Как театр встречает финансовый кризис? Кто наказывает российскую экономику и почему? Каким должен быть российский театр? Об этом и многом другом рассказал в интервью корреспонденту NDNews художественный руководитель Театра на Малой Бронной Сергей Голомазов.

Эту должность он занимает с 2007 года, также сохранив за собой творческие мастерские и актёрский курс в ГИТИСе. В ноябре прошлого года он представил на суд общественности премьерный спектакль «Формалин».

«Новый День – Новый Регион»: Сейчас в стране довольно сложная ситуация. Как она сказалась на жизни театра?

Сергей Голомазов: Сильно пока не сказалась. Я так понимаю, один из аспектов экономической проблемы связан с инфляцией и с ростом цен на потребительские товары. Люди бегают по магазинам, пытаются как-то избавиться от стремительно обесценивающихся рублей, стараясь успеть до того, пока в следующем году цены не взлетели до небес, а это наверняка произойдёт. Вот так, наверное сказалось… С точки зрения посещаемости, я думаю, что она должна подрасти, те кто не бегает по магазинам, бегут в театр. Чем больше обесценивается рубль, тем больше желающих от него избавиться, тем больше люди покупают билеты, хочется так думать. А серьезней аукнется, я думаю, значительно позже, когда у нас появится необходимость покупать световую аппаратуру на сцену, которая реконструируется. А все это – валюта, стоит это дорого. По одному курсу речь шла об одной сумме, а уж каким дальше курс будет – это уж одному Богу известно. Думаю, что у нас все «радости», в этом смысле, впереди. На малую сцену закупить свет, звук успели, а вот на большую сцену – нет. Но, может, будем закупать китайский свет, который несколько дешевле. Если говорить о гастролях, думаю, вырастут цены на проезд, билеты. Вот, таким вот образом, пока…

«Новый День – Новый Регион»: А касательно сотрудничества с властью, есть какая-то система поддержки?

Сергей Голомазов: Нет, в данном случае, ни о какой схеме поддержки со стороны власти, или со стороны учредителей разговора не было. Я думаю, что сейчас все находятся в состоянии некоторой первичной растерянности в событии обвала рубля. Если у Центробанка нет никакой схемы, если у государства нет никакой мало-мальски внятной стратегии выхода из кризиса, по крайней мере озвученной, то о какой стратегии поддержки может идти речь со стороны учредителя. Они ведь тоже люди зависимые в данном случае. Я не думаю, что зарплата будет увеличиваться пропорционально росту инфляции и падению рубля. Такого просто не бывает. Но вероятно она подрастёт как-то, но не сразу и не сильно.

«Новый День – Новый Регион»: Период кризиса длится уже не первый день, как это сказалось на зрителях, количественно, качественно, характер публики, может быть, изменился?

Сергей Голомазов: По статистике, я так заметил, в ноябре количество зрителей несколько подросло. Если вы хотите от меня услышать, что с развитием экономического кризиса я, у входа в театр отмечаю увеличение количество лиц, на которых отражена печать уныния, – нет, не отмечаю (смеется). Этого нет. Люди не приходят с унынием в театр, несмотря ни на что. Потом надо знать все-таки природу нашего гражданина, природу нашего постсоветского человека. У нас ведь на все один ответ: «Ну все, 1991 год пережили? – Пережили. 1998-й пережили? – Пережили. Войну пережили. Ну и это переживём». Такая философия равнодушия по отношения к своему экономическому благополучию, к собственным накоплениям, к собственному качеству жизни, воспитывалась даже не годами, а столетиями, всей историей. У русского человека, у русского, крестьянского человека вообще ведь нет культуры отношения к собственности, у него этой собственности никогда и не было. Это для американцев 2008 год – катастрофа, а для нас… У нас объяснение одно. Мы как мантру повторяем: «Войну пережили, Господи, а уж это и подавно переживём». Хорошо это, или плохо – не знаю. Наверное, плохо. Потому что виновных такого стремительного обрушения рубля так и не найдут, да в общем и искать не будут. В общем, все и понятно-то без поисков, что тому виной.

«Новый День – Новый Регион»: А что понятно?

