Всякий раз, когда возникает разговор (как правило, очень эмоциональный) о государственно-национальном «первородстве» тех или иных переживающих кризис идентичности территорий, лингвисты, образно говоря, скромно курят в сторонке. А зря. Ибо в распоряжении сообщества экспертов по исторической грамматике имеется весьма точный метод идентификации национального «возраста».

Этимологический анализ географических названий точно не хуже применяемого историками с середины прошлого века радиоуглеродного датирования (метод, предложенный американским ядерщиком Уиллардом Либби в 1946-м и удостоенный в 1960-м Нобелевской премии по химии), когда возраст органических останков определяется измерением содержания в материале радиоактивного изотопа 14 C по отношению к стабильным изотопам углерода.

РИА «Новый День» с помощью филолога Эммы Прусс и историка Екатерины Истрицкой в рамках спецпроекта «Язычник» предлагает несколько «датирований» на «злобу дня».

Луганск

Современное имя города. Но его первое название – Луганское. Дано в 1882 году, когда поселок Луганский Завод (именовался так с 1797-го – через два года после закладки по приказу Екатерины Второй первого на юге России чугунолитейного завода на этой сугубо пейзанской земле) объединили с селом Каменный Брод в единый город. Тогда это был реальный, и не только имперский, а славяно-альбионский интернационал.

Судите сами: население Луганского – это и потомки запорожских казаков (они же местные пейзане, выучившиеся ремеслу и ставшие горожанами), и литейщиков из Липецка, и высоко квалифицированных металлургов из Петрозаводска, и плотников-каменщиков из Ярославской губернии. И – очередное поколение администраторов и техников из Британии.

А первых английских правленцев и инженеров, заманив интересной и перспективной работой, в южное захолустье Российской империи пригласил коллега – шотландский инженер Карл Гаскойн, которому русская царица немецкого происхождения в 1790-м поручила изучить залежи руды и каменного угля в районе, как обозначали тогда, Славяносербии (город Луганское, кстати, до революции входил в Славяносербский уезд Екатеринославской губернии).

Гаскойн со своей командой трудился почти пять лет, после чего заверил министров Двора, что разведанные запасы «обещают богатейшее количество сих минералов в наилучшем качестве».

Но вернемся к нашему этимологическому профилю. Название Луганское (как и ранее Луганский) дали по реке Лугань. По одной версии, сей гидроним происходит от слова луг (для тех, кто никогда не был в городе: река имеет широкую луговую пойму). Если же копнуть «глыбже», узнаем, что луг изначально был лаг, а Лугань носила тюрское имя Лаган (потому как территорию контролировали – и долго – разнообразные кочевые народы).

Что же касается названия Луганское – это реверанс империи (в лице госменеджеров царя Александра Третьего Миротворца) общей национальной специфике территории юга России.

Дело в том, что в Российской империи украинский язык официального статуса не имел, существовал усилиями национальной интеллигенции как письменный и в качестве повсеместной разговорной речи. Тем не менее, на русском, т.е. государственном уровне утвердили именно такое «имя» города – в соответствии с украинским словообразованием наименований, которое позднее (после Октябрьской революции и Гражданской войны) было зафиксировано (со смягченным окончанием) и в первом всеукраинском правописании – в параграфе географических названий.

А собственно Луганском город стал в 1933, когда советская власть в русле политики русификации (сменившей послереволюционную большевистскую кампанию коренизации – так именовали политкультурный аспект национального вопроса), приняла новое правописание с целью приблизить украинскую грамматику к русской. Но название Луганское еще долго ходило «в народе», фиксировалось в мемуарах и отдельных, весьма авторитетных изданиях, типа, «Энциклопедия украиноведения». Более того, Луганское до сих пор в ходу у отдельных потомков старожилов.

Луганском город был всего два года, когда местные совдеятели – бывшие сподвижники Климента Ворошилова (и родившегося под Луганским, и руководившего им в первое десятилетие советской власти), ставшего к тому времени наркомом обороны страны, решили обеспечить себе серьезное лобби на федеральном уровне и переименовали колыбель революционно- военно-государственной карьеры знаменитого усача в Ворошиловград.

