Вчера в Екатеринбург прибыл автор и ведущий программ «Военная тайна», «Территория заблуждений» и «Великие тайны Армагеддона», заместитель генерального директора телеканала Рен-ТВ Игорь Прокопенко. Корреспондент «Нового Региона» встретился с ним, чтобы обсудить самые громкие информационные поводы 2014 года – украинскую повестку, вирус Эбола, вопросы пропаганды на российском ТВ и, конечно же, «зеленых человечков».

Новый Регион: Год очень насыщен громкими информповодами. Какой стал самым ярким?

Игорь Прокопенко: Больше всего меня поразили новости о вирусе Эбола. Потому что в 1995 году я был первым журналистом, наверное, в мире, кто держал в руках вакцину от него. Это было в Сергиевом Посаде, вирусологическом центре Министерства обороны РФ (Вирусологический центр НИИ микробиологии Минобороны РФ, – прим. НР). Именно там работали с вирусом лихорадки Эбола – кстати, в другой руке я держал пробирку с самим вирусом. И когда это открытие было сделано, я пришел к начальнику генштаба, Колесникову (Михаил Колесников, начальник генштаба МО РФ с 1992 по 1997 годы, – прим. НР) и сказал, что об этом нужно рассказать. Он мне: «Невозможно, это засекреченная работа, этого нельзя делать». А я говорю: «Завтра об этом все равно узнает CNN, даже если не узнает, все равно через месяц это утечет в Америку, в ЦРУ». Он подумал, пошел к министру обороны, принес бумагу – и мне позволили туда съездить, а после этого я сделал маленький сюжет для программы «Время», и это стало мировой сенсацией. На следующий день мне позвонил начальник центра, разработчик, и сказал: «Ты не представляешь, что ты сделал. Впервые в истории нашего центра нам дали государственную премию». С тех пор прошло 19 лет – и вдруг выяснилось, что эта вакцина, которую тогда, кстати, передали в ВОЗ, канула в Лету. Из этого можно сделать вывод, что мировому сообществу было совершенно не интересно получить лекарство из рук российских ученых. Поэтому они сейчас разрабатывают свою.

Н.Р.: Вот, кстати, о противостоянии Запада и России. Сейчас многие отечественные СМИ, увы, занялись вместо журналистики пропагандой…

И.П.: А что, по-вашему, пропаганда?

Н.Р.: Показывать только одну сторону конфликта.

И.П.: Российской пропаганде вообще ничего не надо делать. Достаточно просто показывать то, что несут первые лица Украины. Когда первое лицо государства говорит, что там больше не будет русского языка, а будет украинский и английский – в стране, где 80% говорит на русском языке; когда министр обороны Украины говорит о том, что на Юго-Востоке должны устроить концентрационные лагеря по выявлению патриотов; когда в Киеве устраивают многотысячные скачки под лозунгом «Кто не скачет, тот москаль», это что – сотрудники ГРУ им нашептывают на ухо? Какая тут вторая сторона?

Н.Р.: А как же «зеленые человечки», вежливые люди в Крыму – мы ведь не можем отрицать, что все это было…

И.П.: Не забывайте, что Крым – это база Черноморского флота. И «зеленые человечки» – кстати, очень оскорбительное словосочетание, неправильное – это, кончено, была спецоперация по охране интересов России. Кстати, в этом нет ничего зазорного. Что делают американцы в Ираке? Что делают американцы в Ливии? Что они делают в Сирии, в Грузии? Что они делают на Украине?

Н.Р.: Погодите, но мы ведь не будем равняться на «плохих» американцев?

И.П.: Почему же? Весь мир говорит о том, что Америка поступает правильно. Весь Евросоюз.

Н.Р.: Как считаете, почему украинский вопрос так волнует российского зрителя и читателя?

И.П.: Потому что это часть нашего народа, что бы кто ни говорил по поводу «древних укров». И потом, всем хочется разобраться, что же там происходит. Украина хочет в Европу, это правда. А роль России действительно вроде бы неблаговидная – вроде как мы не пускаем, но у государства под названием Украина, к сожалению, отсутствует инстинкт самосохранения.

