В Свердловской области появился метадон – это эрзац героина, который используют в некоторых странах в заместительной терапии. Правда, в России он запрещен, и наркоманы принимают его не для лечения, а для удовольствия ‒ и травятся им. Впрочем, куда больше хлопот врачам по-прежнему доставляют «синтетика», уксус и парацетамол. О самых частых отравлениях и редких ядах, с которыми приходится работать врачам областного токсикоцентра, в интервью «Новому Дню» рассказал главный токсиколог Свердловской области Андрей Чекмарев.

‒ Какое самое необычное отравление было в вашей практике?

‒ У нас был как-то пациент с укусом паука ‒ американского яйцееда. Он их разводил. Полез ночью в аквариум, чтобы покормить, а тот его укусил. Интересно, что специфическая сыворотка от яда этого паука есть, но не в России, а только в странах, где он обитает, да и стоит она очень дорого. Так что мы обошлись симптоматической терапией. Пациенту повезло, что паук несильно его укусил, через пять дней его выписали.

‒ А змеиные укусы?

‒ Это часто встречается весной, летом и осенью. Яд гадюки обыкновенной, которая водится в Свердловской области, не дает нарушения сознания, но обладает гемолитическикм эффектом ‒ в течение нескольких часов отек у места укуса нарастает, а лечение длится до 3-4 недель. При этом гадюка-то сама не нападает, как правило. Но у русского человека есть особенность ‒ когда он видит змею, то сразу хочет с ней познакомиться поближе и специально ловит ее. Был у нас пациент, который поймал змею, она укусила его в руку. Ну, он на нее обиделся и снова поймал, так она его укусила в другую руку.

‒ Помните историю женщины, которая травила детей крысиным ядом? Защита утверждала, что она препарат в терапевтических целях им давала…

‒ Варфарин ‒ это действительно медицинский препарат, который используется в кардиологии, ревматологии, и т. д. Но у него есть важная особенность. Например, при отравлениях парацетамолом мы определяем концентрацию препарата в крови количественно. С варфарином другая история ‒ одному надо 3 таблетки в сутки, а другому 20, чтобы достичь токсической концентрации. Существует такой показатель МНО ‒ «международное нормализованное отношение», это расчет показателя свертываемости крови. На основании него индивидуально рассчитывается доза антикоагулянта. Я давал консультацию по той ситуации с варфарином, но четких выводов ‒ было ли это отравление или нет, по той информации, что мне была предоставлена, сделать было нельзя. Больше сказать не могу.

‒ А вообще криминальные отравления часто в Свердловской области бывают?

‒ Крайне редко, может быть, 5-7 раз за год. Иногда привозят людей с железнодорожного вокзала ‒ человек в поезде выпил, и ему подсыпали что-то. Раньше был клофелин, теперь азалептин ‒ это препарат для лечения шизофрении. Человек просто засыпает, а когда просыпается, то ничего не помнит, в том числе обстоятельств случившегося.

‒ Есть яды, которые вы не может установить?

‒ В 10-15 % случаев мы не можем определить синтетический наркотик, но, как правило, в анамнезе есть указания, что это был именно он. Но поскольку специфических антидотов к синтетике все равно нет, проводится симптоматическое лечение.

‒ Недавно в областной наркологической больнице выявили новый синтетический наркотик. Токсикологи как-то видят, когда пациент поступает с отравлением необычной синтетикой?

‒ Клиника отравления синтетическими наркотиками ‒ спайсами, дживиаш, «скоростью», которые появились в Свердловской области в 2013-м, ‒ сильно отличается от клиники отравления, например, героином. У пациента происходит нарушение сознания, психомоторное возбуждение, зрительные и слуховые галлюцинации. Но чаще всего либо сами больные, либо сопровождающие указывают на то, что он принимал синтетику. И у всех клиника примерно одинаковая, хотя наша лаборатория может выявить до 500 разных наркотических веществ.