Но в марте 1958-го городу вернули название Луганск. И причины этого столь занимательны, что не можем не отвлечься и на эту подробность. В сентябре (помесячная хронология важна в этой истории) 1957-го года Председатель Президиума Верховного Совета СССР подписывает указ, запрещающий впредь присваивать городам, селам, институтам, заводам, пароходам, стадионам, школам и т.д. имена живых людей. Поводом, в большой степени, стал конфликт партийцев с маршалом Георгием Жуковым, весьма популярным в стране деятелем. Инициативы о присвоении его имени городам и прочим учреждениям были регулярны и многочисленны. В октябре 1957-го Маршала Победы сняли с должности министра обороны, а в одном из ноябрьских номеров главной газеты страны «Правда» появилась статья за подписью его недавнего зама и тоже маршала Ивана Конева, транслировавшего согражданам, что Жуков «как человек необычайно тщеславный и не обладающий партийной скромностью, использовал свое положение министра обороны и насаждал в Вооруженных Силах культ своей личности».

Другой персоной, с которой начала очередную партийную борьбу группа соратников Председателя Верховного Совета, был Никита Хрущев – и хотя к тому моменту его имя носил только нынешний Олимпийский стадион в Киеве (Донецкий политех переименовали еще в 1953-м), однако, как полагали оппоненты тогдашнего Первого секретаря ЦК КПСС, овчинка стоила выделки.

По иронии судьбы тем Председателем ВС был Ворошилов, полагавший, что подписанный им документ обратной силы не имеет, и Ворошиловград не станет Луганском. Но примерно через полгода после подписания указа – в марте 1958-го город его молодости был переименован в свою вторую –русифицированную версию. Так уже Хрущёв «отомстил» соратнику за его участие в антипартийной группе (официально этих заговорщиков именовали «антипартийная группа Маленкова, Кагановича, Молотова и примкнувшего к ним Шепилова»), пытавшейся «свергнуть» Никиту Сергеевича в июне 1957 года.

Вновь – на целые 20 лет Луганск стал Ворошиловградом в 1970 – через год после смерти Климента Ефремовича и при другом лидере страны – Леониде Брежневе. В 1991 году, после распада СССР и создания суверенной Украины, город в пятый раз (если отсчитывать с 1882-го года) переименовали – в Луганск.

Донецк (укр. Донецьк)

Город с четырьмя, даже пятью именами. 55 лет с момента возникновения (в1869) город (сначала поселок, естественно) назывался Юзовка в честь своего основателя – предпринимателя Джона Юза (вообще-то, Хьюза, англ. John Hughes). В 1923-м году он чуть меньше квартала был Троцком, в 1924-м получил название Сталин, в 1929- м стал Сталино, а с 1961-го именуется Донецком. При этом железнодорожная станция городка и официально, а потом десятилетиями – в местной разговорной речи называлась Юзово.

С такой интерпретацией не все согласны, потому что всегда есть вопрос – если город появился не в чистом поле, то кто здесь жил до того судьбоносного для всего региона момента, когда валлийский 55-летний инженер Джон Хьюз со своей командой приступил к строительству завода, а чуть позднее и поселка на речке Кальмиус?! Ну, то есть до истории, затеянной императором Александром Вторым, а точнее, его братом Константином Николаевичем, заманившим британских капиталистов (а те – соплеменников-специалистов) в донецкие степи.

На самом деле, персонажей – частенько мифических, типа, запорожцев или их удачливых потомков, получивших за свою «московскую службу» местные земли, позже заселенные крестьянами, упоминается немало. Как и «служивых», типа дворянина Евдокима Шидловского (некоторые именно его полагают первым устроителем этих земель), чьи предки были выходцами из Великого Литовского Княжества. Но его и к полякам, и к украинцам, и к русским причисляют, точно известен лишь факт: земли, где почти через век возникла Юзовка, он получил от российской короны – в 1779 – за участие в русско-турецкой войне.