Н.Р.: И это России дает моральное право «не пускать», как вы сказали, Украину в Европу?

И.П.: Почему же моральное? Здесь речь не о морали. Россия вложила в Украину 200 млн долларов за 20 лет, американцы пока не вложили и двух. Речь идет об экономической целесообразности. Потому что сейчас получается, что Россия за свой счет должна будет содержать Украину. Украина хочет жить там, но просит у нас скидку на газ. Смешно. В одну руку дайте нам оружие – мы будем Россию бомбить, а в другую – дайте нам скидку на газ. Театр абсурда.

Н.Р.: Я сегодня утром собиралась на работу под выпуск вашей программы про извержение Йеллоустоунского вулкана и какой-то смертельный вирус, который может растаять вместе с ледниками. В обоих случаях все живое ждет не очень приятный сценарий, мягко говоря, апокалиптичный… Вы этим спикерам доверяете?

И.П.: Я доверяю этим ученым. Я даю им высказаться. Да и информация так и преподносится: очень большое количество ученых считает, что Йеллоустоунский вулкан представляет опасность для нашей планеты. А дальше мы вступаем в поле непознанного. Потому что то, что для Вселенной – мгновение, для человечества – тысячелетие. Доказано уже, что этот вулкан все равно взорвется, но для нас-то важно, когда это произойдет – в ближайшие годы или в следующем тысячелетии. Вот если через сто тысяч лет, тогда ладно, а если в ближайшие годы, то нас, конечно, это волнует. Потому что такая катастрофа все уничтожит. То же самое произошло с Марсом 4 миллиарда лет назад.

Н.Р.: Журналист, автор программы должен верить тому, о чем рассказывается в его программах?

И.П.: Я человек православный и считаю, что верить можно только в Бога. Я даже в любовь не верю. А журналист вообще не должен верить никому и ничему, но должен доверять своим источникам, либо, представляя различные точки зрения, честно предупреждать, кому они принадлежат. Точка зрения может быть смешной, казаться неправильной или антинаучной – но нет большего мракобесия, чем называть все непонятное, происходящее вокруг нас, мракобесием. Как известно, антинаучным когда-то считался Джордано Бруно.

Н.Р.: Как вы подходите к выбору тем?

И.П.: Я слуга, я разнорабочий, я пролетариат телевидения. Высшее мерило ценностей для меня – зрительский интерес. Независимо от того, нравится ли мне эта тема самому или нет. Моя сфера предпочтений лежит в другой области – я люблю Набокова, фильмы Тарковского и горные лыжи. Ни об одном из этих своих увлечений я не имею возможности говорить на ТВ, потому что я отвечаю на вопросы, которые задают сегодня зрители.

Н.Р.: А как насчет внутренней цензуры журналиста?

И.П.: Рамки ее определяются культурным уровнем журналиста. Он должен быть ментально на голову выше зрительской аудитории, чтобы уметь расставить красные флажки – что можно, а что нельзя. Какое-то время назад профессия журналиста была очень престижной в обществе. Не в том смысле, что она была очень высокооплачиваемой, хотя и это тоже. Уровень был высок, не позволялось выйти за рамки. Последние 15-20 лет мы сами не заметили, как к журналистам стали относиться хуже. Появились понятия «желтая», «таблоидная» журналистика – выяснилось, что она бывает и такой, когда мы опускаемся ниже подошв собственной обуви, нам интересно то, о чем в приличном обществе неловко и сказать.

Н.Р.: Но ведь такая журналистика востребована.

И.П.: Так это плохо. Я за высокоморальную журналистику и большое количество ограничений.

Екатеринбург, Екатерина Норсеева

© 2014, «Новый Регион – Екатеринбург»

Публикации, размещенные на сайте newdaynews.ru до 5 марта 2015 года, являются частью архива и были выпущены другим СМИ. Редакция и учредитель РИА «Новый День» не несут ответственности за публикации других СМИ в соответствии с Законом РФ от 27.12.1991 № 2124-1 «О Средствах массовой информации».