Осень-2004 запомнится многим неадекватной раздражительностью, запредельным пессимизмом и горечью утраты чего-то неимоверно важного. Своими последними действиями власть подкинула пищу для размышлений на многие годы. Большинство граждан, опасаясь за душевное равновесие, предпочли впасть в созерцательную спячку и взять паузу на неопределенный срок «до того момента, пока не станет ясно, чем закончится весь это бардак». Тем интереснее читать очередную статью философа, политолога, руководителя Уральской гильдии политконсультантов и хорошо пишущего человека Константина Киселева.

Первая публикация размышлений г-на Киселева (авторское название статьи «После Беслана: пессимизм в контексте PR»), вызвала полемику в региональных СМИ, а затем была переопубликована рядом федеральных и региональных информационных агентств и печатных СМИ. Сегодня «Новый Регион» публикует вторую статью этого же автора, посвященную анализу символической политики власти после бесланских событий.

ПОСЛЕ БЕСЛАНА – 2:

Гапоновщина

Погибшие дети стали предлогом для реализации давно готовящегося политического проекта под условным названием «Вертикаль». Не более и не менее. Похороны всегда использовались политиками. Похороны детей тоже. Теперь это случилось с нами, с нашими детьми и с властью, которую тоже вынуждены называть нашей. Другой нет.

Когда я представляю человека, который, глядя на фотографии разрушенной школы и мертвых детей, принимал решение о запуске политического проекта или рекомендовал это решение принять, я почему-то вижу, как он улыбается… Спокойно и немного устало. Все понимающая улыбка власти. Она утонула, их убили….

Жизнь продолжается. Политика не терпит молчания.

Символы

Обоснование проекта «Вертикаль» безнравственно, его цели не ясны, исполнение страдает, но содержание вполне понятно: строится пирамидальная система управления, государство для государства, бюрократия для бюрократии. Как любой масштабный проект, предполагающий существенные изменения институционального дизайна, «Вертикаль» имеет свое символическое сопровождение.

Помимо достаточно очевидных и легко прочитываемых символов, навязываемых властью массам непосредственно и открыто, символическая политика имеет массу скрытых течений, которые часто реализуются вне воли отдельных субъектов, либо этими субъектами не осознаются, не деконструируются. Символы войны, сильной страны, эффективного управления и т.п. в особой дешифровке не нуждаются. Они понятны. Их манипулятивная сущность очевидна. Очевидна также и их исчерпаемость, непригодность для значительных слоев политически и экономически активного и (или) образованного класса. Для них нужен иной подход.

Оказалось, что для этого активного класса символы демократии и свободы много сильнее символов управляемости и величия страны. Причем, чем интенсивнее пропагандистская риторика, тем сильнее отторжение, тем активнее отторгающие, тем жестче противостояние власти. Не случайно после политических заявлений, власть взялась за правозащитников. Они опасны. Вот к ним и применили известную схему, поделив их на своих и чужих. Следом, можно предполагать, придет черед науки и ученых.

Итак, символы для думающих и оценивающих должны быть. Они должны быть хотя бы для того, чтобы создать второй эшелон обороны (атаки), второй эшелон символической политики. Другими словами, когда массы начинают спрашивать и не находить ответов в пропаганде, то они начинают искать выход сами. И выход им должен быть предложен. Выход для создания иллюзии понимания. При этом массы чаще всего спрашивают не напрямую у власти, а опосредованно, у экспертного сообщества, у групп, которые считаются референтными.

Кроме того, значительная доля активного класса, экспертного сообщества, ибо она интегрирована во власть, сама ищет символические пути оправдания власти. В этом смысле власть и активный, «мыслящий» класс частично сходятся, взаимно дополняя свои символические усилия.

Сегодня видно, как эти пути нащупываются, открываются, прокладываются. Их суть, логика и варианты просты.

Вариант первый: произошла ошибка, Путин ошибся.

Вариант второй: Путин стал заложником системы.

Вариант третий: кроме Путина некому.

