Челябинск производит впечатление большой деревни. Это неприятно, поскольку Челябинск – крупный промышленный центр с населением больше миллиона человек. Исходя из чего, можно было бы ожидать, что он также и крупный культурный центр, и, говоря шире, центр цивилизованной жизни. Тем не менее, впечатление именно такое: провинциальность, некультурность, захолустье.

Но могло ли быть иначе? Каким образом и когда Челябинск мог бы сформироваться именно как город?

Ведь откуда взялся и что такое город в европейском смысле? Прежде всего, город – это свобода. «Воздух города делает человека свободным» – это же в Европе так было. В средневековье закрепощённый крестьянин, добравшийся до города и сумевший там прожить некоторое время не пойманным, официально становился лично свободным. И так было как раз потому, что города возникали как результат успешного развития мелких поселений, что доказывало их способность к самостоятельной жизни. То есть, именно к независимости и свободе. И если человек в нём мог быть свободным, он становился свободным.

Во-вторых, город – это, конечно, центр развития ремесла и, поэтому, относительно высокого уровня жизни. Поскольку в средневековье развитие ремесла – это, в общем, то же самое что просто развитие. Оно тянет за собой торговлю, искусство, науку (как минимум, образование), оно повышает потребление – и качественно, и количественно, оно создаёт новые потребности, и само же их удовлетворяет. Ремесло в те времена – двигатель прогресса. А город – наилучшая питательная среда для всего этого.

Вдобавок (в-третьих), город – это закрытое место, куда всех подряд не пускали – ни заниматься ремеслом, ни торговать, ни жить. Нужно было постараться, чтобы разрешили поселиться в нём. Поэтому он был притягательным местом для негородских жителей. Специфический городской образ жизни воспринимался ими как образец – как то, к чему нужно стремиться.

Средневековые европейские города развивались относительно медленно, то есть, в течение многих столетий, естественным образом формируя внутри себя специфический городской уклад, накапливая отличия от других укладов (сельского, военного, монастырского и т.д.), который был выше по качеству, и, потому, ценился жителями и являлся предметом их гордости. Сельские поселения подражали городам, из-за чего каждая деревня, в конце концов, стала выглядеть как маленький город, а население стало вести себя как горожане.

А Челябинск?

Возник по приказу. На пустое место привезли служилых людей, которые и построили крепость. Попутно из крестьян в казаки набрали желающих из других мест. И стали жить, благоустраиваться. Долгое время Челяба развивалась очень медленно, уровень жизни почти не рос. Городской уклад не формировался. В городе не было внутренних стимулов для развития. Жили, как умели, то есть по-крестьянски. Пока крепость имела смысл, жизнь в ней управлялась по-военному. Потом, когда необходимость в защите рубежей отпала, город был предоставлен самому себе. Живите, как хотите (в рамках дозволенного). Но принципиальных изменений от этого не случилось. Как жили, так и жили.

В конце XIX века стимулы появились, но они были внешние: железная дорога, льготные условия для хлеботорговли и в связи с этим – приток капиталов. Инвестиции в бизнес. А за ними – приток населения. Это был рост, но он был искусственным, вызванным полностью внешними причинами. И в соответствии с этим формировались условия жизни. Большую роль играло значительное количество пришлых людей, приехавших на заработки. Их интерес ограничивался только этим. И их образ жизни скорей разрушал существующий в Челябинске городской уклад (какой бы он тогда ни был), чем укреплял его.

Можно бы говорить и о положительных моментах той челябинской лихорадки, как предпосылках развития города, но теперь уже незачем: революция всё уничтожила. Жизнь стала другой, и перестало иметь значение то, что было раньше. Прежний ход жизни был навсегда сломан, история пошла другим путём.

Время НЭПа (новой экономической политики) – разрешённого капитализма – оказалось слишком коротким. Оно продолжалось всего несколько лет, с 1921 по 1927 годы. А затем начались коллективизация и индустриализация. Первая практически уничтожила сельское хозяйство, разрушив прежний крестьянский быт и оставив значительную часть крестьян без имущества, работы и перспектив. А второй потребовались рабочие руки, и разорённые крестьяне оказались кстати.

В города хлынули огромные массы сельского населения. С начала 30-х крестьяне перебирались в город для того, чтобы выжить (в деревнях нечего было есть), а затем, с официальным началом индустриализации, для того чтобы трудоустроиться и выстраивать свою жизнь заново. Гигантские стройки, новые города, быстрый рост уже существующих – всё это за счёт прибывающих крестьян. Которые привезли с собой своё крестьянское мировоззрение, традиции, нормы поведения, в общем, крестьянские порядки. Таким образом, прежний городской уклад был уничтожен дважды: сначала революцией, а потом крестьянским потопом. Это относится не только к Челябинску – так было во всех городах страны, не исключая Москву и Петербург. Городская культура оказалась повсеместно задавлена крестьянской. Несмотря на сохранение элементов городской культуры (благодаря прежним горожанам), абсолютное преобладание получили деревенские обычаи и традиции. Оцените, например, стандартные российские свадьбы, которые пытаются воспроизвести свадебный обряд в деревне. Выглядит как попытка превратить автомобиль в лошадь. И так это до сих пор и сохраняется.

Можно ли это как-то изменить, сделать так, чтобы в городах возобладала городская культура, а в сельской местности люди тянулись бы к городской?

Ну, советская власть пыталась. Школы, театры, музеи, культурные мероприятия, просвещение, пропаганда «культурного образа жизни» (в том числе, какие-то нелепые попытки организовать различного рода коллективы «образцовой культуры быта»). И ничего из этого не вышло. Кому надо – те сами, без пропаганды, восприняли городскую культуру, но таких людей оказалось относительно мало. Абсолютное большинство осталось полностью равнодушным ко всем призывам и примерам. Городская культура для них до сих пор чужеродная, а деревенская (и уголовная) сохраняет приоритет.

Должны быть стимулы. Из всех возможных свою эффективность доказали только крайне жёсткое принуждение и экономическое давление. Но первое – это и есть уголовная культура, которая для развития цивилизации вредна, да и вообще с ней несовместима. Значит, остаётся только экономика. А из этого следует, что цивилизованность должна быть выгодна и потому притягательна, престижна. Как этого добиться в сегодняшних условиях – без понятия. И, думаю, это правильно: не нужно устраивать очередное государственное мероприятие по окультуриванию населения. Всё равно ничего не выйдет. Потому что главное условие развития культуры – свобода.

Челябинск, Сергей Ясинский

© 2016, РИА «Новый День»