Пик пришелся на 2015 год, когда в больницы области попало больше 1 700 пациентов с отравлением психоактивными веществами, а в 2017-м ‒ уже 1 007 человек. То есть положительную динамику мы видим. Но проблема в том, что в употребление втянуты не только т. н. классические наркоманы, но и люди другого социального статуса – школьники, студенты, работающие. В 2017-м количество госпитализированных детей составило 11 %, то есть 115 человек.

‒ Смертность на фоне приема синтетики высокая?

‒ Если говорить про летальность в стационаре, то она небольшая. Порядка 1,5-2 %. В 2017-м умерли 18 человек. Но по данным судебно-медицинских экспертов, количество тех, кто скончался до оказания медпомощи, в разы больше. За 2017 год порядка 150 человек. Это связано с тем, что наркотики помимо клиники психоза дают клинику судорожного синдрома с нарушением сознания и дыхания, от чего человек и умирает.

‒ Какие последствия для выживших?

‒ Мы сами замечаем и по данным других токсикоцентров РФ, зарубежных токсикологов, в 2-3 % случаев отмечаются тяжелые осложнения ‒ острая почечная и печеночная недостаточность. Еще одно ‒ внутримозговая гематома, потому что на фоне употребления таких препаратов наблюдается выраженная психомоторная активность, высокая частота сердечных сокращений ‒ пульс при норме до 90 ударов в минуту подскакивает до 180-200, повышается артериальное давление, и сосуды головного мозга просто не выдерживают и лопаются. У нас такие пациенты тоже есть, когда они поступают, мы стараемся их перевести в травматологию, где есть нейрохирурги.

Еще из наиболее частых осложнений ‒ энцефалопатия. Человек дезориентирован во времени, месте, собственной личности. Это состояние может длиться от нескольких дней до нескольких недель, а поскольку эти препараты вызывают сто процентов зависимость после одного-двух употреблений, к нам часто пациенты доставляются повторно. И если он к нам попадает на третий или четвертый раз, то мы уже видим, что он… как бы помягче сказать… становится идиотом. Он либо дурашливый, либо, наоборот, агрессивный, ничего не понимает, кроме задачи ‒ найти дозу.

‒ А что насчет отравлений уксусом и парацетамолом?

‒ Все есть. Отравления уксусной кислотой ‒ вообще чисто советская и российская патология, потому что нигде больше 70-процентной уксусной эссенции в продаже нет, и отравления эти частые ‒ порядка 80 человек в год. Чем они опасны? Кислота дает ожог ротовой полости, пищевода, желудка. Причем чем больше выпитого яда и чем позже обращение за медпомощью, тем выше риск развития осложнений или летального исхода.

‒ Ее зачем пьют вообще?

‒ Часто по ошибке ‒ на фоне опьянения или похмелья.

‒ С водкой путают?

‒ Да, кислота часто стоит в шкафчике на кухне или в дверце холодильника. Человек, видя, что стоит стеклянная бутылка, находясь в состоянии алкогольного опьянения или тяжелого похмелья, хватает ее и пьет, не нюхая, что там.

‒ А по парацетамолу?

‒ Это очень страшные отравления, потому что если вовремя не оказана медицинская помощь, то через три дня развивается острая печеночная недостаточность, печень буквально разлагается, и от осложнений человек умирает. Тут важна особенность парацетамола, который входит в состав многих жаропонижающих ‒ терафлю и тому подобных. В таких порошках доза составляет не 500 мг, как в стандартной таблетке, а 700-800 мг и больше. Люди, чтобы купировать симптомы ОРВИ, пьют их в большом количестве, они продаются без рецепта, а максимальная терапевтическая доза в сутки составляет 4 грамма. Если вы выпьете больше, возможна клиника отравления. В год через наш токсикоцентр с такими отравлениями проходят порядка 50-55 человек.

‒ Кстати. Кодеин запретили ‒ меньше стало «крокодиловых» отравлений?