Первые два варианта оправдания, как может показаться, критичны к политическим новациям В.Путина. Третий сохраняет видимость нейтральности. При этом на самом деле все они в совокупности составляют этот самый второй эшелон обороны (атаки) власти, одно из скрытых течений символической властной политики. Течение, которое с полным основанием можно охарактеризовать как гапоновщину.

Зубатов

Начальник департамента полиции России Сергей Васильевич Зубатов, по воспоминаниям, был человеком честным и умным. Он понимал, что прямое противостояние с оппозицией эффективно далеко не всегда, а потому сам создавал рабочие организации, т.е., говоря современным языком, контролируемую оппозицию.

Стратегии символического сопровождения власти, которые применял Зубатов, знакомы до боли: «Россия должна быть сильным государством», «обеспечить процветание России возможно только при сильной власти», «царская власть неприкосновенна», «представительная система особенно неэффективна в многонациональном государстве», «власть должна заботиться о благосостоянии рабочих», «только царь способен уравновесить власть высших классов, ограничить их корыстолюбие». Наконец, «лучше плохая власть, чем никакой».

Результаты впечатляют: 50 тысяч рабочих возложили венок к памятнику Александру II, Бунд был расколот, создана легальная еврейская партия и т.д.

Потом появился Гапон. По свидетельству некоторых историков, человек столь же искренний, откровенный и бескорыстный, как и Зубатов. Человек, который продолжил дело начальника полицейского департамента и сконструировал две принципиальные формулы, исключительно полезные власти, также хорошо всем знакомые и органично дополнившие зубатовское «только Царь и никто больше»:

- царь не знает правды, а потому он может ошибиться в своих действиях и решениях;

- хорошего царя окружает плохой двор, который и есть причина всех неправильных и несправедливых решений.

Возможно, власть не поняла своей выгоды и приняла не то решение. Мирная демонстрация была расстреляна. Тем не менее, Георгий Аполлонович Гапон вошел в историю.

С тех пор власть стала много технологичнее. И все же авторов упомянутых формул помнить стоит.

Ошибка

Путин ошибся. Логика рассуждений в этой гапоновской парадигме фактически самая критическая в системе оправдания Путина. Тем не менее, семантика слова «ошибка» предполагает следующие, все же прежде всего оправдательные смыслы: «можно исправить», «он не специально», «его можно понять и простить» и, наконец, «ничего страшного».

Разберемся.

Можно исправить. Разве в логике власти каяться, оправдываться, признавать ошибки, то есть делать то, что предшествует исправлению? Разве в логике Путина поворачивать назад? Скорее, Путин долго решается, но затем идет до конца. Его можно обвинить в нерешительности, но обвинить его в том, что он готов повернуть назад, нельзя.

Откуда это. Возможно, от КГБэшной выучки. Покаяния от этих органов, признания в ошибках, я думаю, мы не дождемся никогда. Да и ждать не стоит. Это все равно, что, прошу прощения, стоять против ветра и ждать, когда он извинится … Он дует. И его не интересует ваше мнение и самочувствие.

Но, скорее всего, безапелляционное следование намеченному курсу просто-напросто в сути любой власти. Даже при понимании того, что ошибка совершена, власть в большинстве случаев будет упорно утверждать свою непогрешимость. И никак иначе.

Так что расхлебывать и исправлять придется уже другим.

Он не специально. С этим все просто. Считать, что Путин, не подумав как следует, принял решение, меняющее политическую систему страны, значит, обвинить президента в слабоумии или инфантильности. Кстати, детям и малоумным многое прощают. Мне же почему-то кажется, что Путин вполне вменяем. Или есть сомнения?

В любом случае остается лишь поздравить российских избирателей.

Ничего страшного. Если нарушение Конституции, вывоз капитала из страны, введение цензуры, коррупция во власти, политизация правоохранительных органов, терроризм, война в Чечне, гибель детей – пустяки и дело житейское, то тогда действительно ничего страшного не произошло.

Заложник

Вторая гапоновская парадигма – «Путин – заложник системы». Иногда добавляют, которую сам и создал. В этих и подобных утверждениях, оправдательного по отношению к Путину характера, есть как минимум три подтекста.

