Дух ревизионизма витает над путинской Россией и ее отношением к коммунистической истории. Как говорил Оруэлл, ничто так непредсказуемо, как прошлое.

В ходе встречи с деятелями общественных наук в июне Владимир Путин высказал суждение, что в истории СССР меньше черных страниц, чем в истории США, и что сталинские репрессии были не так страшны, как война во Вьетнаме или нацизм.

«Во всяком случае, мы не применяли ядерное оружие против гражданского населения, – сказал он, намекая на бомбардировку Хиросимы американцами, – и не поливали химикатами тысячи километров», как во Вьетнаме.

«Да, у нас были страшные страницы (...) Но в других странах пострашнее еще было», – настаивал президент, ради непонятного исторического релятивизма выступающий за «патриотический» подход к истории.

Послание очевидно. Больше не может быть и речи об осуждении коммунистического тоталитаризма, унесшего миллионы жизней, к которому стремился его предшественник Борис Ельцин со своей мечтой о «Нюрнбергском процессе» над коммунизмом, от которой он вынужден был отказаться в 1992 году под давлением старой советской номенклатуры.

Далекая от желания изгнать тоталитарных демонов, путинская Россия, похоже, наоборот, стремится почерпнуть в коммунистическом прошлом некую легитимность и преемственность, рискуя тем самым увековечить и его преступные методы, пишет французская газета Le Figaro (перевод Инопресса.ру).

Сегодня мы видим, как возрождаются забытые методы. Недавний пример тому – внезапная госпитализация четыре дня назад российской журналистки Ларисы Арап, наказанной за то, что осмелилась осудить жестокое обращение с детьми в психбольнице.

Россия так и не покаялась в репрессивном использовании такого рода учреждений в СССР. В то же время бешеным успехом пользуются «патриотические» фильмы и книги, преуменьшающие масштаб преступлений Сталина с целью подчеркнуть его роль победителя нацизма.

Каждый год в праздновании «дня чекиста» принимает участие президент, тогда как 70-я годовщина ужасного 1937 года не стала поводом для каких-либо официальных мероприятий.

То, что такая тенденция исходит от Владимира Путина, бывшего офицера КГБ, восхищающегося основателем коммунистических секретных служб Феликсом Дзержинским, чей бюст он привез с собой в Кремль, мало удивительно.

Разве российский президент не заявлял, что день распада СССР был «величайшей катастрофой XX века»? Но такой обратный ход свидетельствует и об общем настроении населения, лишившегося коммунистической мечты. «России не удается посмотреть в лицо прошлому, слишком рано, слишком болезненно», – подчеркивает политолог Федор Лукьянов.

Из-за этой болезненной реакции коммунистическая история наделяется неприкосновенностью. Она уже почти свела на нет порыв знаменитой «архивной революции», охвативший страну при Горбачеве и Ельцине.

В штаб-квартире НПО «Мемориал», занимающегося увековечиванием памяти жертв коммунизма, сильно обеспокоены. В заваленных бумагами коридорах, семейная обстановка которых напоминает времена диссидентства, группка историков продолжает свой сверхчеловеческий труд по классификации миллионов жертв, имена которых записаны на трогательных маленьких карточках.

Организация понимает, что в ней уже видят врага. «С нами обращаются, как с маргиналами, будоражащими неприятные воспоминания и вносящими раскол в нацию», – вздыхает историк Никита Петров.

Фонд «Демократия», учрежденный покойным Александром Яковлевым, вторым человеком в Политбюро при Горбачеве, был также отстранен от общественных дискуссий, хотя и продолжает публиковать неизданные архивы о крупных преступлениях коммунизма (уже опубликовано более 50 томов).

Еще при жизни Яковлева – единственного советского иерарха, публично покаявшегося в своей принадлежности к «преступной организации КПСС» – некоторые обвиняли в «предательстве». Его дочь продолжает его работу по увековечиванию памяти практически подпольно.

Другой пример: бывший директор Историко-архивного института Юрий Афанасьев, основавший Гуманитарный университет в Москве (РГГУ), был вынужден уйти со своего поста в 2006 году из-за того, что согласился на финансирование института Михаилом Ходорковским, ныне отбывающим наказание в Сибири.

«Давление не прямое, вам просто дают понять, что было бы лучше уйти...», – утверждает историк Никита Петров, отмечая, что «доступ к архивам все больше и больше ограничивается» и возвращается «мифологическая история».

Аналогичный пессимизм охватывает и кинорежиссера Николая Досталя, признающего, что «многие фильмы, не соответствующие патриотической идеологии, остаются на полках». Однако его последний фильм о жизни великого лагерного писателя Варлама Шаламова, являющий собой ужасающее отражение ленинской эпохи, был в июне показан по телевидению в прайм-тайм.

Оптимисты считают, что ситуация не настолько катастрофична. Так, в фонде «Русское зарубежье», удивительном учреждении, созданном под патронажем Александра Солженицына, уверены в себе. «Кто бы мог подумать, что в России может появиться центр, отдающий дань памяти белой эмиграции!» – с энтузиазмом восклицает директор фонда Виктор Москвин.

В прекрасное помещение, выделенное мэрией Москвы, прибывают тысячи архивных документов, главным образом, из Франции. Фонд, имеющий собственный издательский дом, превратился в интеллектуальный улей, позволяющий восстановить головоломку человеческих и политических судеб эмигрантов – ту грань истории, которой Россия была лишена.

«Мы не ощущаем никакого давления со стороны властей, напротив», – уверяет Москвин. Действительно, покровительство Александра Солженицына гарантирует фонду «патриотическую» легитимность в глазах Кремля.

В июне Путин наградил писателя. Это не менее парадоксально, чем тот факт, что этот великий противник коммунистического тоталитаризма оказался рядом с российской властью, ресоветизирующей свою историю.

Париж – Москва, Всеволод Ягужинский

© 2007, NR2.Ru, «Новый Регион», 2.0

Публикации, размещенные на сайте newdaynews.ru до 5 марта 2015 года, являются частью архива и были выпущены другим СМИ. Редакция и учредитель РИА «Новый День» не несут ответственности за публикации других СМИ в соответствии с Законом РФ от 27.12.1991 № 2124-1 «О Средствах массовой информации».