Такой разнобой связан с национальной политикой сменяющих друг друга формаций, частично оптику туманят документальные неточности истории, как выразился бы Николай Карамзин, государства российского. Что правда, то правда – с документами у нас обращаются во все эпохи вольно, чтобы не сказать, разгильдяйски. И ведь нельзя же игнорировать нюансы идеологии. А также почти философский вопрос: где начало истории? От какого момента отсчитывать? От половцев, называвших нынешний Донбасс Дешт-и-Кыпчак (это древнее название на русском стало «Половецкой степью»)?!

На практике – от того, о коем хоть что-то известно, даже если малопонятно или неочевидно. Если отсчитывать назад от Шидловского, то можно, касательно общей картины развития будущего Донбасса, изучать процессы века с шестнадцатого, когда, условно говоря, Москва свои «крепостцы пограничной стражи», по большей части, антитюркские, двигала на юг. И при позднем Иване Грозном, и при Борисе Годунове (и его предшественнике Федоре Иоанновиче) заселялся север региона, который уже больше века именуется Донецкой областью.

Важной вехой стала крепость Цареборисов на реке Оскол (место называли Изюмский шлях, и название это – смесь турецко-польско-украинского тоже о многом говорит) – опорная в линии шести застав в Половецкой степи, выстроенная в предпоследний год XVI века. И более южная и раньше поставленная «Бахмутская сторожа» (впоследствии город Артёмовск).

В XVII веке экспансия москвичей на юг и восток степи усилилась. Появились крепости – слободы, первой из которых стал город Харьков. После Хмельницкого – в противоречивый и дробный период Руины в этих слободах охотно принимали на службу так называемых черкасов – беженцев с правого берега Днепра ( их было много, бежали иногда волостями) – малороссов, по большей части казаков, первопоселенцев территории, обозначенной как Слободская Украина (окраина).

В XVIII столетии земли Новороссии (его частью был и известный нам Донбасс) осваивались еще активнее – крестьян и казенных, и крепостных переселяли массово – среди них были и украинцы, и русские. К 30-м годам XIX века процесс стал массовым: от Дуная и Днестра до Кубани и Волги – селились не только малороссы и великороссы, но и вольные греки (крымские, в основном), немцы-меннониты, сербы и хорваты. И еще с дюжину народов.

Короче, основатель Юзовки – завода и поселения пришел не на пустое место, во всех смыслах. Но не слишком привлекательное. Разумеется, иностранцев, решивших построить на этом месте завод – как основу нового акционерного общества, интересовал местный уголь – качественный, легкий в добыче – местами (и большими) он выходил на поверхность. Селяне его активно использовали не одно десятилетие. Правда, дешевое топливо не делало их жизнь легче на тот момент (реально) в степной пустыне.

Приехавший по приглашению Хьюза коллега – британец, инженер Джеймс Уинтербридж писал домашним: «На сотни миль кругом сожженная дочерна степь. Жизнь прекращена и невозможна. Надо отдать должное немецким колонистам, сумевшим выжить в этом аду; выжить и совершить чудо, на которое способен только европеец, – вырастить оазис посреди пустыни – спасительный и плодородный.

Но место, в которое привез нас мистер Юз, кажется мне и вовсе безнадежным. Здешние лэндлорды и джентльмены рангом пониже, пожалованные землями за службу царю, сумели завезти сюда крестьян, коими он владели еще недавно, словно рабами… и бросили их на произвол судьбы.

Что делает здешний фермер? – О, он сполна пользуется обретенной свободой! Правда, он ничего не смыслит в агрономической науке и поступает так. Арендует клочок каменистой земли, рассыпает по участку зерно, просит у общины стало овец и прогоняет их по участку, дабы зерно оказалось вдавленным в почву, о которую можно сломать плуг даже из стали мистера Витворта…

И… собирает осенью скромный урожай». Дикость, конечно, азиатчина, но все же можно говорить о ростках предприимчивости».

К слову, о предприимчивости. Именно неприемлемые для сельхозработ условия понудили и местных жителей, и имперских администраторов рассматривать каменный уголь как вариант коммерции и производства.