Первый. Путин хороший, а вот окружение плохое. Если это так, то возникает вопрос о желании и возможностях Путина сменить это окружение. Имеет ли Путин такие желание и возможность? Либо его устраивает состояние дел?

Очевидно, что в окружении Путина происходят изменения. «Ушли» Волошина, Касьянова, «ушли» другие, менее знаковые фигуры. То есть возможности для смены членов команды существуют. И если бы якобы хороший Путин хотел поменять якобы плохую команду, хоть целиком, хоть частями, то смог бы это сделать. Волошин – фигура даже более значащая и значимая чем Медведев, а Фрадков ничем не масштабнее Касьянова.

Однако этого не происходит. Более того, команда просто-напросто перетасовывается. По каким-то непонятным вертикалям, горизонталям и диагоналям передвигаются полпреды. О мобильности Яковлева, Козака и Наздратенко уже анекдоты ходят.

Вывод прост. Возможности у Путина есть. Нет желания. Он сам часть этой команды, он не хуже и не лучше ивановых, матвиенок, устиновых и вешняковых.

Второй. Путин – ширма, он не может считаться самостоятельной единицей. Частично ответ на этот вопрос уже прозвучал: Путин дееспособен.

Но анализ этого подтекста выявляет еще одну принципиальную составляющую и гапоновщины, и самой российской власти: власть в России закрыта от общества. Далее – интереснее. Власть, таким образом, сама порождает различные конспирологические проекты, ибо конспирология появляется там, где нет возможности для анализа и прогноза.

В этой связи заметим, что расцвет конспирологической якобы политологии, поиск заговорщиков по всему миру, разоблачение заговоров внутри власти – все это атрибут и следствие закрытости власти и гапоновщины. Проанализируйте высказывания политических деятелей из ЛДПР, Родины, КПРФ, а в последнее время из МИДа и Кремля, касающиеся внешней политики. Конспирология, бессмысленный перебор «внешних врагов», пустопорожнее геополитическое конструирование, реанимированная теория заговоров. Средневековье.

Скоро начнем ловить и жечь ведьм или собирать металлолом на восстановление железного занавеса.

Святая простота!

Третий. Путин хотел как лучше, а получилось как всегда. В этом отношении нужно напомнить всего о двух вещах. Первое: благими намерениями дорога вымощена в ад, а незнание закона (в данном случае законов управления, простых норм нравственности и справедливости) от ответственности не освобождает. Второе: экспериментами Россия сыта по горло. И Путин, прости Господи, как гарант, должен был прекрасно знать, что исполнение всегда отличается от замысла. Иногда кардинально. Особенно в России.

Наконец, утверждение «Путин – заложник системы» вызывает просто жалость к президенту. Без шуток. Впору звать Карамзина. «Бедный Вова»: чем не название для новой повести старого историка-сентименталиста? Попытайтесь себе представить исторический труд, в котором описывается, как Путин стал заложником бюрократической системы, как она перемалывала-перемалывала души прекрасные порывы… Получилось? Значит, символика работает и действительно запускает механизм жалости и оправдания.

Сталин и Путин

Сравнение звучит все чаще. Кроме того, мелькают имена Муссолини, Наполеона, Гитлера и прочих жизнерадостных и не очень вождей и диктаторов. Немного диссонансом звучит точка зрения С.Белковского, который указывает на то, что у Путина нет главного, что есть у великих диктаторов – «воли к власти». Путин любит лишь ее атрибуты, включая вальдшнепов под экзотическим соусом. Однако, Белковский практически в одиночестве. Тиражируется иное: Путин = диктатор. Что в этих сравнениях?

Во-первых, эсхатологизм. Все сгорело, все пропало, фашисты рвутся к власти. Ничего сделать невозможно. Во-вторых, страх. В-третьих, мобилизационный призыв. Все на баррикады. Завтра начнут стрелять инакомыслящих. Наконец, возвышение фигуры самого Путина до уровня великих.

