90 лет назад, в конце 1929 года, в России, тогда уже трансформировавшейся в СССР, запретили рождественские и новогодние праздники. Газета «Правда» писала в передовой статье 25 декабря 1929 года:

«Непрерывный рабочий год и пятидневная рабочая неделя не оставляют больше места для религиозных праздников… В этом году впервые рождественские дни являются обычными трудовыми рабочими днями…» Под запретом оказалась и новогодняя елка. О крутых поворотах в судьбе российского Нового Года рассказывает историк Екатерина Истрицкая:

И ни церковь, ни кабак –

Ничего не свято!

Нет, ребята, все не так,

Все не так, ребята!

Владимир Высоцкий

Ох, который раз удивляюсь универсальному социальному таланту Владимира Семеновича – про что ни напишет – обязательно попадет «в яблочко» российской ментальности.

Ибо рефрен цитируемого выше стихотворения «все не так» – это, в том числе, и про российский Новый Год.

Мало того, что их у нас два. Так за последние полтора века каких только ингредиентов не добавляли (вплоть до «рвотных») в «рецепт» праздника. И это просто счастье, что население вообще не отказалось (в приступе очередного когнитивного диссонанса) Новый Год отмечать, а все составляющие в национальном желудке ферментировало и сложило в единый новогодний пазл – с четырьмя датами, Дедом Морозом и Христом, церковными песнопениями и постом, салатом « Оливье» и шампанским, елкой и подарками.

Сегодня изучаем с чего все начиналось, или (и это будет точнее), «кто на ком стоял». Особо нервные при чтении могут начать пригублять: с историей нашего Нового Года «без пол-литра», как говорит народная мудрость, не разобраться.

От Владимира до Владимира…

Девять веков в России никакой елки и Деда Мороза со Снегурочкой не было.

С конца X века, то есть после крещения Руси официальным праздником стало Рождество Христово – христианский (признанный государственным) праздник, связанный с памятью о рождении Иисуса Христа.

Позднее РПЦ утвердила датировку празднования, которая, как известно, из-за расхождений григорианского и юлианского календарей, привела к тому, что православные Рождество отмечали на две недели позднее, чем католики и протестанты с лютеранами.

С 1814 года в день Рождества у нас, кроме того, празднуется «избавление Церкви и державы Российской от нашествия Галлов и с ними двунадесяти языков». Ну, понятно, о чем речь – о победе над Наполеоном в Отечественной войне 1812-го года.

В самые первые века празднование Рождества было больше праздником «трудящихся»:

начиная со дня Рождества и вплоть до Масленицы заключали, образно говоря, трудовые и финансовые договоры на год.

Через семь веков праздник стали отмечать веселее. В начале XVIII века из Польши в Россию проник так называемые вертепный, он же – кукольный театр: на Рождество в специальном ящике-вертепе с помощью кукол разыгрывались сценки о рождении Иисуса Христа в пещере, где его укрывали от царя Ирода. Позже тематика рождественского театра расширилась, но сюжеты, конечно, брали исключительно из Евангелий.

Между прочим, эта театральная традиция продержалась вплоть до Октябрьской революции 1917 года. И стала «русской народной».

Аристократы же с начала XIX века ввели в рождественский праздник «заморский» (в нашем случае – немецкий) атрибут – ёлку, украшенную тематическими игрушками (часто – в виде лакомств – конфет, пряников) и огнями (горящими свечами), с Вифлеемской звездой на макушке. Особенно любима ёлка стала при Николае Первом. А одним из самых знаменитых новогодних подарков императора – любимой дочке – стал привязанный к елке …жених.

Николай Павлович, был, конечно, немного грубоват (да и туповат, вероятно). Но! При этом правителе Дед Мороз на новогодний праздник не приходил . Бородатого дарителя с елкой попытались создать в царствование сына Николая Первого – Александра Второго – Освободителя. Тогда уже на германский манер отмечать Новый Год стали не только богачи, но и горожане из сословий попроще. Но все-таки наряжала ель и развешивала красные чулки для подарков публика просвещенная, модная, продвинутая. «На селе» ничего подобного не организовывали.

Первой версией «Деда Мороза» стал «старый Рупрехт», быстро трансформировавшийся в святого Николая или «дедушку Николая». Это уже была прямая аналогия с европейским Санта Клаусом, прообразом коего стал Святой Николай Чудотворец, прославившийся еще при жизни добротой и щедростью. Причем, щедрость его была анонимной, но как – то вот становилось всем понятно, что загадочным благодетелем во всех случаях был именно Николай, епископ Мирликийский.

