В сегодняшнем выпуске спецпроекта «Язычник» филолог Эмма Прусс разбирает происхождение самых употребляемых в последние дни терминов.

Какие времена – такие лексемы…

Как это ни парадоксально, но мода на слова, как, впрочем, и всякая другая мода, не проходит даже в критические моменты жизни общества.

Сейчас, например, в тренде – паника, пандемия, вирус, эпидемия…

За исключением пандемии – термина относительно той же эпидемии молодого и коронавируса – «младенца» словообразования, все эти «неприятные» лексемы не нами придуманы и употребляться в своем прямом и переносном значении будут еще не одним поколением нашим потомков. Увы.

За исключением сугубо латинского вируса, все упомянутые слова пришли из греческого (а туда – из праиндоевропейкого).

По поводу паники у лингвистов есть расхождения – откуда его заимствовал русский язык. По Фасмеру, Шульцу (и Баслеру) и ряду других исследователей, слово пришло «через нем. Раnik из франц. panique от лат. panicus, греч. πανικός, от имени лесного бога Пана, греч. Πά̄ν».

По Шанскому – заимствовано «во второй половине XIX в. из английского языка, в котором panic < франц. panique, передающего лат. panicus (terror) < греч. panikos (phobos), суф. производного от собственного имени бога лесов и полей Пана».

Но семантику лексемы все определяют однозначно: ужас, беспричинный страх, иногда даже по ложной тревоге, что на людей (древних, разумеется, – греков, а затем римлян) наводил Пан – божество стихийных сил природы. То есть, паника – «дар» природы.

Эпидемия (греч. επιδημία – повальная болезнь, от ἐπι – на, среди и δῆμος – народ; позднее – лат. epidēmia от греческого аналога) – слово, что точно использовали еще «первомедики» Гиппократ и Гален. Есть мнение, что кто-то из них термин и придумал – для обозначения прогрессирующего во времени и на расширяющейся территории «всенародного» распространения некоего заболевания.

Первоначально под эпидемией подразумевали только экспансию инфекционных заболеваний (чумы, черной оспы, сыпного тифа, холеры, дифтерии, скарлатины, кори, гриппа, туберкулеза, и т.п. ). В XX веке эпидемия применяется в отношении самых разных явлений и увлечений в социуме. Есть эпидемия насилия, эпидемия туризма.

А всепланетное инфицирование стало уделом пандемии.

Это слово образовано сменой приставки у древнегреческой эпидемии. Пандемия – это греч. πανδημία – «весь народ». Так усилили масштаб эпидемии. Другими словами – пандемия – это высшая степень развития эпидемического процесса. Или, по критериям ВОЗ, – распространение нового заболевания в мировых масштабах. И нового вируса, в том числе.

Кстати, в современном значении – «очень мелкий микроорганизм, возбудитель инфекционного заболевания» – вирус в русский язык «внедрили» (где- то на рубеже XIX и XX веков) совершенно замечательные микробиологи, вирусологи и инфекционисты Дмитрий Ивановский и Николай Гамалея. Без их подвижнической деятельности много больше россиян, украинцев и всех прочих народов Российской Империи и СССР «ушло» бы от черной оспы, холеры, тифа…

А до Дмитрия Иосифовича и Николая Федоровича вирус использовался в старинном «французском» значении «болезнетворный яд». Во французский же (и в измененном виде – в итальянский, испанский) слово – в значении отрава – пришло из латыни, где virus – яд или слизь (лингвисты считают его младшим родственником древнеиндийского visam – «яд»).

Вирусами кишит, например, вся французская беллетристика, где речь идет о великих отравителях и отравительницах из клана Медичи. То Екатерина «носила перстень, с вирусом под рубином», то Мария «пропитала вирусом свой подарок – телячьи перчатки» и тому подобные «обыкновенные злодейства»…

Впрочем, написав, что современное значение вируса ведет свою историю от Ивановского и Гамалеи, я сообразила, что поколению рожденному «после СССР», куда больше известна другая, «переносная» ипостась слова – название различных компьютерных программ, вызывающих сбои в работе компьютера.

Что же касается коронавируса и его 2019-го «чумного» собрата, о котором мы все читаем уже целый квартал, то «Язычнику» куда более интересно не «ворсистое» строение этого монстра (с точки зрения нашего несовершенного иммунитета), а его нетривиальная для правил русского языка графика.

Все прочие «сложные» вирусы, типа риновируса, пишутся в русском языке, как и следует (по правилам словообразования) – через соединительную гласную «о». А коронавирус в Русском Орфографическом Словаре 2012 года писался «корона – вирус», а с 2018 – коронавирус. И все потому, что отечественные лингвисты – законодатели языка не решились преобразовать английское заимствование coronavirus, образованное от латинского слова coronaviridae с буквой а в середине.

Дефис же 2012 года возник из-за желания экспертного сообщества «оправдать» наличие в коронавирусе соединительной гласной а, которой нет в русском языке.

И более поздняя кодификация словно бы зафиксировала инаковость, особый статус коронавируса даже в орфографии. А ведь все мы помним: «Как вы яхту назовете, так она и поплывет». Вот урезали бы права этому коронавирусу в соответствии с «нашими» языковыми нормами еще в начале 2010-х, глядишь бы, и корона на его микротельце сейчас не так крепко бы сидела…

А теперь – сами сидим дома, как приклеенные. Ну, ничего. Если уж совсем будет невмоготу от других привычных обязательных или приятных занятий – прикоснитесь к палеолингвистике: у этой науки хватит шарад не на одну неделю карантина и самоизоляции.

Москва, Эмма Прусс

© 2020, РИА «Новый День»