Все это работает исключительно в пользу власти, в том числе мобилизационная составляющая. В условиях массовой имплозии для мобилизации всегда найдутся общественная палата, контроль над грантами и правозащитниками, все тот же контроль над СМИ и т.п. Более того, власти, полагаю, некоторая мобилизация даже не повредит. Оппозиция станет явной.

В результате, все тот же Зубатов и гапоновщина.

Только Путин

Последний вариант гапоновского оправдания – кроме Путина некому.

Первая реакция на это утверждение – перебор фамилий. Затем сравнение с Путиным. В результате Путин сравнивающими начинает восприниматься как эталон. Эталон специфический. Эталон без характеристик, без сущности, без внутреннего содержания, без целей. Эталон телевизионный. Заметим, что в условиях контролируемых СМИ власть для общества открывает только свои формальные стороны. Конкретный Путин подается СМИ как абстрактная власть. Просто власть. Власть как таковая.

Телевизионный Горбачев был просто человеком. Телевизионный Ельцин был своим человеком. Самодуром, баррикадным борцом, пьяницей, мужем, политиком, дедушкой. Путин – только форма власти. Ее мундир.

Путин – зеркало, в котором каждый видит то, что хочет.

Большинство людей считают себя недостойными власти. Не хватает знаний, опыта, умений, навыков. Поэтому они, оценивая власть по ее форме, всегда приписывают ей недостающие качества. Наполняют мундир власти главным образом позитивным содержанием.

Зеркало, которым стал Путин, улучшает изображение, одновременно его искривляя, делая ложным. Общество, глядя в зеркало, объективно желает видеть в нем надежду, будущее. И не важно людям, что зеркало кривое.

Кроме зеркально-мундирной эталонности гапоновское «только Путин» имеет еще, как минимум, три достаточно очевидных сопутствующих смысла.

Первый и ведущий из них можно сформулировать так: «остальные, в том числе окружение, не могут заменить Путина».

Два других смысловых подтекста поясняют первый: «Путин велик, тогда как остальные для власти мелковаты» и «Путин зло, но зло меньшего масштаба».

Заметим, что особенно часто воспроизводится последняя логика – «остальные хуже». И казалось бы, что она, наконец-то, однозначно критична! Нет, нет и нет. На самом деле эта логика есть ни что иное, как оправдание этого самого окружения. Просто-напросто окружение окружения оказывается еще хуже. А окружение окружения окружения совсем гадким. А окружение … окружения вообще отвратительным. Порядок стабилизировался. Власть обеспечила себе символическую неприкосновенность на всех уровнях, символически загерметизировалась. Унизила оценивающих. Показала им свое место.

Оправдание Путина в варианте «кроме него некому» символически самое сильное из всех. Оно работает на преемственность власти, «уполномочивает» ее на эксперименты, заранее прощая за просчеты, открывает простор для деятельности, объясняет чехарду в команде и т.д.

Но самое главное, такая символическая логика ставит человека перед выбором: а кто заменит? Выбирай сам. И уже этот выбор сделать трудно. И уже тут начинается классическое бегство от свободы. И я более чем уверен, если Путин скажет: «Все надоело, я ухожу», объявит (подобно де Голлю) референдум о доверии к себе, то хор испуганных, оказавшихся перед выбором, гапонов попросит его обратно на царство.

Страх и надежда

Что питает гапоновщину? Почему активный класс сам поддерживает символы и смыслы гапоновщины? Две причины. Страх и надежда.

Страх сидит внутри общества, внутри почти каждого. Общество больно страхом. Страх не трогает, пожалуй, только равнодушных. Один мой знакомый справедливо заметил, что для наших СМИ цензура даже не обязательна, так как они боятся изначально, по определению. Подтверждение этого – мгновенное новое освоение прессой языка 70-х – первой половины 80-х гг. прошлого века. Языка страха и предательства. Языка несвободы.

О политическом языке партийных функционеров можно даже не говорить. Освоение прошло не просто без принуждения, а с энтузиазмом.

Самоконтроль, самоцензура держатся на страхе. Власть пугает мыслящий класс буквально всем. Своим молчанием, своим действием, своей загадочностью, непонятностью, своим величием. Своей улыбкой и своим равнодушием. «Она утонула…», – этим все сказано.

