В наступившем 17-м году юбилеи отмечают два очень разных, но, несомненно, великих литературных произведения, написанных по одному и тому же поводу: Лермонтовский «марш» «Бородино», появившийся на свет в 1837-м году, как отклик молодого поколения на 25-летие Отечественной войны 1812-го года и Грибоедовская комедия «Горе от ума», начатая на пятнадцать лет раньше – в 1822-м, и имевшая по первоначальному замыслу цель – показать, что из себя представляет московская элита (по старорежимному – свет) через 10 лет после знаменитого пожара. О Бородино мы поговорим по осени – как раз к «юбилею» знаменитой битвы. А сегодня, отмечая очередную годовщину гибели Грибоедова – несколько мыслей относительно « Горя от ума», которое, ну, согласитесь, все чаще приходит, извините, на ум.

Собственно, первоначальный замысел Александр Сергеевич «раскрыл», как любят выражаться школьные учительницы, ёмким афоризмом: Дома новы, но предрассудки стары.

Порадуйтесь, не истребят

Ни годы их, ни моды, ни пожары.

Что же касается прочих идей, что декабристы, Пушкин, Белинский, Толстой, Достоевский, Чехов – первые с симпатией, а все остальные – с антипатией (кажется, из всех гуру отечественной литературы лишь Гончаров всем сердцем полюбил произведение и предрек ему бессмертие) вложили в произведение коллеги – о конфликте поколений, социальном протесте, критике нравов и пр., то это, равно, как и всяческие фразы из комедии, что приходят на ум в связи с нынешними умонастроениями – экзистенциальными, общественными – на самом деле, лишь надводная часть грибоедовского айсберга, автономно плавающего в море русской культуры, но очень комфортно себя чувствующего в компании литературы заморской.

Произведение это, на мой взгляд, такое же необыкновенное, как и его автор – человек большого ума и просто феноменальной образованности, редкой личной храбрости и не без склонности к экстравагантности. И потому, как человек, образованный, читавший многих европейских классиков в оригинале, и как человек, склонный к опасным розыгрышам, Грибоедов решает в новой форме, слегка пародируя, придать «русский» шарм шекспировскому «Гамлету», используя многие сюжетные механизмы великого англичанина. Какие-то персонажи заставляют вспомнить старика Юнга с его синхронизмами: например, безумие Чацкого как парафраз безумия Гамлета. Собственно, каждому шекспировскому герою находится аналог. Специфический по-русски, но аналог: Чацкий – Гамлет, Софья – Офелия, Фамусов – Полоний (и к гадалке не ходи), Молчалин – Лаэрт. Скалозуб легко тянет на Фортинбраса, сложнее зашифрованы Розенкранц с Гильденстерном, но присмотритесь к Репетилову…

Да и само название « комедия» – даром, что Белинский все настаивал: «сатира, да беспощадная» – это продолжение именно комического шекспировского осмеяния безумия, с довольно простой моралью: единственный нормальный человек в такой «Москве» – безумец, поскольку адекватным ответом на фамусовский мирок может быть только безумие:

Безумным вы меня прославили всем хором. Вы правы: из огня тот выйдет невредим, Кто с вами день прожить успеет, Подышит воздухом одним,

И в нём рассудок уцелеет.

Одно хорошо: своего Гамлета Грибоедов не убивает, он позволяет ему убежать. И, кажется, именно гамлетовскую суть Чацкого понял Мейерхольд. Поэтому и отдал роль Эрасту Гарину. И, судя по воспоминаниям, Чацкий Гарина был очень похож на короля в Золушке в исполнении этого же актера. И своей наивной неприкаянностью и растрепанностью не похож ни на одного другого Чацкого, но очень похож на Гамлета.

Исследователи довольно часто говорят, что Пушкин в «Онегине» высмеял байронизм – тоже возможную реакцию на мир Фамусова и К. Но там герой другой – пустой, по-провинциальному амбициозный сноб, изображающий из себя глубокомысленную трагическую фигуру – ответ Пушкина на мучавшие его философские и личностные вопросы.

Мне кажется, Грибоедов «ответил лучше». Чацкий умный и искренний. И это не Грибоедов, хотя тот же Пушкин и упрекал тёзку: мол, ума герой от автора набрался, так и сыплет глубокомыслиями… Ни черта подобного. Чацкий – Гамлет, а Грибоедов – Грибоедов (а в прототипы Чацкому уместнее «предложить» Чаадаева, тоже причисленного – самим монархом, кстати, – к безумцам). И пишет он, между прочим, произведение, которое по своему нравственному императиву близко к теологическим текстам – своим, если хотите, христианским неприятием мировой мерзости. И полемику в кругу современников и последующих поколениях вызвал именно этот сложный посыл писателя, который каждый расшифровывает или окончательно запутывает по-своему. Наверное, поэтому и стоит «Горе от ума» в родной литературе вне рамок – этаким мощным чертополохом – среди безумных орхидей Достоевского, аскетичных астр Чехова, засыхающих горьковских подсолнухов и расхристанных пионов Толстого.

