Подлинная революция должна быть насущной необходимостью общества, которому текущее положение дел – порядки, законы и т.п. – мешают развиваться. Общество в предреволюционный период должно быть наполнено новыми идеями, которые невозможно воплотить в существующих условиях, и это вызывает в нём брожение и недовольство. В такой ситуации энергия общества накапливается, как вода перед возникшим затором, и в какой-то момент перенаправляется с полезной деятельности на устранение этого затора. Революция сметает преграды, и вслед за этим происходит ускоренное развитие страны.

В России получилось иначе. Февральская революция разрушила предыдущие порядки, устранила препятствия, но дальше ничего не произошло. В обществе не оказалось энергии, которая бы проявилась как взрыв активной полезной деятельности. КПД революции оказался нулевым. Всего лишь лопнул пузырь.

Последующие события были вызваны не стремлением реализовать какие-то новшества, а только желанием общества остановить продолжающееся ухудшение жизни. То есть, по большому счёту, страна была настроена консервативно. А недовольство революционного характера основывалось на отсутствии прав и свобод, в первую очередь, свободы слова, то есть, беспрепятственного публичного изложения своих мыслей. Именно эти свободы требовалось дать. И временное правительство на этот запрос откликнулось, сразу же опубликовав свою декларацию, в которой это всё провозгласило законным. Можно сказать, революционные цели были достигнуты мгновенно. Однако недовольство в обществе осталось – поскольку консервативные запросы общества были властью проигнорированы (имеются в виду требование стабилизировать ситуацию).

Правительство, конечно, пыталось решать продовольственную проблему, но это было совсем не то, что нужно. Оно занималось своей задачей – как изъять у населения достаточное количество продовольствия, а не общественной – как создать условия, при которых продуктов в стране хватит всем. Ну и, конечно, никому не может понравиться идея, чтобы лично у него изымали имущество. Поэтому план был обречён на неудачу.

А что касается решения других насущных проблем, то тут правительство находилось вообще в тупике: общество хотело прекращения войны и перераспределения земли – а правительство решать такие вопросы не могло, так как не имело полномочий (а лучше сказать, не хотело иметь). Обществу было нужно только чтобы этих проблем не стало и, по сути, было безразлично, кто и как это сделает. И если бы каким-то образом царь умудрился провести реформы, то никакой революции не было бы – его бы ещё на руках носили. То есть, это всё нельзя назвать полноценной революционной ситуацией и революцией: у общества не было потребности двигаться вперёд. Было нежелание двигаться назад: было недовольство ухудшением своего материального положения.

Стимул – это палка, которой колют сзади, подгоняя в нужном направлении. События и неприятности того времени выступили в качестве стимула для российского общества. Но в революцию стимулом не гонят: не внешние обстоятельства, а собственные устремления делают общество революционным. Но требования тогдашнего общества состояло в том, чтобы прекратили колоть сзади. Стоило это сделать – и все бы успокоились.

Большевики, захватив власть, взяли стимул в свои руки. Они не стали решать существующие проблемы – они использовали их для своих целей. Не прекращение войны, а превращение её в гражданскую. То есть, то же самое, только дома. Не преодоление продовольственного кризиса, а контролируемый голод: кто не с нами, тот не ест. А что касается перераспределения земли, то, вопреки распространённому мнению, землю крестьянам не дали. Согласно декрету о земле (26 октября 1917 года), частная собственность на землю была отменена, вся земля стала общенародной собственностью, фактически, государственной, и гражданам предоставлялась только в пользование. То есть те, кто право на землю имел, его потеряли, а кто не имел, не получили. Ну, и тот момент, что в условиях гражданской войны заниматься сельским хозяйством рискованно. «Придут белые – грабят, придут красные – грабят» – нет смысла что-либо делать.

Вообще, с самого начала большевики никакой конструктивной программы для России не имели: они ждали мировую революцию. По мнению Ленина, Троцкого и многих других, она должна была произойти буквально со дня на день. И Ленин тогда высказывался в том духе, что готов пожертвовать 90% населения, чтобы с оставшимися десятью приветствовать мировую революцию. То есть, он уже заранее был согласен с гибелью ста с лишним миллионов человек – какое уж тут народное хозяйство. Все провозглашавшиеся большевиками в то время меры и мероприятия были лишь уловками – сначала, чтобы захватить власть, а потом, чтобы удержать её до начала революции, ну, и некоторые действия были необходимы, чтобы подготовиться к продолжению революционной войны уже в мировом масштабе.