Язык Гапона – это язык любви к власти. Язык критики, контролируемой магией власти и страхом перед этой властью. Критики, которая знает свое место. Критики, готовой в нужное время и в нужном месте лизнуть. И радостно улыбнуться.

Надежда – это решка страха, его обратная сторона. Страх – всегда боязнь потери. Поэтому страх обращен в прошлое. Страх абстрактного будущего невозможен. Будущее порождает страх, только отрицая прошлое, теряя его. Надежда, отталкиваясь от страха и отрицая страх, напротив, видит перспективы.

Если страх мелковат, то и надежда так себе. В этом случае будущее оказывается за ближайшим забором, в ближайшем магазине. Тогда будущее теряет свой сакральный смысл. Если страх осознается как угроза святому, душе, то и надежда заслуживает слез, молчания или аплодисментов.

Один вариант. Пронесет. Не заметят. Отсидимся.

Второй. Надежда бросает вызов. Надежда не считается с обстоятельствами. Она выше всего. Она апеллирует к Богу. Она и есть Бог.

Одна надежда от Гапона. Надежда другая – от жажды истины.

Страх и надежда питают честность и предательство. Страх и надежда порождают молчаливых героев и громких подонков. Страх и надежда – причины свободы и рабства.

Страх и надежда – проверка на вшивость. Всех.

Противоречия

Гапоновский символический комплекс противоречив. Этого нельзя не видеть. Назовем лишь три наиболее принципиальные оппозиции:

- Путин велик – Путин ошибся;

- Путин может все – Путин заложник системы;

- Путин отвечает за все – Путин не виноват.

Но символическая политика не может быть однородной в обществе фрагментированном. Она всегда эшелонирована. Смыслы цепляются друг за друга, отталкиваются, вновь сплетаются. Но в конечном итоге они образуют замкнутый круг, попасть в который просто. Достаточно принять любую из гапоновских логик. А вот вырваться из него много сложнее. И дело не только в том, что иные, оппозиционные логики ограничивают в тиражировании. И не только в том, что они отсутствуют в принципе.

Во-первых, преодоление символического круга предполагает первоначальную деконструкцию смыслов и символов, проговор до конца, до аксиом, до оснований. Такой проговор страшен для человека так же, как страшен поиск ответа на вопрос о смысле собственной жизни. Поэтому, как правило, деконструкция не завершается, все ограничивается промежуточными выводами, которые вполне вписываются в логику дешифруемых символов и смыслов.

Во-вторых, проблема заключается в том, что начальной точкой логик несогласия с властью является их оппозиционность, которая естественным образом мешает символике позитивной. Противостояние утягивает оппозиционные смысловые ряды от позитива, от стремления не только осуществить деконструкцию, но и сконструировать нечто. В результате оппозиция, вступая в борьбу с властью и будучи более слабой, чем эта власть, начинает действовать в логике власти и, в конце концов, терпит символическое поражение.

Поиск ассиметричного символического ответа всегда сложнее.

Но его не может не быть.

Ходорковский

Один из первых примеров прекраснодушной гапоновщины подал Ходорковский. Каяться перед властью, признавать ее величие и незыблемость ее институтов, сравнивать президента с царем: что может быть показательнее! Только от одной фразы из письма Ходорковского можно прослезиться: «И не приведи господь нам дожить до времени, когда этот институт (президентства – К.К.) рухнет, – нового февраля 1917 г. Россия не выдержит». Перевод с PR-языка на просторечный понятен – Путин велик, да здравствует Путин, Путин уже (или почти) Царь. Дальше – больше: «История страны диктует: плохая власть лучше, чем никакая». И вновь перевод прост: Не сметь против власти! Не сметь против Путина!

Бог – судья господину Ходорковскому. Покаянные письма из тюрьмы не новость для российской истории. Суть проблемы не в личности Ходорковского. Просто Ходорковский предельно отчетливо обозначил позицию всего либерализма, всей либеральной оппозиции: мы не готовы бороться за власть, мы боимся власти, нам с этой властью хорошо, мы порождение этой власти. Декабрьский провал СПС и «Яблока» в этом смысле весьма показателен.

