С 8 по 15 сентября в Екатеринбурге пройдет XIV всероссийский фестиваль «Реальный театр», в рамках которого покажут 22 спектакля из 11 городов России. Все постановки выбирал программный директор Олег Лоевский, который за год отсмотрел 300 спектаклей по всей стране и точно знает ответ на вопрос, что такое русский театр сегодня. В интервью РИА «Новый День» Олег Семенович признался, что в театре после всех скандалов с «Седьмой студией» поселился страх. На подмостках царит Тартюф – фарисей, который врет, а ему верят. Также в интервью – все подробности о предстоящем фестивале.

«Новый День»: Олег Семенович, я посмотрела афишу «Реального театра», там довольно много небольших спектаклей, эскизов, постановок с пометкой work–in–progress. Стало больше экспериментов в афише?

Олег Лоевский: Нет, это заблуждение. Эскизы, конечно, будут, но больше всего на фестивале спектаклей большой формы. В этом году так получилось, потому что большой стиль возвращается в русский театр. И есть совершенно особенные спектакли. Например, Омская драма привозит «Искупление» по Горенштейну, первый раз это произведение в театре ставится. И это, пожалуй, самая сложная работа в рамках «Реального театра». Там целый ряд мыслей, образов, которые требуют полного включения, зрительского опыта. Это настоящий психологический театр.

А что касается эскизов, то их будет два. Еще из новых форм будет такой псевдо-вербатим – тоже относительно новое слово в русском театре. Казанская лаборатория «Угол» привезет спектакль «В розовом». Он будет играться на улице, в Харитоновском парке. Актеры будут со своими диалогами приставать на улице к людям, которые идут по своим делам или сидят на скамейке. И людям будет казаться, что это реальные истории реальных людей здесь и сейчас. Но на самом деле это написано заранее.

В афише много и классики. Причем традиционной классики и интерпретаций, но интерпретаций не режиссерской, а на уровне текста. Я привезу два спектакля по пьесе Василия Сигарева «А. Каренин». Сигарев выбрал в романе Толстого ту линию, которая его волновала, и рассказал не все произведение, а только свою версию – передал желание понять одного из героев любовного треугольника, посочувствовать ему. Причем два театра – из Эстонии и из Кирова – привезут два совершенно разных спектакля, два разных подхода. И это еще раз доказывает: на жизнь нельзя смотреть под одним углом. Жизнь – это трактовка. А театр пытается ухватить эту ускользающую реальность, отразить и зафиксировать.

В афише «Реального театра» театр представлен в разных формах, взглядах и видах. Чего-то доминантного нет. Для меня доминанта – хороший спектакль.

– Да, хороший спектакль – доминанта. Но часто на фестивалях зрители идут на громкое имя или на бренд театра, обходя стороной хорошие спектакли провинциальных театров. И в этом году на «Реальном театре» будет школа-студия МХАТ. Не получится так, что все пойдут только на нее?

– Зритель бывает разный. Есть понятие сегмента: молодым нравится одно, людям с образованием – другое, людям с привычкой смотреть телевизор – третье. Конечно, все падки на звезд и на бренды. Но я позиционирую наш фестиваль как фестиваль, обращенный к профессиональному зрителю. Есть много людей, которые любят серьезный театр, они повсюду. Вчера, например, покупал продукты, продавец говорит: «Я много лет хожу на «Реальный театр» и уже купила билеты на пять спектаклей». Есть люди, которые ходят на футбол, есть – которые на стриптиз, а есть – которые в театр.

МХАТ мне не надо пропагандировать, на него и так придут в любом городе. А хороший провинциальный театр требует моих усилий. Поэтому я еду по всей России, за год отсматриваю 250-300 спектаклей и привожу такой театр, который может принести радость зрителям. И пусть на этот спектакль не будет полного зала. Конечно, нужна касса, нужно продавать билеты… Но если зал будет заполнен случайными зрителями? Ничего хорошего не будет. Поэтому я спокойно отношусь, если на какие-то спектакли нет 100% зала. Зато это неслучайный зритель.

Да, возить беспрокольные вещи – это отлично. И я возил Додина и других. Но это было тогда – под настроение времени. Сейчас и время другое, и настроение.

– И бюджет. Ведь меньше стал бюджет «Реального театра»?

– Да, бюджет у фестиваля стал копеечный, это факт. Но привезти мне Додина или другую звезду – это вопрос еще и выбора. Я мог привезти дорогой спектакль из Москвы, добавить три из Екатеринбурга, один из Челябинска. И уложился бы в тот же бюджет. Но я выбираю другой путь – чтобы у зрителей в Екатеринбурге была возможность открытия нового театра, узнавания нового.