Первые еще при Николае Первом – во второе десятилетие его царствования – соорудили примитивные до слез прообразы шахт, позднее известные как «дудки».

Из вторых в индустриальную историю региона (и будущей Юзовки – Сталино – Донецка) вошёл генерал-губернатор Новороссии, участник событий 1812-го года Михаил Воронцов. Если очень коротко – этот чиновник был фанатом и лоббистом пароходостроения. А пароходам нужен был бесперебойный топливный источник – уголь. И вот тут начинается увертюра к последующему проекту валлийского металлурга и негоцианта Хьюза.

Воронцов выкупил рудник у местного владельца – потомка уже упоминавшегося дворянина Шидловского, модернизовал его и сделал весьма прибыльным бизнесом.

Следующий этап развития каменноугольной и металлургической промышленности территории связан с именем русского инженера и учёного Мевиуса – «Аполлона отечественного горного дела», как неуклюже, зато от души обозначил масштаб личности своего профессора один из учеников, попытавшись в этом образе совместить нетривиальное имя учителя и его «божественное» значение для российской металлургии.

Аполлон Федорович Мевиус, окончив институт корпуса горных инженеров, с 1842-го года и до самой своей смерти, находясь почти 30 лет на госслужбе, а следующие тридцать лет посвятив преподавательской и научной деятельности, заложил теоретическую основу развития российской металлургии и сопутствующих сфер производства, на практике проводил модернизацию старых и занимался строительством новых стальных и чугунолитейных мощностей.

Мевиус создал первые отечественные учебники по металлургии и литейному производству, перевел на русский первое французское пособие по различным вопросам металлургии, написал по своему профилю около сотни научных статей, издал технический французско-русский словарь. Сформировал кафедру металлургии в Харьковском технологическом институте (стал там первым профессором и долгое время преподавал кучу курсов). Управлял уральскими заводами, в том числе, одним из старейших в России – Златоустовским. Стажировался на предприятиях Западной Европы, по возвращении в Россию руководил Луганским заводом (а в детстве несколько лет жил в этом городе – когда предприятием руководил его отец), а затем и всем Луганским горным округом. Позднее, уже в столице империи, занимался стратегией развития отрасли.

Своё видение касательно перспектив металлургии и каменноугольного производства на юге России и связанного с ними «проекта устройства железных дорог», Мевиус изложил в работе 1867-го года «Будущность горнозаводского промысла на Юге России».

К этому моменту он уже обосновал целесообразность постройки железоделательного завода на правом берегу реки Кальмиус недалеко от слободы Александровка (именно там был устроен Александровский рудник Шидловских – Воронцова). Для этого здесь имелось всё: в землях верховьях Кальмиуса – уголь, неподалеку, в районе Каракуба, – железная руда, близ села Еленовка – известняк, и речка рядышком, то есть вода. Всё, кроме… денег и нужного количества опытных металлургов – строителей, управленцев, рабочих, техников, инженеров.

Тем не менее, концессию «на постройку завода по изготовлению железных рельсов из местных материалов» сначала отдали не предлагавшим свои услуги профи, а князю Кочубею (потомку того самого Кочубея, который, согласно версии Пушкина, отправил «донос на гетмана-злодея царю Петру) – в 1866-м году. Через три года, осознав, что «коротка кольчужка», вельможа уступает свои права Джону Хьюзу, на тот момент, руководителю незначительного производства «под Лондоном». Хьюз был не первым и далеко не последним иностранцем, оценившим все возможности получения приличной прибыли на этой территории, и понимавшим, что царское правительство потерпело неудачу в организации казенного современного металлургического производства в Екатеринославской губернии и поэтому дает зеленый свет частному, в том числе, и зарубежному капиталу.

