«Контора пишет...» Спецпроект РИА Новый День «Язычник»
«Язычник» продолжает разговор об аллюзии – тема неисчерпаемая и очень интересная. На прошлой неделе постоянный консультант РИА «Новый День» – филолог Эмма Прусс разобрала несколько литературных намеков солнечного классика. Сегодня речь пойдет о более поздней литературе:
«Высший пилотаж ироничной аллюзии демонстрируют в своих «Двенадцати стульях» Ильф и Петров.
Один из примеров – выступление Остапа Ибрагимовича в «Шахматном клубе четырех коней»: «Что такое, товарищи, дебют и что такое, товарищи, идея…»
Это «ссылка» на рассказ В. П. Катаева (как известно, брата Петрова и тоже весьма известного в России, особенно в 20-е годы прошлого века, писателя-сатирика) «Лекция Ниагарова» из сборника 1926-го года, изданного в серии «Юмористическая иллюстрированная библиотека журнала «Смехач».
Герой Катаева читает в московском Политехническом музее платную лекцию о «междупланетном сообщении» – и это название, как вы можете заметить, перекликается с названием соответствующей главы «Двенадцать стульев» – «Междупланетный шахматный конгресс». Как и Бендер, Ниагаров по заявленной теме сказать ничего не в состоянии, однако деньги уже собраны (кассиром – соучастником), и «лектор» несет полную околесицу, копируя манеру маститых ученых: «В сущности, господа, что такое междупланетное сообщение? Как показывает самое название, междупланетное сообщение есть, я бы сказал, воздушное сообщение между различными планетами и звездами. То есть безвоздушное. В чем же, господа, разница между воздушным сообщением и безвоздушным? Воздушное сообщение – это такое сообщение, когда сообщаются непосредственно через воздух. Безвоздушное сообщение это такое сообщение, когда сообщаются без всякого воздуха».
Пытаясь выдержать хотя бы временной формат, горе-спикер рассказывает анекдоты, вступает в перепалку с оппонентами, и в финале убегает от возмущенной публики, требуя, чтобы сообщники выключили в зале свет и погрузили «кассу на извозчика». А назавтра неунывающий, хоть и потрепанный в потасовке Ниагаров заявляет, что вновь готов читать лекции на любую тему, лишь бы «кассир был свой парень и извозчик не подвел».
В романе «Двенадцать стульев», как помните, тоже без рукоприкладства не обходится, а в роли кассира (и извозчика) выступает Воробьянинов.
Сейчас, всю эту «аллюзорную» кухню знают только узкие литературоведы, но на момент выхода романа, читатели без труда понимали проведенные Ильфом и Петровым параллели и намек на произведение другого автора, и со вкусом сравнивали планки героев и проблемы.
Ровно так же нынешний российский читатель прекрасно понял аллюзию отечественного автора – современника (и на соответствующее высказывание политического деятеля Д. А. Медведева, и на авантюру Бендера – Воробьянинова), у которого глава правительства фантастического инопланетного государства, отправляя на очередную «междупланетную миссию» своих бойцов (не получивших гонорар за прежние подвиги), с оптимизмом напутствует команду: «Денег нет, но вы держитесь».
Еще одной аллюзией из «Двенадцати стульев», в главе про спектакль «прогрессивнейшего» театра Колумба, являются строки:
«…За соседним столиком сидела Агафья Тихоновна – молоденькая девушка с ногами твердыми и блестящими, как кегли. Вокруг нее хлопотало звуковое оформление – Галкин, Палкин, Малкин, Чалкин и Залкинд.
– Вы вчера мне не в ногу подавали, – жаловалась Агафья Тихоновна, – я так свалиться могу.
Звуковое оформление загалдело.
– Что ж делать! Две кружки лопнули!
– Разве теперь достанешь заграничную кружку Эсмарха? – кричал Галкин.
– Зайдите в Госмедторг. Не то что кружки Эсмарха – термометра купить нельзя! – поддержал Палкин.
– А вы разве и на термометрах играете? – ужаснулась девушка.
– На термометрах мы не играем, – заметил Залкинд, – но из-за этих проклятых кружек прямо-таки заболеваешь – приходится мерить температуру».
Это шутка по поводу опубликованной в июльском номере журнала «30 дней» за 1927 год «прикольной» афиши одесского Дома врача, где сообщалось, что «ансамбль врачей-исполнителей» будет играть фокстроты на кружках Эсмарха, стетоскопах, а также скальпелях, пинцетах и т. п.
Фраза «А мне не понравилось, – сказал Остап, – в особенности то, что мебель у них каких-то мастерских Вогопаса» – тоже литературная аллюзия, напоминающая о
рассказе Аркадия Аверченко «Городовой Сапогов». Заглавный персонаж этой миниатюры, заказавший визитки, читая на литографском камне свою «зеркально» написанную фамилию «вогопас», возмущается, углядев в подобной «орфографии» злую насмешку.
Есть в «Двенадцати стульях» и аллюзия на финал чеховского «Вишневого сада»: «Человека забыли…»
И даже на некрасовскую «Песнь о свободном слове»: «Хорошо поёт, собака / Убедительно поёт!» Бендер похожим образом – «Хорошо излагает, собака» – характеризует фразу театрального монтёра Мечникова: «Согласие – есть непротивление сторон».
А знаменитое: «Контора пишет...» – аллюзия на рефрен популярных эстрадных
куплетов: «Дела идут, контора пишет», автор коих не
установлен.
Понятное дело, что тонкость и прозрачность ироничных намеков – особый дар рассказчика, высоко ценимый читателями или слушателями. Подобные аллюзии зачастую лучше любых сентенций передают мысли и ценности автора, дополнительно оживляя и «раскрашивая» текст или речь.
Собственно, так аллюзии становятся афоризмами – когда творчество автора становится классикой – разговорного или литературного жанра.
Создать удачную аллюзию отнюдь непросто. Поскольку ее успех зависит не только от мастерства и просвещенности автора или рассказчика, но и от искушенности читателей – слушателей. С одной стороны, литераторы желали бы широкую аудиторию, но тогда в зону цитирования и намеков попадают затасканные исторические факты и заштампованные «афоризмы великих». А отсылки к менее известным источникам превращают даже посредственный текст в нарратив для избранных – ибо остальные банально «не в теме». В этом случае жаждущие признания писатели или рассказчики пытаются перефразировать «заношенные» известные образы, факты или цитаты или использовать их идеи в другом качестве.
Часто подобные фигуры возникают спонтанно – и все же, как следствие и приличных знаний, и развитого ассоциативного мышления.
Так, потрясающей была реакция Михаила Жванецкого на проходку сквозь металлодетектор в театре «Et cetera» Владимира Путина. Все проходили и звенели: часами, деньгами, пряжками на башмаках, бижутерий и прочим. А Путин прошел – ни звука. И тут – в наступившей полной тишине – прошелестел доброжелательный вопрос сатирика: «Владимир Владимирович, а как же стальные нервы и железная воля?!» Так аллюзия (на строки Маяковского о «железном Феликсе» и цитату самого Дзержинского) разрядила неловкость, возникшую из-за демонстрации очередных привилегий.
И закончу я, пожалуй, тоже образцом аллюзии Жванецкого на ходульное правило дорожного движения: «Пешеход, переходи улицу на правильный сигнал светофора!» – «Главное – не перейти улицу на тот свет…»
Так, друзья мои, аллюзии становятся заповедями…»
Москва, Эмма Прусс
© 2020, РИА «Новый День»