Последний фильм Андрея Звягинцева задел за живое не только русских киноманов, но и французских журналистов. Группа сотрудников журнала «Телерама» во главе с репортером Николя Делессалем после просмотра «Левиафана» впечатлилась настолько, что отправилась в Мурманскую область, чтобы своими глазами увидеть то самое «чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй». В его поисках французы познакомились с Михаилом Горбачевым, чуть не стали жертвами депутатской охраны, удивились качеству российских дорог и вывели собственную формулу загадочной русской души. Мы приводим собственный полный перевод статьи, опубликованной в журнале «Телерама».

Путешествие в неуловимую Россию «Левиафана» Андрея Звягинцева

Город на краю света, за полярным кругом. Регион послужил фоном Андрею Звягинцеву для съемок его «Левиафана». Они живут не хуже, чем другие, между лыжной базой и фольклорным праздником. Отсюда одинаково далеко до Москвы и до клише постсоветского пространства.

Нам потребовалось шесть дней, чтобы понять. Мы поехали в Кировск, к северу от Полярного круга, чтобы найти кадаврическую, коррупционную, спившуюся, провинциальную и жестокую Россию, изображенную режиссером Андреем Звягинцевым в его последнем фильме, «Левиафане», награжденном в Каннах и вышедшем на этой неделе во Франции. И с тех пор, как мы приехали, все идет не так, как мы ждали. Нам представлялось место, населенное ужасными националистами с залитыми водкой глазами. Но это милый, небольшой городок на двадцать тысяч жителей, расположенный на берегу озера в трех часах езды к югу от Мурманска. Экономика города еще движется: здесь добывают апатиты и есть лыжная база, старая, еще советской эпохи, но она работает.

В Кировске Звягинцев снял половину своего фильма. Художник волен отступить от реальности, и Звягинцев никогда не претендовал на описание российского общества в целом. Но в его содержании достаточно много насилия, а западные соседи России априори достаточно предвзяты, так что его фильм был воспринят у нас как «правда о России». И у нас появилось желание взглянуть. Увидеть своими глазами.

«Часто у нас тут нет дорог, одни направления». Юрий Козырев, фотограф

Первый сюрприз: дорога, по которой мы едем, заасфальтирована не хуже европейских. Это нетипично для России. Этим поражен наш спутник от самой границы, Юрий Козырев, военный фотограф, который пытается сделать репортаж о мире в своей собственной стране, когда мы проезжаем пейзажи с золотистыми лесами и озерами: «Состояние наших дорог – это обычно видимая часть коррупции. Часто у нас нет дорог, только направления. Удивительно, что здесь она такая красивая»…

В Кировске никто не падал пьяным на пустых улицах, не бродили, шатаясь, бомжи. Жители бежали по своим делам, торопились, как и в любом городе Европы. Мы расширили поиски. Кого-то пригласили на свадьбу, кто-то побывал в консерватории, кто-то поговорил с местным журналистом, кто-то сделал круг по шахте, мы же отправились в церковь. Нет очевидного пьянства. Нет буйных страданий. Дети. Молодые предприниматели. Люди открытые, готовые к общению.

Мы пошли дальше. Мы отправились на «праздник картофеля», да-да, праздник картофеля, уверенные, что найдем тот самый «сельский панк», который приехали искать. Это оказалась классическая деревенская ярмарка. Все продавали чеснок, собственный картофель, малину и другие фрукты и овощи. Девушки пели с эстрады народные песни. Мальчишки стреляли из игрушечных пистолетов. Мэр по имени Михаил Горбачев (!) тоже был там, и отметил в своей речи: «Земля не дает ничего, если не работать».

В фильме Звягинцева мэр – это злодей, порождение коррупции, и выпивает 750 грамм водки в день! Мы подошли к Горбачеву, чтобы рассказать ему об этом. Он не обиделся. Нет, просто удивился: «Я пью мало. Поймите, это только кино, очень небольшая часть России. Мне нравится де Фюнес, но я же знаю, что это не вся Франция. Да, в России есть коррупция. Но вы должны понимать, что фильм Звягинцева – это не документальный фильм. Это вымысел. Здесь много хороших людей. Мы боремся, чтобы выбраться самим, даже если помощи государства будет не хватать», – говорит он. Затем месье мэр уехал. «Я не понимаю, – сказал Юрий. – Эти люди живут в глуши, невежественные, здесь все идет не так, они должны быть в отчаянии! Но кажется, что мы в Норвегии! Придется мне пересмотреть свои взгляды на российскую глубинку».