Сергей Голомазов: Понятно, что российская экономика наказана, справедливо или не справедливо – это уже вопрос второй. Наказана куда более мощными экономическими державами, куда более мощным демократическим конгломератом цивилизованных государств за наши действия в Крыму и на юго-востоке Украины. Что тут непонятного, это на поверхности… Оно, конечно, очень здорово – Крым наш. Но, надо осознавать, что Крым, это огромная проблема на ближайшие много лет. Крым надо кормить, поить, давать работу, согревать и одевать. А потенциал у страны для этого есть? Наивно полагать, что люди, которые живут в Крыму, сами себя сейчас всем обеспечат и у них там начнёт развиваться бурно экономика. Это же иллюзия. У нас даже нет туда проезда. Надо строить мост. Кто его будет строить?... Он стоит громадных денег, которых кажется нет.

Кроме того, очень важно, что бы через какое-то время, Российская Федерация вместе с цивилизованным миром провела все же какой-то официальный референдум в присутствии, не пресловутых «вежливых людей», а еврокомиссии, мировых наблюдателей и ООН относительно государственной принадлежности Крыма. Это должно быть официально, цивилизованно и прозрачно. При этом очевидно, что это, исконно российская территория, которая в силу определённой политической глупости и исторической конъюнктуры оказалась как бы украинской. Но, тем не менее, мне кажется, окончательное присоединение, если оно и будет, должно все-таки произойти как-то легитимно и признанно мировым сообществом. Это очень важно.

Если говорить о том, есть ли у России потенциал справиться с теми закономерными санкциями, которые предъявлены цивилизованным миром в наш адрес, то это – вопрос. Все упирается в экономику. Если государство не решит цивилизованно эту проблему санкций, боюсь, впереди нас ждут совсем не простые времена, и экономически и политически. Тут ещё один вопрос, ведь только-только стали начинать жить по-людски. Только стали как-то пользоваться благами цивилизации, теми благами, которыми Европа стала пользоваться уже лет сорок назад. Только-только, в стране деньги появились. Только-только, люди стали как-то мало-мальски одеваться, куда-то ездить, видеть мир, покупать какие-то хорошие гаджеты, аппаратуру, машины. Только-только. Не знаю… Нет у меня уверенности в том, что правильно этого людей лишать. Мне кажется, что этот народ уже так настрадался, наголодался и налюбился государство за свою историю тысячилетнюю, он принёс такое количество жертв ради государства, что немножечко имеет право пожить по-человечески. Мне все-таки кажется, что благополучие моих детей, моих потомков, этой страны, и, в каком-то смысле, спокойной жизни, иногда, важнее политических приоритетов.

Теперь вот эти санкции – будьте любезны и мгновенный обвал рубля. И потом, что-то мне подсказывает, что ещё одного полномасштабного социального, экономического и политического надлома страна не переживёт. И это многие понимают. Просто не переживёт физически и нравственно. У нас, увы, пока не те ресурсы. А что – бы накопить ресурсы, необходимо лет сто покоя и развития. И вообще, мне кажется, что всякое противостояние с цивилизованным миром для России губительно. Проходили мы этот урок. Поэтому я очень надеюсь на то, что разум и политическая целесообразность восторжествуют. Я надеюсь, что какой-то разумный политический компромисс будет найден, и эти санкции будут, наконец, сняты. И, может быть, рубль немножко выправится.

«Новый День – Новый Регион»: Вы заняли место художественного руководителя Театра на Малой Бронной в 2007 году, и вы уже в театре застали кризис 2008…

Сергей Голомазов: Да, кризис 2008 года, очень хорошо помню. Но это было трудно назвать кризисом. Это был кризис цивилизованных экономик. Нас это коснулось так, чуть-чуть. Ну а как это отразилось на России? Рухнул ипотечный рынок в Европе и Америке. У России же был мощный золотовалютный запас, тогда же цены на нефть зашкаливали за $110 за баррель. Инфляция осталась в пределах нормы, большого роста цен не дало, безработицы не появилось. Экономический спад? Какой-то был, но не такой как в Америке, в Испании, в Греции, Португалии. 2008 год сложно назвать кризисным для России, я понимаю в Прибалтике, я приехал туда зимой 2008 года – так там вообще все замерло. Один кран строительный работал, все остальное встало. Там был коллапс, рост цен, безработица. Вот это было тяжело. А в России мы отделались лёгким испугом.

«Новый День – Новый Регион»: Возвращаясь к теме театра, у актера нет оправданий, чтобы не появиться на сцене, болезнь, проблемы – он всегда должен быть, а распространяется ли это правило на жизнь художественного руководителя, ведь тут ответственность не только за себя, но и за весь коллектив? Жизнь без выходных?