Ходорковский оправдал Путина, оправдал любые его действия. Теперь ему нечего сказать. И судьба его в этом смысле символична.

Гапон, кстати, тоже кончил не здорово.

Итак. Свято место пусто не бывает. И если либеральное, правое движение сдалось на милость власти, не начав даже бороться, то ультраправые и ультралевые наперегонки бросились занимать освободившуюся оппозиционную нишу, славя Вешнякова и Путина.

Скинхеды должны быть либералам благодарны, а на доске почета ЛДПР всегда должно быть место для портретов Ходорковского, Чубайса и Немцова.

Хакамада

Хакамада вопреки советам Ходорковского баллотировалась в президенты. Вопрос о власти был поставлен. Попытка, правда, была неудачной, но кто думал иначе? Однако последующие действия разочаровали. Непозволительно долго она занималась регистрацией партии. В результате название потеряла. А ведь ее предупреждал еще Селезнев, предлагавший в марте 2004 г. переименовать свой Конгресс патриотов России в «Свободную Россию»! Но главное не в этом, технологическая и семантическая конкуренция – вещь нормальная. Выигрыши и проигрыши чередуются.

Интересна реакция Хакамады: она стала жаловаться на Кремль, который якобы помогает сетевикам и Рявкину. Плач Хакамады по поводу «Свободной России» тоже сродни гапоновщине. Дело в том, что сквозь слезы и причитания читается: лучше бы власть помогла нам, либералам. Привычка опираться на власть, на ее ресурс сказывается до сих пор. Нелегко от этого отказаться. Нелегко быть в оппозиции. Нелегко начинать все сначала.

Что ж, везде есть плюсы. Хорошо, что либералы получили пощечину в самом начале пути обновления, впредь, есть слабая надежда, не будут совершать глупых ошибок.

При этом либералы должны понять одно – возродить идеологию не удастся. Не удастся не потому, что либеральная идеология нежизнеспособна. Не удастся потому, что все идеологии в прошлом. Нужен проект. Проект конкурентоспособный. Сильный, грамотный, наполненный нравственным, человеческим содержанием.

Если бы еще не комплекс неудачника, характерный для многих российских либералов и правозащитников.

Боль по истине

Какое отношение имеет к истине Путин? Буш? Басаев? Сурков? Хакамада? Вешняков? Алена Апина и группа «Фабрика»? Филипп Бедросович Киркоров, наконец?

Истина не нуждается в Путине. Он никто для истины.

А потому, может быть более правильным будет вопрос о том, а какая власть нужна России? Вообще. Сегодня. Завтра. В будущем. В принципе. Без Путина. Без Зубатова. Без Гапона. Без гапоновщины.

После своих «грозных» и «судьбоносных» заявлений Путин мгновенно измельчал. Он стал не актуален. Отныне Путин – вчерашний день. Путина уже нет. Он никто. И хор Гапонов это подтверждает. Чем громче хор, тем мельче Путин.

Тем сильнее боль по истине.

Проигрыш Путина

Путин выиграл тактически. Он показал свою крутость. Он поставил на колени губернаторов и политические партии. Он подчинил бизнес бюрократии. Он уничтожил свободу СМИ. У него нет явных оппонентов. Он поселил в душах страх и пригрел лицемеров. Он породил гапоновщину.

Но он проиграл в главном. Используя Беслан как предлог для политического переворота, он проиграл битву за нравственность. Он проиграл битву за кухни, на которых он судим. И выиграть эту битву он не сможет никогда, ведь на этих кухнях вместе с миллионами судей убитые в Беслане дети.

Екатеринбург, Ирина Виноградова

© 2004, «Новый Регион – Екатеринбург»

Публикации, размещенные на сайте newdaynews.ru до 5 марта 2015 года, являются частью архива и были выпущены другим СМИ. Редакция и учредитель РИА «Новый День» не несут ответственности за публикации других СМИ в соответствии с Законом РФ от 27.12.1991 № 2124-1 «О Средствах массовой информации».