Мэр

«Люди все более и более невежественны, поэтому ими легко манипулировать». Марина, директор консерватории

Но не все хорошо в Кировске. Государственные субсидии сокращаются. Бюджет Дворца культуры, построенного в петербургском стиле, уменьшился на 60 %. Система здравоохранения – посредственная; продолжительность жизни мужчин меньше, чем в остальной России (58 лет); климат – жесткий; будущее – сложное: молодые уезжают, а старики – стареют. Директор консерватории, Марина, 36-летняя, со светлыми кудрями, сказала, что она разочарована поколением молодых родителей: они не думают о деньгах и тем более – о культуре: «Люди все более и более невежественны, поэтому ими легко манипулировать. Их интересует только спорт, Интернет, ТВ». Она могла бы сказать то же самое и в любом другом городе Европы.

Есть еще одна тема, которую обойти в разговорах просто невозможно: кризис на Украине. Мы находим его даже в тарелке (в меню – «Бургер Донецк»), в такси (украшенном черно-оранжевой георгиевской лентой – символом победы над Германией и знаком поддержки пророссийских ополченцев). А в церкви, между молитвами, женщина в платке сказала, что каждый вечер у них до 21 часа люди молятся за Украину. Странно, отсюда так далеко от Киева – если не считать, что у каждого там родственники, друзья, или есть украинские корни.

В детском саду в центре города мы встретили смешанную пару. Наташа – русская, а Игорь – украинец. Он критикует Путина. Она говорит, что украинцы – нацисты. Они постоянно ссорятся. Мы также встретились с Ольгой, 64 лет, вахтером в здании мэрии. Она родилась на Украине и приехала сюда пятьдесят лет назад. «У меня есть три матери: Украина, Россия и моя мама. У моих детей – то же самое. Они говорят на двух языках. Мы не разделяем». Она рассказала, что больше не может ездить на Украину класть цветы на могилу своих родителей. В итоге она расплакалась: «Мне так не хватает СССР, мы все были как братья и сестры в то время».

Вахтерша Ольга

Не все были так деликатны с нами во время нашего пребывания. Была даже одна странная сцена вечером, более «русская», чем другие. Это был чей-то день рождения, очень тихий, рядом с нашим столиком в отеле. Юрий достал свой фотоаппарат. «Зачем снимаешь? Кто вы?» Стриженный «под ежик», здоровенный и пьяный, Василий агрессивно придвинул к нам свои 100 кг: «Здесь депутат, убирай камеру!». Водка текла рекой. Василий спросил отчество Юрия, чтобы узнать, не еврей ли он. Прежде чем спросить нас, не голубые ли мы.

«Напишите, что вы видите, сделайте честные фотографии России». Сергей Иванович Портянко, депутат

Наконец-то подтверждались наши клише о России. «У вас есть разрешение на работу? Я позвоню в полицию», – продолжил Василий... когда депутат Сергей Иванович Портянко протиснулся, чтобы пригласить нас к столу. Его лицо было удивительным: как ветчина с двумя черными отверстиями для глаз и тонкие усы: «Добро пожаловать. Мы хотим, чтобы вы составили правильное представление о нас», – сказал он. Он был одет в рубашку из черного шелка. Член «Единой России», партии Путина. «Напишите, что вы видите, сделайте честные фотографии России». Депутат угостил нас водкой и официальной речью об Украине, младшей сестре-близнеце России. И оставил нас работать. Мы были почти разочарованы.

Есть в Кировске и те, кого не пригласили на банкет, кто ощутил на себе всю силу политики Владимира Путина. Например, 45-летний Александр. Десять лет назад его звали Александра. Он(а) был(а) замужем за Игорем. После операции их брак был расторгнут, но он продолжает делиться своей жизнью с Игорем. Александр не чувствует давления на улицах Кировска, он живет в кругу «образованном, толерантном», но его будущее под угрозой. Вот уже десять лет как он создал институт музыки для детей, страдающих от неврологических заболеваний, и его работа была признана на международном уровне. Но поскольку в прошлом году в России принят гомофобный закон, который запрещает «пропаганду гомосексуализма среди несовершеннолетних», Александр рискует потерять работу. «Все издеваются над моей сменой пола. Я не знаю, сколько времени я смогу оставаться здесь», – говорит он.

Нам довелось пересечься и с другими русскими, которые ненавидят Путина и не стесняются говорить с журналистами, такими, как Вячеслав. Его дед продавал цветы царскому двору. ГУЛАГ. Сам он родился здесь. Он стал электриком, а потом пошел учиться. Три слова о Путине? «У меня есть, что сказать, но я вам их не скажу, потому что я вежливый», – сказал он и улыбнулся. В русском языке более 1800 нецензурных слов и выражений, чтобы выразить плохое настроение. Этот жаргон называется «mat», и его слишком много в фильме Звягинцева. «Если при прокате в России в январе у «Левиафана» будут проблемы с разрешением от органов власти, то именно потому, что он нарушает новый закон, который запрещает мат в искусстве и СМИ», – говорит журналистка местной газеты Наталья Кузнецова. Это первое «большое кино», который натыкается на этот закон. «А если запретят, Наталья, что будет с вашей жизнью в Кировске?» «Все будет хорошо! Мне нравится здесь жить!» Сложно…

Вуаля. Кировск находится в кризисе (и уже давно), но ничто из того, что мы видели или слышали, не похоже на хаос, описанный в «Левиафане». Возможно, Звягинцев преувеличил какие-то особенности в угоду кафкианской драматургии – показать, как человека разрушает система? Было решено показать фильм русским. Наш гид Ирина организовала пиратский киноклуб в своей квартире. Лохматый, кожа да кости, Александр Бондарев, снявшийся в фильме, появляется со свежесобранными белыми грибами и книгой собственных стихов в подарок. «Когда они увидели мою физиономию, они взяли меня немедленно», – смеется старик с изможденным лицом.