Сергей Голомазов: Это немного превратное впечатление, что выходных нет. Нет, у меня есть свободное время, иногда даже бывает после премьер несколько дней, иногда какую-то часть дня могу отвести на спортивный клуб, или погулять просто. Успеваю. Театр, творческое объединение мастерских, есть ещё мастерская в ГИТИСе, мой курс актёрский.

Дело, наверное, замешано на моей врождённой ответственности, я сам себе планирую день, сам творческий хозяин своей жизни. Стараюсь как-то регламентировать и так выстраивать своё количество обязанностей, чтобы все успевать. И уверяю вас, на самом деле это не так сложно. Бывают, конечно, какие-то моменты, когда приходится в театр приходить к 9 утра и в 9 вечера заканчивать репетицию, но это какие-то последние полторы-две недели перед премьерой, особенно если тяжёлый выпуск, если на ходу что-то глобальное переделывается. Это, конечно, реально тяжело и физически, и психически. Особенно, если какие-то проблемы творческие. Много обязанностей не бывает, бывает плохое планирование. Если хвататься сразу за все, конечно ничего не успеешь, а если спокойно сесть и все распределиться… А вообще моя профессия она, конечно, довольно жестковата. Потому что, увы и ах, хочется быть очень добрым со всеми, но со всеми так не бывает. Иногда, что бывает очень трудно, приходится говорить – «нет». Кроме того, репертуарный театр место достаточно сложно сочинённое. Если внутри театра нет какой-то мало-мальски внятной творческой дисциплины, если нет абсолютного, или хотя бы минимального доверия художественному руководителю, то тогда театр – это очень скоропортящаяся конструкция: чуть отпустишь, сразу начинает черти что происходить.

«Новый День – Новый Регион»: В репертуарном театре и коммерческий вопрос становится ребром, он должен приносить прибыль. Как формируется репертуар, чем вы руководствуетесь, как вы находите баланс между тем, что надо ставить, и тем, что хочется?

Сергей Голомазов: Вам как сказать? Как положено, или как есть на самом деле? Как положено – он формируется по трём направлениям: шлягер, классика, современная пьеса. Такая есть модель формирования репертуара. Другое дело, я в последнее время, серьёзно задумываюсь, чтобы серьёзным образом изменить вектор движения театра на Малой Бронной в сторону современной драмы, современных тем, современных звучаний театральных. Я понимаю, что если я не буду это делать – я приду в тупик и приведу с собой в тупик тех людей, которые мне дороги творчески. К сожалению, в Театре на Малой Бронной, особенно в недрах администрации, это далеко не все понимают. И вообще мне кажется, что у меня с некоторыми представителями администрации Театра на Малой Бронной вообще разные представления о модели театра как таковой. Мне модель антрепризы под крышей Департамента (Департамента Культуры), когда приглашаются несколько популярных артистов с первого, второго, третьего канала, делается качественная пьеса, а потом хорошо, без проблем продаются билетики – мне такой театр не очень интересен. Я через такой театр прошёл.

Я все-таки думаю, что театр должен быть созвучен времени и созвучен современности. Я имею право на эксперимент, на поиск нового языка, на новую драму. Но если бы вы знали, какое сопротивление это вызывает в театре… Особенно у администрации театра. Знаете почему? Они не знают, как это продавать и что с этим делать. Это для них непривычно. Спектакль по пьесе Анатолия Королева «Формалин» им не привычен, совсем непривычен. А спектакль «Сирано де Бержерак» – привычен. И «Варшавская мелодия» – привычна. А мне уже такой театр не интересен и умному, продвинутому зрителю – тоже. Возникает проблема. Проблема отсутствия диалога и понимания современной природы театра. Это к вопросу о том, как продавать. Надо обладать способностью – слышать. А уметь слышать, это дар! Вот такая вот история.

Для того чтобы ответить на вопрос, как продавать, у художественного руководителя и у администрации театра должен быть разговор, а его – нет. Директора это, по-моему, сейчас вообще мало интересует. А его замы занимают такую неумную и агрессивную позицию по отношению к моим поискам, в отличие от театральной критики и зрителя, которым спектакль нравится, что я даже не знаю, как реагировать, прямо руками даже развожу. Никакая маркетинговая стратегия не спасёт театр от неэффективности, если театр скучен, но, и никакая маркетинговая стратегия не спасёт от того же, если стратег невежественен и глух. Тем ни менее, театр на Малой Бронной – это активно развивающийся организм. А когда организм развивается – ему не просто. Я словно крикнул своим спектаклем театру: «Давай! Взрослей! Развивайся! Меняйся! Умней! Расти! Будь современным!» И от кого-то услышал в ответ – отвали и без тебя все знаем. Так вот и продаём билеты.