Летом 1869-го, года, с которого и началась история известного нынешним поколениям Донецка, в непосредственной близости от уже существовавших хуторов и слободок Александровка, Алексеевка, Григорьевка, Семеновка и пр., началось – со строительства кузницы – возведение нового завода. Частично купив, частично арендовав нужное количество земли и заключив с кабмином империи договор «об образовании Новороссийского общества каменноугольного, железного и рельсового производства и общества железнодорожной ветки от Харьковско-Азовской линии», Хьюз, управляющий этой концессии, привёз на юг России из Южного Уэльса сотню «своих» сотрудников и восемь кораблей с оборудованием и инструментами. И за восемь месяцев построил первую домну, получил в 1872-м первый чугун, параллельно начав расширение шахтостроения на Александровском руднике и строительство заводского поселка, который, слившись с территорией домовых хозяйств Александровки, стал прообразом будущего города и обрёл новое название – Юзовка, ибо Хьюзовка, ну, никак не ложилась на местный диалект.

Первый чугун повезли по уже отстроенной и введенной в эксплуатацию линии Константиновка – Ясиноватая – Юзовка – Еленовка, позднее продлённой до Мариуполя. Железка соединила завод и рудники с уже существовавшей в регионе территорией – и пошло, поехало: расширяется металлургическая составляющая, растут объемы добычи топлива, появляются новые рудники, строятся чугунолитейный и машиностроительные заводы, растет посёлок – к началу века в нем уже не первоначальные 200 человек, а 30 тысяч жителей.

В огромной Юзовке «много чего есть» – от индустриальных зданий, жилых домов, депо до больницы, школы, телеграфа, пабов(!) и традиционных местных трактиров, базаров и балаганов, и даже Английского клуба! И хотя завод Хьюза был самым большим на территории этой части империи, городом поселок стал уже после падения Романовых – в мае 1917-го года. Тогда в Юзовке проживали 70 тысяч жителей – русские, украинцы, поляки, евреи, белорусы, англичане, татары, армяне, казаки, греки, немцы, цыгане. Город носил редуцированное имя отца-основателя и в первые годы советской власти.

В 1923-м году он на несколько месяцев стал Троцком – в честь Льва Троцкого, одного из создателей Красной Армии.

А в апреле 1924-го года, дабы увековечить имя умершего вождя мирового пролетариата В. И. Ульянова-Ленина, Юзовку решением Всеукраинского ЦИК переименовали в… Сталин. История занятнейшая, но по нынешним временам, а не по меркам 1924-го.

Местные власти после смерти Ильича вышли с инициативой переименовать колыбель украинского пролетариата (кто не читал про шахтеров, железнодорожников и литейщиков Юзовки в соответствующей литературе про становление социал-демократического и коммунистического рабочего движения в царской России?!) в честь Ленина. Инициативу отвергли – масштабом городок не вышел, да и Петроград уже стал Ленинградом.

И тогда юзовская общественность стала кумекать: а какое название, подходящее местному профилю, могло бы увековечить, если не имя, то дело Ленина? Предложений было много: Ленчуг (ленинский чугун), Шажели (шахтеры – железнодорожники -литейщики), Угчуг (уголь – чугун), Стальной Шахтинск и пр. И вот на слове «стальной» решили сосредоточиться. Сталелитейная промышленность имеет непосредственное отношение к специализации городка. А Ильич, дескать, «сравнивал революцию со стальным локомотивом, в котором сам был за машиниста». И не стоит забывать, что сталь в то время была одним из символов идейной убежденности, ярчайшим примером которой (на тот момент) был Ленин.

Это через три года начался другой культ – когда в 1927-м Царицын переименовали в Сталинград…

Однако до того, как в рамках кампании по десталинизации СССР, в 1961-м город переименовали в Донецк, он еще раз поменял название – стал Сталино, этакий Сталин с украинским акцентом. Случилось это через пять лет после того как город Юзовка стал называться Сталин.

Вообще сначала, Сталино закрепилось в устной речи. И не за городом, а за станцией, что ранее произошло и с Юзово.

А официальные власти утвердили разговорное наименование как основное в рамках проводимой тогда политики коренизации. Да, да, история похожа на Луганскую. Поэтому расскажем чуть-чуть об этой самой коренизации и сменившей её противоположности – русификации. И тут-то как раз на первый план выходит фигура Иосифа Виссарионовича. Его очень интересовала теория и практика решения национального вопроса в интернациональном социуме.