– Платите гонорары приезжающим театрам? Или, как и на многие другие фестивали, актеры едут без оплаты?

– Мы платим только Эстонскому театру гонорар, и то маленький. А со всеми остальными театрами договаривались без гонораров. Я, пользуясь дружбой и знакомством с режиссерами и директорами, пригласил их. Я бы платил, конечно, всем и каждому. Но фестиваль бедный. Это не плач, это констатация. Хотя «Реальный театр» – старейший фестиваль в России. Ему будет 30 лет в следующий раз. Артисты должны зарабатывать деньги, но в России почему-то от всех требуют жертв и подвигов. А должно быть не так: поехал – получил заработанные деньги.

– Понятно, что к театру сложно применить термин «тенденция». Но как-то изменились театры по всей России со времени прошлого «Реального театра»?

– Россия большая. Театры разные, территории разные, художники разные. Может быть, общая тенденция для всех – какой-то неявный страх, повисший в воздухе после всех скандалов последних. Понимание, что время изменилось.

– Про страх вы говорили и после истории с «Тангейзером». Сейчас он усилился после историй с «Седьмой студией» и прочими?

– Конечно, это все развивается, усиливается. Причем это не извне насаживается, это изнутри идет. Нет никаких внешних запретов, нет открытой цензуры. Но внутренний страх присутствует. Люди боятся потерять место, люди боятся нового. Это даже не говорится открыто, может, режиссеры и директора даже отчет себе не отдают в том, что боятся. Просто, например, прочитали какую-то современную пьесу на злобу дня и не думают: «Мне нельзя это ставить». Они думают: «Нуууу, что-то мне тут не нравится», а потом еще добавляют аргумент, как оправдание: «Да у меня и артистов нет под такие типажи». И все. Это все в воздухе. Некое понимание, что некие угрозы реальны.

Екатеринбургу в этом плане повезло. Здесь нет такого страха. Здесь есть доверие к людям, что они поймут, даже если у них другие интересы.

– Мы ушли от вопроса об изменениях в театрах по всей России, в провинции…

– А остальное все как было: люди пытаются честно ставить, честно играть, честно делать свое дело. Артист не может назло плохо играть, режиссер не может поставить намеренно плохо. Все хотят сделать хорошо, ну да, не всегда получается.

Но в России театр – это некая миссия. И это остается. Крупные художники не размениваются на повторение каких-то дешевых сериалов, а пытаются говорить серьезно на серьезные темы. Если в каком-то городе театр перешел на формат телевизора, значит, в другом городе появился режиссер новый, который хочет что-то делать, ломать, строить, с людьми взаимодействовать, а не просто давать им жвачку на два часа. На этих весах и держится русский театр. Пока эти весы качаются то вверх, то вниз. Лишь бы не завалились на одну сторону, причем неважно, на какую – на сторону телевизора они завалятся или на сторону серьезного искусства – будет плохо и то и то. Баланс должен быть.

– Это вопрос решения репертуарной политики? Найти баланс между смешным, серьезным, кассовым и экспериментальным?

– Репертуарный пирог, да. Но дело не совсем в этом. На мой взгляд, вот так искусственно составлять пирог – тоже путь в никуда. Надо доверять художнику, режиссеру. Художник что-то знает, в нем рождается послание свыше. Если спросить у зрителя: что вам надо в театре? Зритель будет говорить то, что он уже знает: ему надо Карлсона, комедию, «17 мгновений весны». А художник откроет то, что люди не знают. У него есть чувствилище, дар – то чудо, которое открывает нам жизнь по-новому. И к этому театр стремится.

– Фестиваль называется «Реальным» еще и за отражение самых важных тем в спектаклях. Какие темы в этом году?

– Да, я всегда собираю программу, исходя из реальности. И в этом году будет многое произнесено косвенно и впрямую. Посмотрите на театры по всей стране – это индикатор настроения. Бывает, что какая-то пьеса не идет годами, десятилетиями. А потом – бах! – и ее ставят сразу 10, 30 театров по стране. Сейчас, например, везде время «Тартюфа» (Мольер). Там герой фарисей, он врет. Черное выдается за белое, а народ в это верит. И «Тартюф» по всей России, везде. Пройдет его волна – будет другая. Предугадать сложно, но это, наверное, наука целая. На фестивале тоже будет свой «Тартюф» и другие маяки времени.

Екатеринбург, Ольга Тарасова, Семен Саливанчук

© 2017, РИА «Новый День»