Этот Николай Чудотворец как рождественский дед так и не стал русским народным любимцем. Поэтому уже при Александре III этого дедушку задвинули в пыльный новогодний угол. «Второе дыхание» у него открылось в 1910 –м году. Прогрессивная директриса одного детсада вместе с другими коллегами решила «рождественского деда» возродить. Но когда старик со страшной белой бородой и палкой – посохом пришел на детский праздник – малышня расплакалась и ни в какую не хотела к нему подходить и брать подарки. Реветь воспитанники перестали, когда начальница детсада сняла с гостя бороду. Но подарки от него дети все равно брали через посредников – нянюшек и воспитательниц…

Единственные заведения, где «дедушка Николай» мгновенно прижился и стал фигурой культовой – это российские бордели (даже провинциальные): там святым Николасом, раскладывающим подарки по красным чулкам «пансионерок», становилась самая корпулентная и низкоголосая из путан. И вот почему: одна из легенд о епископе Мирликийском связана с чудесным спасением трех бедных девушек. Разорившийся папаша не мог дать за дочками приданого, поэтому решил не выдавать их замуж, а, напротив, трошки заработать на кровиночках, продав в публичный дом. Спасая сестер, Николай подкинул в печную трубу их дома три мешочка с золотыми монетами. Кошельки эти угодили прямиком в девичьи чулки, вывешенные возле очага для просушки.

Так девицы лёгкого поведения начали верить, что и их кто-нибудь когда-нибудь избавит от участи блудниц, а прочие люди стали надеяться, что, развешивая чулки – носки возле печи в Рождество, можно получить подарки от Святого Николаса.

Несмотря на то, что «рождественский дед» не был популярен в Российской Империи, в 1915-м году его все равно «репрессировали», по причине германского происхождения. Дело происходило во время Первой Мировой, больше известной, как «война с немцами».

Сразу же, в 1914-м году, как Россия вступила в войну, в стране началась активная антинемецкая кампания. Весной 1915 года Николай II утвердил «Особый комитет для объединения мероприятий по борьбе с германским засильем», ближе к зиме началась ликвидация немецких колоний в Поволжье, на Южной Украине и Кавказе и принудительное переселение колонистов в Сибирь. На этой же волне Санкт-Петербург переименовали в Петроград.

Новый год тогда же угодил в «немецкие агенты». И вот почему: в канун 1915 года немецкие военнопленные в госпитале Саратова устроили праздник с традиционной ёлкой. Некий политик с подвижной психикой тут же вспомнил все привнесенные в российское Рождество немецкие «элементы», пресса подхватила его посыл, назвав Новый год в саратовском лазарете «вопиющим фактом». И пошло – поехало: журналистов поддержали святейший Синод, дошла очередь и до императора Николая II (чью жену – «немку» и так костерили на все лады). Пойдя на поводу у общественного мнения, царь назвал традицию нового года «вражеской» и запретил ей следовать.

Запретил на словах – никакой документ он не подписывал. Но во дворце «для своих» елку и на Новый 1916, и затем на 1917-й не поставил. Может зря, следовал бы традиции, глядишь, все и обошлось. Сначала в 17-м, а затем – конкретно для Романовых – и в 18-м…

Однако продолжим тему.

В учреждениях высочайший запрет учли, а на частном уровне люди постарались, если была возможность, рождественский праздник – хотя бы для детей устроить. А какой праздник без украшенной ёлки и подарков – пусть даже в виде белой булки или неновой книжки о приключениях мушкетеров?!

Запрет на «ёлки» отпал сам собой после двух государственных переворотов. В Германии, как известно, в 1918 году тоже произошла революция, так что для большевиков эта страна, да еще после заключения мира, стала ближайшим другом по коммунистическому интернациональному движению. Да и в среде самих большевиков единого мнения насчет Нового Года не было. Как всегда в их рядах нашлась радикально настроенная фракция, члены которой считали праздник «буржуазным предрассудком», «пережитком досоветского прошлого» и т. д., о чем «Новый День» уже упоминал.

С другой стороны, сам Ленин любил новогодние празднества! И тому масса свидетельств. Кроме того, он же действительно устраивал елки в Сокольниках.

Несмотря на просто смертельную дозу пропаганды, писатель Александр Кононов вполне достоверно рассказал про одно из таких событий в тексте «Ёлка в Сокольниках».

В деревнях же у праздника появлялся «выгодный» социальный подтекст: дети вообще впервые видели новогоднее дерево, поскольку до революции для русских крестьян Новый Год с наряженной игрушками ёлкой был «барской забавой», «иноземным новшеством».

Кстати, именно по пути на первую детскую ёлку 6 января 1919 года на «вождя мирового пролетариата» было совершено нападение. Ленин ехал из Кремля в Сокольники, буквально – к детям, как вдруг машину остановили налетчики – банда Якова Кошелькова.