«Новый День – Новый Регион»: А если говорить не только о Театре на Малой Бронной, а в целом, какой вы видите модель развития театра?

Сергей Голомазов: Мне кажется, репертуарный театр, в том виде, в котором он существовал ещё при советской власти, будем объективны, такая модель театра себя изживает. Существует такая модель, скорее по инерции или в силу укоренившихся ещё советских традиций. Такая модель театра может расти, развиваться и существовать в обстоятельствах тоталитарного государства, предполагающий повсеместный контроль, в том числе идеологический. Сама система репертуарных театров так и организована была, что – бы быть подконтрольной государству.

В советское время театр был инструментом, прежде всего, идеологического воспитания. Между государством и театром словно возникал договор, государство театр кормит, поит, платит, а театр делает то, что нужно и выгодно государству. Как это ни жаль, но теперешнее количество бюджетных репертуарных театров вряд ли может устроить государство. Наметившийся процесс слияния театров, оптимизации будет развиваться, к неудовольствию людей театра, этот процесс не остановить. Он будет замедляться или ускоряться, но он не остановиться до тех пор, пока государство не решит – вот эти четыре или пять театров мы готовы содержать, а остальные, простите, зарабатывайте сами. Это общемировая практика.

«Новый День – Новый Регион»: В завершении несколько отвлечённых вопросов… Что вы сейчас читаете?

Сергей Голомазов: Пьесы читаю. Параллельно: «Высший замысел» Стивена Хокинга и Бориса Акунина «История государства Российского, Ордынский период».

«Новый День – Новый Регион»: А есть «заветная» пьеса, как у актёров роль?

Сергей Голомазов: «Заветные» пьесы возникают в зависимости от того, что происходит на улице, с людьми, со страной, а результате – что происходит со мной. Так возникает внутренний заказ на заветную пьесу. А просто «заветная» пьеса? Они периодически возникают. Иногда бывают очень хорошие. Бывает – лежит очень долго, читаешь, мечтаешь, никак не поставишь, а начнёшь – думаешь, лучше б она так и лежала. А бывает на тебя сваливается совершенно неожиданный материал, которого знать не знал, и получается интересная работа.

Не верю, что есть режиссёры, у которых в шкафчике есть «заветная» пьеска, которую они поставят и прославятся на весь мир. Все какие-то басни.

«Новый День – Новый Регион»: Если бы у вас был шанс вернуться в прошлое, что бы вы изменили?

Сергей Голомазов: Все эти замечательные размышления в сослагательном наклонении… Я сделал бы все, чтобы не пойти в армию. Но вот у меня не было выбора, я пошёл и потерял два года жизни. Взял и потерял.

Потом… Я не совершил бы 14 лет назад серьёзной ошибки в театре Вахтангова. Хотя… я наверное должен был её совершить. Это «дела давно минувших дней…», ни к чему вспоминать, спектакль идёт и слава Богу. На самом деле, задним умом мы все хороши. Я всегда много работал, делал ошибки – это совершенно нормально, я их делаю. Последняя была четыре года назад, до сих пор расхлёбываю. Говорить о ней не буду. Не предвидел, поосторожничал тогда, умней буду теперь. Что бы я изменил?… В итоге я совершал правильные поступки, очень честные, они были искренние, эмоциональные, очень болезненные, для меня, для моих родителей. Удивлял. Был достаточно последовательным в том, что делаю, не подозревая какое количество проблем это создавало вокруг для других. Ну что теперь делать? Знаете… чем больше гвоздь торчит, тем больше о него царапается.

«Новый День – Новый Регион»: Если бы у вас был шанс, что бы вы сказали себе 16-ти летнему?

Сергей Голомазов: Не бойся. Не бойся! Не бойся! Половина тех страхов, которые преследовали меня, когда мне было 16 – их не существовало в природе, вообще. Нужно было просто жить, дышать полной грудью, верить в себя и не оглядываться на дураков.

Москва, Инна Санина

© 2015, «Новый Регион – Москва»

Публикации, размещенные на сайте newdaynews.ru до 5 марта 2015 года, являются частью архива и были выпущены другим СМИ. Редакция и учредитель РИА «Новый День» не несут ответственности за публикации других СМИ в соответствии с Законом РФ от 27.12.1991 № 2124-1 «О Средствах массовой информации».