Если отбросить идеологию, то можно увидеть, что с приходом к власти большевиков никакого принципиального изменения основ существующего строя не произошло. Поменялись только слова. Остались: жёстко централизованная власть и стремление к расширению территории путём захвата. Кроме того, осталось прежним отношение к населению как к податному сословию, как к источнику материальных благ при полном безразличии к его нуждам.

И у царя, и у Временного правительства, и у большевиков было одинаковое отношение к экономике как к полю чудес, на котором всё растёт само – только бери. Это прямо-таки первобытный уровень представлений о хозяйствовании: собирательство. Соберём, сколько можем, и потратим на свои нужды. Какой-то Салтыков-Щедрин. А общества с его потребностями в сознании власти просто не было. Единственное выученное слово: «Дайте». А при попытке общества объяснить, что с этим есть проблемы, власть возвращает ему свой простой и инфантильный ответ: «Вы как-нибудь там ужмитесь, потому что нам очень надо. У нас высшие интересы».

Так было до большевиков, так осталось и при большевиках. Мало того, они отменили и то, что было достигнуто в феврале: провозглашение равных прав и свобод для всех. То есть, и с этой стороны деятельность большевиков революцией назвать нельзя: они продолжили старую линию под новыми лозунгами. Страна осталась империей. Очевидное отличие: она стала жёстче. Сначала была монархией, потом объявлена диктатурой пролетариата, а когда построили – вообще оказалась террористическим государством, в основе которого запугивание убийством. «Не будешь подчиняться – убьём» – вот аргумент большевизма, единственный правдивый (остальное – ложь).

Экономическая политика большевиков с самого начала – различные формы изъятия, разумеется, без оплаты, поскольку война. Позже оплатой стали чисто символические суммы и продовольственные пайки (за счёт крестьянского хозяйства), причём, в количестве, едва достаточном, чтобы не умереть с голоду. Остальные средства, как и, вообще, вся деятельность, направлялись на революционную работу, то есть, на подготовку к мировой революции. В эту идею полностью вмещается и коллективизация, и индустриализация страны, смысл которых был не в создании крепкой экономики и налаживании жизни населения, а в строительстве армии, которая притворно объявлялась необходимой для обороны, а на самом деле создавалась для нападения.

В этом тоже видно полное пренебрежение к обществу – а по факту, даже враждебность, поскольку большевистская власть никогда не стеснялась убивать недовольных. Общество, его силы и способности использовались для достижения очередных великих целей, чуждых самому обществу – всё точно так же, как раньше. И, соответственно, деятельность большевиков в действительности невозможно считать революционной – фактически, она не привела к смене основ социального строя, не принесла никакого развития и не была направлена на улучшение жизни. Большевики преследовали только цели захвата, укрепления и расширения своей власти, и при этом значительно ухудшили положение всех остальных.

В экономической плоскости, большевики сначала опустили страну в хаос, затем с этого уровня подняли её до нищеты, и потом, в течение долгого срока, кое-как дотянули до уровня бедности, называя этот незначительный подъём великими достижениями социализма. На самом деле тут нужно говорить не о величии, а разве что о величине трудозатрат – и о том, с каким трудом эти «великие достижения» были созданы. Из чего следует, что всё делалось неправильно. Естественно – ведь если действовать неправильно, то для достижения цели потребуется гораздо больше сил, времени и, вообще, результат обойдётся дороже. Так и было. Другие народы прошли свой путь легче, и это обошлось им дешевле.

Таким образом, получается, что в феврале 1917 года была попытка революции, которая не удалась из-за отсутствия реальной потребности в ней, а в октябре произошла контрреволюция – возврат к прежней форме правления, но в более жёстком виде. Возникло что-то вроде террористической империи.

Челябинск, Сергей Ясинский

© 2017, РИА «Новый День»