Коренизация – кампания советской власти – и политическая, и культурно- просветительская в национальном вопросе периода раннего СССР, когда Кремлю нужно было выстроить отношения с коренными народами республик в духе «мир, дружба, жвачка». В рамках этой кампании много чего инициировалось и осуществлялось – создание национальных школ и техникумов, театров, внедрение национального языка как второго языка бюрократии (а бюрократию тоже формировали из национальных кадров, продвигая представителей местных народов на руководящие советские и партийные должности), издание на местных языках СМИ и поощрение создания художественных произведений на национальных языках.

В общем, большевикам, оказавшимся в изоляции ввиду козней «проклятого Запада», нужно было укрепить власть на местах, частично поделившись полномочиями с местными нацменьшинствами. Это была трудная задача – было мало образованных управленцев из числе коренных народов той или иной республики. Даже на Украине кадров катастрофически не хватало – украинская интеллигенция (и без того малочисленная) эмигрировала, будучи в абсолютном невосторге от большевиков. В 1922-м году в составе КП(б)У собственно украинцев было меньше четверти. Поэтому для украинизации республики после всех битв Гражданской, советские лидеры рискнули пригласить националистов (галичан) во главе с апологетом тогдашнего национализма Грушевским.

Развивал принятую большевиками еще в ноябре 1917-го Декларацию прав народов России Иосиф Сталин. Еще до создания СССР, в 1920-м, в статье «Политика советской власти по национальному вопросу в России» предлагал «поставить школу, суд, администрацию, органы власти на родном языке». Он отлично знал, что даже на окраинах страны городское население – русскоязычное, но сельская местность и пригороды состояли из национальных меньшинств. Поскольку большевики сразу имели в виду курс на индустриализацию, тот же Сталин полагал, что со временем русскоязычные города будут «коренизированы».

Из его речи на X съезде РКП (б) (1921 год): «Нельзя идти против истории. Ясно, что если в городах Украины до сих пор ещё преобладают русские элементы, то с течением времени эти города будут неизбежно украинизированы. Лет 40 тому назад Рига представляла собой немецкий город. Но так как города растут за счёт деревень, а деревня является хранительницей национальности, то теперь Рига – чисто латышский город. Лет 50 назад все города Венгрии имели немецкий характер, теперь они мадьяризированы. То же самое будет с Белоруссией, в городах которой все еще преобладают небелоруссы».

Но вся эта, с позволения сказать толерантность, продлилась недолго: к 1933-му году коренизацию свернули. Нужно думать, сепаратизм был искоренен, и его место заняла иная копцепция – максимально приблизить национальные языки к русскому. Кириллицу стали применять даже к алфавитам абсолютно «неславянских» грамматик. В общем, нагородили – мамадарагая. Но об этом как-нибудь в другой раз.

Как ни странно, Сталино новая кампанейщина не коснулась. Он попал, как уже упоминалось, лишь через три десятка лет под другую политическую лошадь: когда страну десталинизировали. К слову, в трагический период фашистской оккупации, немецкая администрация на два года «вернула» городу старое название – Юзовка.

9 ноября 1961-го года Сталино перелицевали в Донецк. К притоку Дона – реке Северский Донец – это решение прямого отношения не имеет: как уже было сказано, город стоит на реке Кальмиус, Донец протекает севернее. Однако номинативную роль название реки в новом имени города тоже сыграло. Северский Донец обеспечивает водой бОльшую часть Донбасса, по названию этой реки и получил наименование регион. А Донбасс, в свою очередь, вызвал к жизни образованную в 1920-м Донецкую губернию, ставшую при очередной административной реформе в 1932-м году Донецкой областью с центром в Артёмовске.

Ну, а в 1961-м году логика административного деления и доминанты была зафиксирована в новой советской ментальности при государственном лидере Хрущеве: буквально за год до знакового Карибского кризиса бывшая Юзовка перестала быть символом Ленина – Сталина, продолжая оставаться частью Донбасса и став главным городом Донецкой области.

Москва, Эмма Прусс, Екатерина Истрицкая

© 2022, РИА «Новый День»