Они реально выбросили Ильича из машины, приставили револьвер к его виску, пошарили по карманам – забрали деньги, документы, «браунинг». Собственно, у Ленина в карманах было пусто – только пропуск Кремль, остальное «изъяли» у его вооруженных охранников и шофера, которые не сопротивлялись, чтобы не подвергать опасности жизнь вождя. Кошельков не узнал Ленина, о чем потом сокрушался: мол, если бы взял Ленина в заложники, можно было потребовать в обмен на него выпустить на волю всю «Бутырку» и миллион золотом. Ленин, к слову, на другой машине таки доехал к детям на ёлку. Несмотря на стресс, веселился, водил хороводы, угощал маленьких гостей конфетами и каждому подарил по трубе и по барабану – как настоящий советский «рождественский дед».

Ёлки красные…

Однако после смерти Ленина в 1924 году позиция правящей партии к Новому Году начала меняться. Он не был запрещен, но уже не являлся прежним веселым праздником со всем необходимым «реквизитом». Праздничной елке сильно вредило соседство с Рождеством.

Но до запрета Рождества и рекомендации не праздновать отсталый «Новый год» должна была пройти еще одна советская пятилетка.

А пока экологично-религиозный зеленый цвет праздника большевики попытались перекрасить – в красный, разумеется.

Вы помните рязановскую комедию «Карнавальная ночь»?!

Так вот, новый директор клуба (И. Ильинский), которого даже нынешние 80-летние воспринимают как жуткий пережиток, – это действительно пережиток довольно противной в идеологическом плане второй четверти XX века – года, этак, с 1925-го.

Тогда на проведение Нового Года нужно было просить разрешение у властей. Гублиты (они тогда отвечали за досуг) торжество обычно разрешали под ником «Красная ёлка» или «Красное Рождество».

Но! Праздник фактически превращался в предельно регламентированное торжественное заседание, разбавленное докладами на актуальные социально-политические темы и художественной самодеятельностью! Лейтмотивом становился отказ от традиционных религиозных празднеств. У праздника имелось расписание.

Вот «типовое» в 1925 – 1926-м годах:

I отделение – доклад «Нужна ли пролетариату религия?»

II отделение – концертные номера, игры и (!) танцы.

Начиная с 1927 года, Новый Год агрессивно пропагандируют как новый праздник. С помощью очень любимых большевиками фельетонов и длиннейших нуднейших статей, высмеивающих устоявшиеся представления о рождестве и НГ и позиционирующих Новый Год как символ нового летоисчисления – с октября 1917-го года, «когда впервые тов. Ленин стал у кормила пролетарского государства». Аргументацией последнего тезиса, как правило, становилось повествование о бесконечных проблемах капиталистического мира, внешнеполитических угрозах молодой большевистской стране и перспективах победы коммунизма во всем мире.

Что касается фельетонов, то в них Новый Год частенько становился таким смельчаком – большевиком, что выводит на чистую воду или обезвреживает всех врагов советской власти. Зачастую этот дерзкий персонаж беседовал с «госпожой эмиграцией», что на тот момент уже 10 лет ждет «хороших вестей» с родины:

«Старенькая, поседевшая эмиграция, с явными признаками неврастении, нетерпеливо ждала его визита. Он вошел торопливо и без доклада: – Ах, это вы? 1927-й? Ну, наконец-то, вы меня обрадуете новостями! Что там, на родине? – О, там каждый день отмечается колоссальными достижениями. Пущен в ход Волховстрой. Начинаются сооружения на Днепрострое. Берутся всерьез за индустриализацию страну. Госпожа эмиграция забилась в нервной лихорадке и томно попросила – «воды».

В 1928-м году даже печатаются «Материалы к антирелигиозной пропаганде в рождественские дни». Одна из цитат: «Ребят обманывают, что подарки им принес Дед Мороз. Религиозность ребят начинается именно с ёлки. Господствующие эксплуататорские классы пользуются «милой» елочкой и «добрым» Дедом Морозом еще и для того, чтобы сделать из трудящихся послушных и терпеливых слуг капитала».

В общем, неудивительно, что на 12-й год советской власти и ёлки, и породившее их Рождество были запрещены. Интеллигенция, как ни странно, домашним образом праздновала эти симпатичные пережитки. Если взрослые не были партийцами – им это даже сходило с рук, хотя поступок обсуждали в коллективе и расценивали как «несознательный».

Удивительно другое: не прошло и десяти лет, как елки – и никакие ни красные, а самые что ни на есть «старые» зелёные вернули «в советский календарь и праздничный досуг», как писала одна бойкая уральская газета. Более того, ёлке – возвращенке в спутники определили тех самых – привычных для нас добрых, бодрых, веселых, нарядных и щедрых Деда Мороза с внучкой Снегурочкой, которых знать не знало «старорежимное» Рождество!

Продолжение этой увлекательной истории читайте 1 января – начнем новый год с возрожденных праздников.

Челябинск, Екатерина Истрицкая

© 2019, РИА «Новый День»