«Фильм Звягинцева – это гротеск, неинтересная карикатура». Марина

Двумя с половиной часами позже Александр мрачнее всех. Он не смеется. Как и Ольга, лыжница, которая мечтает кататься в Альпах, или Марина, директор консерватории. Не понравилось никому: «Это просто гротеск, неинтересная карикатура», – делится Марина. «Он построил фильм на клише; истории, которые я написал, намного лучше», – добавляет Александр. Маша обобщает: «Он очень талантливый, Звягинцев, но когда я вижу его фильмы, я хочу умереть. Часть жизни трагична, но не настолько. Зачем создавать прекрасные образы, чтобы показать людей такими ужасными?»

Териберка

Разочарованные, на следующий день мы отправились на второе место съемок, в Териберку, в компании Алексея и Вадима, тридцатилетних сверстников, которые хотят начать свой туристический бизнес в этом регионе. Лес уступает место тайге, холодный ветер метет без устали, дорога превращается в тропу. Вадим объясняет топографию: «Я вас предупреждаю: там, куда мы идем, нет ничего. Цивилизация кончается здесь». Вот Териберка, в конце тропы и на краю света. Териберка, «страшный» когда-то закрытый город, сегодня почти умерла. Пустынный рыбный порт, который насчитывал двенадцать тысяч жителей в коммунистическую эпоху и едва ли одну тысячу – сегодня. Школа, рыбный завод, магазинчик женской обуви под охраной немецких овчарок, мотоцикл с коляской 60-х годов, грязь, дома-призраки, руины, – и это все. Звягинцев не показал этот вакуум, зияющие трещины, мертвые здания. Разве что немного. Он предпочел снимать величественную природу, яростный океан, изрезанную кружевом прибоя береговую линию, гальку, обломки старых лодок.

Место съемок фильма – рыбный завод, 70 тонн трески для Европы каждый месяц. По цепочке ассоциаций узнаем стальной взгляд работницы Нади, которая играла в «Левиафане». «Если мужчина заберет меня в другое место, я поеду», – улыбается она, рубя головы треске. Школьный двор – единственное место, где действительно живут. Дети бегают, разгоряченные физкультурой: «Давай! Давай!». Подростки воркуют между двумя развалинами. Дальше – старушка обнимает старика, еще более старого, чем она. Алексею Васильевичу 92 года, в 1945 он вступил в Берлин. Руфина выживает в этих руинах, которые и есть ее жизнь: «Вы видите это заброшенное здание? Здесь был ресторан, мы слушали в нем музыку. Это трудно – жить среди призраков. Это так грустно».

Надя

«Широк русский человек. Я бы сузил». Федор Достоевский

Этот упадок, отход, Звягинцевым не показаны. Скромный, несмотря на жесткость своего фильма, он не включил в сюжет местного жителя Николая. Бородатый, лохматый и пьяный, тот вышел, пошатываясь, словно из романа Толстого, и изложил нам свою жизнь в нескольких словах: «Я убил кого-то, я был девять лет в тюрьме и... вот». Этого не было в фильме – кладбища с деревянным крестом, где Оксана сажает рябину, которая не в состоянии прорасти, и где на фотографиях умерших так часто – лица маленьких детей.

В тот момент, когда мы покидаем этот край света на краю света, пьяный автомобилист врезается в магазин женской обуви. Человек выходит из машины, ругается. Он одет в простую футболку, на которой написано по-русски: «Министерство по чрезвычайным ситуациям». И Юрий – он смеется! И тут мы поняли. Поняли, что ни один фильм не сможет «положить в коробку» Россию, слишком обширную, с ее иногда странными нормами, с ее трагикомедиями. И самое главное: мы поняли то, что Андрей Звягинцев понял задолго до нас. «Широк русский человек. Я бы сузил», – говорил Достоевский. Звягинцев тоже.

Фото Юрия Козырева

Кировск – Екатеринбург, Евгения Вирачева

© 2015, «Новый Регион – Екатеринбург»

Публикации, размещенные на сайте newdaynews.ru до 5 марта 2015 года, являются частью архива и были выпущены другим СМИ. Редакция и учредитель РИА «Новый День» не несут ответственности за публикации других СМИ в соответствии с Законом РФ от 27.12.1991 № 2124-1 «О Средствах массовой информации».