», в том числе, были интенсивно идеологизированы посредством целого ряда мифов. О преданности АГ идеалам Октябрьской революции и советскому режиму. О его причастности методу соцреализма. О раннем периоде его прозы как политическом манифесте. Но, главное, – Грин – создатель дидактичной с четкими нравственными императивами литературы о необыкновенных качествах самых обыкновенных мужчин – путешественников, авантюристов и пр., чьей обязательной чертой было взволнованное и бережное отношение к дамам, – был превращен в писателя для детей! Ну ладно, хоть так нам «позволили» познакомиться с этим странным автором, у которого, что в мировой, что в отечественной поэзии и прозе – ни предшественников, ни последователей, за исключением некоторых реминисценций его « Фанданго» у Булгакова и в «приглашении на казнь» Набокова и романтических «совпадений» с Э. А. По, Р. Л. Стивенсоном, Э. Т. Гофманом.

И, ах да, – почему же Грин не только «Колумб», но и «Золушка». Это уже моя, почти фантазия на тему «Алых парусов». Общепринято считать, что посвящение этой феерии жене писателя автоматически делает ее и прототипом Ассоль. А вдруг дело обстоит несколько сложнее?! Конечно, человек с такой фантазией, как Грин, «легко» мог разглядеть в 26- летней вдове офицера Первой Мировой, обычной медсестре, что в апокалипсичном 1921-м, остро нуждаясь, распродавала все свои вещи – 15-летнюю мечтательницу и сделать из нее героиню бестселлера, воспользовавшись беспроигрышным рецептом «казуса Золушки» ( как частенько именуют этот «бродячий сюжет» специалисты). Но я думаю, что Ассоль – это сам Александр Грин, коего сначала разглядела одна жена – Вера, с чьей фотографией он, к слову никогда не расставался, а затем – главная любовь его жизни Нина.

Да-да, Ассоль – это сам писатель с его острой потребностью в необычайном. И верой в то, что не стоит иметь дело с подлецами, и, если очень захотеть, то победит не прагматичное приспособленчество, а благородство… С его мечтательностью и одиночеством, трудолюбием и безошибочной интуицией на «своих». Продолжением этой автобиографической мистификации, возможно, могло стать последнее неоконченное произведение писателя – роман «Недотрога» о деликатных, ранимых и отзывчивых натурах, неспособных ко лжи, лицемерию и ханжеству, о людях, утверждающих добро на земле. «До конца дней моих, – писал Грин, – я хотел бы бродить по светлым странам моего воображения… Ведь нет ни чистой, ни смешанной фантастики. Писатель должен пользоваться необыкновенным только для того, чтобы привлечь внимание и начать разговор о самом обычном».

Я думаю, что Грин приковал внимание читателей своими «мальчуковыми» сказками – «золотыми цепями» мечтаний – навсегда. Сказки сейчас в тренде, так что Грина вскоре опять массово откроют новые поколения соотечественников, испытывая острую жажду по более правильному миропорядку.

Челябинск, Сергей Ясинский, Вера Владимирова

* Продукты компании Meta, признанной экстремистской организацией, заблокированы в РФ.

© 2015, РИА «Новый День»