Но, правда, в чем-то рифмуются факты литературной жизни Чацкого и жизни Грибоедова. В чем-то другой Александр Сергеевич не ошибся. Герой комедии влюблен в женщину, которая его не любит и, честно говоря, не стоит, и сам герой всё это отлично понимает. Грибоедов состоит на службе у Отечества, которое его не ценит, и про которое он тоже все понимает, тем не менее, отдает за это Отечество жизнь…

Знаете, мне кажется, что в довольно неоднозначном фильме « Статский советник» Олег Меньшиков играл именно Грибоедова – как некое признание в любви к автору. Ведь Александр Сергеевич тоже был статским советником. Какая разница в сфере деятельности? Главное – миссия. И Меньшиков это очень хорошо понимал, потому что за много лет до роли Фандорина Меньшиков поставил в театре «Горе от ума», где сыграл Чацкого. Не гамлетовское было прочтение, но зато что-то в его исполнении было от миссионерства Грибоедова. И что-то грибоедовское скользило в Меньшикове – Чацком по отношению к Софье, но об этом чуть позже. Сначала о непонимании понятного.

Смешной все-таки был критик Белинский (во всяком случае, в молодости, когда писал статью про комедию): Чацкого полагал пошляком. По его мнению, Чацкого вообще нужно было из пьесы изъять, чтобы он своими изречениями не портил «картину нравов». О, господи, «а судьи кто?» Собственно, Пушкин тоже считал, что Чацкий какой-то невозможный персонаж: «Все, что говорит он, – очень умно. Но кому говорит он все это? Фамусову? Скалозубу? На бале московским бабушкам? Молчалину? Это непростительно. Первый признак умного человека – с первого взгляду знать, с кем имеешь дело, и не метать бисера перед Репетиловыми и тому подобными», – пишет Пушкин Бестужеву. И это, друзья, как-то странно, ведь Пушкин сам всю жизнь страдал, что его не ценили, не слушали, не понимали люди, о которых он был очень невысокого мнения. А собственно Грибоедов вывел психологическую формулу, которую позже занесли на скрижали философы и психоаналитики: «все мы добиваемся признания людей, чьим мнением не дорожим».

Далее неистового Виссариона обескураживает влюбленность Чацкого в Софью: дескать, и о каком уме после этого можно говорить? Цитата из его статьи: "И что он нашел в Софье? Меркою достоинства женщины может быть мужчина, которого она любит, а Софья любит ограниченного человека без души, без сердца, без всяких человеческих потребностей, мерзавца, низкопоклонника, ползающую тварь, одним словом – Молчалина. Он ссылается на воспоминания детства, на детские игры; но кто же в детстве не влюблялся и не называл своею невестою девочку, с которою вместе учился и резвился, и неужели детская привязанность к девочке должна непременно быть чувством возмужалого человека? Буря в стакане воды – больше ничего!.."

Хорошо, что этот автор все-таки не писал романтических произведений. А уж о его любовном опыте и подумать страшно.

А вот Грибоедов – умница. Понимал, что по-настоящему умный человек – не высокомерен, довольно наивен, спешит поделиться своим мыслями со всеми, а не только с теми, кто может его понять или кого он уважает – ценит. А любит он как обычный человек, не препарируя объект обожания своим мощным интеллектом. Если не повезет – то ту, что никогда не ответит взаимностью, или вообще никчемную, бестолковую, но …единственную. Разбирать же предмет любви по косточкам – это, извините, не ум, это расчет, мертводушие, цинизм, если хотите. Любовь влюбленного слепа. Это Молчалин с Лизой все про Софи понимают. Отец догадывается, а Чацкий – нет, он в отчаянии от ее нелюбви.

Опять – таки удивительно, что и Пушкин раздражен не меньше Белинского: как это Чацкий не разобрался в Софье. Господи, Александр Сергеевич, а ваши-то безответные влюбленности? А жена – красивая и непоэтичная: «Как надоел ты, милый, со своими стихами!»

Чацкого называют предтечей всех лишних и странных людей в русской литературе – от Печорина до Базарова и далее. Возможно, я не права, но мне кажется, что один из лучших «потомков» философа Чацкого в русской культуре – это «Тот самый Мюнхгаузен» – герой, что горячо набрасывается на собеседника в надежде «завербовать» союзника, доказать важное, побеседовать, испытывая здоровую жажду диалога. Помните, агрессивное непонимание: ты что, не мог промолчать с этим своим новым днем?! Разведись, женись,– и делись астрономическими открытиями. И разочарование барона: «ну, если никому не нужен еще один весенний день»…

Грибоедов (и сам не дурак), чувствовал больной «зуб» ума: необходимость реакции, полнокровного общения, а еще – потребность в симпатии, любви…

«Горе от ума» – довольно грустная пьеса о дефектах коммуникации. О том, что большинство – высчитывает по-молчалински, когда и что нужно произнесть, а когда – ни-ни. А единицы рассыпают свои мысли и знания перед всеми и всегда, надеясь на понимание и сотрудничество.

На чей-то взгляд, это бессмысленно.

А на взгляд Грибоедова и тысяч его почитателей – отнюдь нет. Иначе бессмысленным станет все – старенькие слабые родители, неидеальные друзья, больные бездомные кошки, каждодневный труд, обросшая струпьями коррупции и прочими гадостями Родина…

Челябинск, Вера Владимирова

© 2017, РИА «Новый День»