70 лет назад, 5 августа 1937 года, в СССР начались масштабные репрессии, направленные на окончательное решение проблемы внутренних врагов страны, т.е. на профилактическую социальную чистку в предвоенной ситуации.

Она соединила в себе цепочку операций, проведённых в 1937-1938 гг., которые позднее получили название «Большой Террор». В этих акциях чётко просматриваются три измерения, пишет Геннадий Бордюгов, руководитель научных проектов Ассоциации исследователей российского общества (АИРО-XXI), член Экспертного совета РИА Новости.

Наибольшую известность получила чистка политическая – так называемая «кадровая революция», которая началась еще осенью 1936 года. Хозяйственные руководители и партработники, военные, писатели и учёные, советская элита, представители которой оказались на скамье подсудимых во время знаменитых московских процессов, собственно, и сформировали наше первоначальное представление о жертвах террора.

Второе, ключевое измерение террора сегодня связано с выполнением операции (её часто называют «кулацкой») по оперативному приказу НКВД за № 00447 от 30 июля 1937 г., утверждённому Политбюро ЦК ВКП (б) 31 июля. Этот «приказ смерти» определил «целевые группы» террора и представил их в проскрипционных списках.

Среди традиционных групп «враждебной» системы («бывшие кулаки», «члены антисоветских партий», «участники повстанческих, фашистских, шпионских формирований», «церковники» и др.), появилась новая категория – уголовные преступники (бандиты, грабители, воры, контрабандисты, аферисты и т.д.).

Так политическое руководство, с одной стороны, криминализировало социальную стихийность, неповиновение, с другой, – политизировало обычные преступления, приравняв их к оппозиции советскому порядку.

Приказ устанавливал меру наказания (смертная казнь – первая категория, от 8 до 10 лет лагеря или тюрьмы – вторая) и определял квоты репрессируемых по областям, краям и республикам СССР. Общее количество приговорённых по этому чудовищному приказу составило 767397 человек, из которых 386798 человек были расстреляны (данные М. Янсен и Н. Петрова).

Третье, наименее изученное измерение террора связано с ликвидацией в период с февраля до середины апреля (на самом деле до ноября) 1938 года «контрреволюционных национальных контингентов». Поначалу эти репрессии находились в тени основной операции («кулацкой»).

Однако параллельно с ней уже в конце июля 1937 года началась «немецкая» операция (приказ НКВД № 00439) , в августе – ликвидация «польских диверсионно-шпионских групп» (приказ № 00485), в сентябре – так называемых харбинцев – вернувшихся на родину в основном русских работников КВЖД, причисленных к «японским шпионам» (приказ № 00593).

Самой крупной операцией стала массовая высылка из Дальневосточного края всего корейского населения в Казахстан и Узбекистан. Все эти четыре акции были связаны с «главными противниками» СССР – Германией, Польшей и Японией.

Соответственно складывались и факторы репрессий, связанных, по версии НКВД и ЦК, с активизацией разведывательных органов указанных стран, прежде всего, в пограничных районах и регионах с предприятиями оборонных отраслей, их переход к диверсионной и повстанческой деятельности.

В 1938 году репрессии охватили широкие круги афганцев, эстонцев, латышей, финнов, греков, иранцев, китайцев, румын и, наконец, болгар и македонцев, проживающих на территории СССР. По всем «национальным» приказам НКВД за «шпионаж и диверсии в пользу иностранных государств» было осуждено 335 513 человек (более 73% приговорены к расстрелу).

Национальное измерение есть и у сердцевинной для большого террора акции по приказу № 00447. По этому поводу время от времени возникают как понятная полемика, так и бессмысленные политические спекуляции.

Историки, к примеру, часто цитируют слова наркома внутренних дел Украины Александра Успенского, для которого поголовно все поляки и немцы, проживавшие тогда на территории УССР, были «шпионами и диверсантами», но и 75-80 % украинцев являлись для него «буржуазными националистами».

Против «контрреволюционных националистических элементов» боролся в Грузии нарком Лаврентий Берия, а в Татарстане – начальник Управления НКВД Владимир Михайлов. В Туркмении были озабочены активностью вооруженных националистических сил (бывших басмачей и эмигрировавших представителей духовенства), выступающих за создание «турецко-татарского государства».

От национальных компартий республик широким потоком шли запросы на повышение расстрельных квот, в том числе в ходе «национальных операций». Однако теперь репрессии против «националистов» нередко связываются не со сталинским, а еврейским или русским (или «москальским») режимом.

Впервые подобную подмену произвели нацисты, которые после поражения в Сталинградской битве сделали акцент на этнический момент большого террора, пытаясь таким образом мобилизовать национальные воинские формирования.

Потом национальную карту террора стали разыгрывать различные эмигрантские круги. Так происходило недопустимое размывание смысла страшной трагедии ХХ века. Сегодня жертвы репрессий прагматически используется как фигуранты в политических раскладах или предвыборных кампаниях.

Рано или поздно общество осознает тупиковость этих опасных игр с памятью и вернётся к тем трудным и болезненным вопросам, которые способны упреждать новые катастрофы.

Во всяком случае, вопрос, почему десятки тысяч граждан СССР с готовностью доносили на своих сослуживцев, соседей и даже близких, а некоторые чекисты жертвовали собой ради спасения незнакомых людей, блокируя эти доносы, не связан с их национальной принадлежностью. Но без честного ответа на него невозможно дать гарантию, что жестокости не случатся снова.

Москва, Всеволод Ягужинский

© 2007, NR2.Ru, «Новый Регион», 2.0

Публикации, размещенные на сайте newdaynews.ru до 5 марта 2015 года, являются частью архива и были выпущены другим СМИ. Редакция и учредитель РИА «Новый День» не несут ответственности за публикации других СМИ в соответствии с Законом РФ от 27.12.1991 № 2124-1 «О Средствах массовой информации».