‒ Мы почти их не видим, хотя был период в 2012-2014 годах, когда их было много. Сейчас в области на севере есть несколько населенных пунктов, где еще варят, но все, в основном, перешли на синтетику. Тут еще одна проблема ‒ на рынке появился метадон, синтетический опиоид, который изначально применяли в заместительной терапии. В России он нелегальный, в продаже запрещен. Метадоновые отравления стали большой проблемой для токсикологов Москвы и Санкт-Петербурга, а в этом году стали травиться и у нас. Отравление метадоном похоже на героиновое, но если героин выводится в течение суток на фоне терапии, то метадон ‒ в течение пяти дней, соответственно, острый период с потерей сознания длится дольше, такие пациенты требуют лечения в условиях палаты интенсивной терапии или реанимации.

‒ Чем еще люди травятся?

‒ Всем, что есть в любой домашней аптечке: аспирин, но-шпа, т. н. бабушкины таблетки ‒ для снижения артериального давления. Но пациентов с отравлениями из-за самолечения у нас не так много.

‒ А дети?

‒ Дети травятся тем, что плохо лежит. В первую очередь, это бытовая химия на основе кислот или щелочи, уксус. Им ведь хватает небольшого глотка, чтобы развился отек, и потребовалась искусственная вентиляция легких. Еще дети травятся медикаментами. И третье ‒ градусники. Их разбивают, а ртутные шарики заглатывают. Но на самом деле, ничего страшного в таком случае не будет, ртуть из градусника нетоксична. Задача родителей ‒ не паниковать, а следить за стулом, чтобы потом эти шарики утилизировать. Самое главное, чтобы ребенок не заглотил стекло от разбитого градусника, это куда страшнее.

‒ Я думала, все уже давно перешли на электронные градусники.

‒ Не все. Периодически нам звонят, раза 2-3 в месяц, обеспокоенные мамы и бабушки.

‒ За историей с «Новичком» следили?

‒ Конечно.

‒ Токсикологи и нейробиологи утверждают, что если бы в этой истории действительно использовалось боевое отравляющее вещество, никто бы из Скрипалей не выжил…

‒ Конечно. При этом не только Скрипали, но и полицейские, которые на месте работали. Для БОВ, таких как заман, зарин и v-газов, достаточно небольшой дозировки, чтобы была клиника отравления.

‒ Метаноловые отравления встречаются?

‒ Да, но, слава богу, массовых нет. В среднем, в год у нас порядка 10-15 случаев. Например, в новогодние праздники к нам поступили четыре молодых человека. Двое были из одной компании ‒ выпивали, не хватило, и кто-то из них принес из автосервиса «голубую водку», и они ее выпили. Пациент, который был доставлен к нам первым, поступил через несколько часов после приема яда, и он выжил, его выписали где-то через неделю. Второй поступил через сутки, но уже с полной потерей зрения, хотя он был в сознании. Концентрация метанола в его крови была близка к смертельной. А почему он так долго жил? Потому что много выпил водки до этого, а этиловый спирт ‒ антидот к метиловому. У этанола сродство к ферменту, алкогольдегидрогеназе, в 200 раз выше, чем у метанола, поэтому сначала весь фермент уходит на этиловый спирт. Мы начали проводить лечение, но он не выжил.

Сам метиловый спирт не токсичен, в отличие от продуктов его метаболизма. Под действием алкогольдегидрогеназы получаются формальдегид и муравьиная кислота, которая и вызывает клинику отравления. Проблема метанола еще в чем? Он может содержаться в продукции, изготовленной кустарным способом, в настойках для наружного применения, которые продают в киосках. И поскольку скоро новый год, я бы рекомендовал…

‒ Не пить?

‒ Ну зачем сразу так. Во-первых, покупать алкогольные напитки в крупных сетях или в проверенных магазинах. Во-вторых, проверять этикетку, она должна быть наклеена ровно, должны быть акцизные марки. В-третьих, не должно быть осадка. Если в бутылке что-то непонятное, лучше не брать. В-четвертых, не покупать в киосках или с рук, когда неизвестно из чего это сделано. И, наконец, в-пятых, не употреблять спиртное в незнакомой компании.

Екатеринбург, Екатерина Норсеева

© 2018, РИА «Новый День»