Хаос в России после революционных событий 100-летней давности был спровоцирован гнусным предательством последнего российского императора Николая Второго. Масштаб этой личности не соответствовал величию ее роли, что и привело к последующим потрясениям, негативные последствия которых до сих пор не преодолены. Такое мнение высказала писательница Татьяна Альбрехт в рамках спецпроекта РИА «Новый День», посвященного столетнему юбилею Октябрьской революции 1917 года и современным перспективам.

Революция 1917 года – безусловно, переломный этап в жизни нашей страны.

Под революцией я подразумеваю все события 1917 года, а не только октябрьский большевистский переворот, ибо он был невозможен без всего, что произошло раньше.

На мой взгляд, самым важным и разрушительным событием, сделавшим возможным и, можно сказать, спровоцировавшим все остальные, были не антиправительственные выступления конца февраля в Петрограде и даже не октябрьский переворот, а отречение от престола Николая II и Великого Князя Михаила Александровича.

Можно, конечно, сказать, что одно стало следствием другого – массовые антиправительственные выступления спровоцировали решение государя. Но… Во-первых, я уверена, отречение не было неизбежным следствием февральских событий. Будь у государя и правящего кабинета мудрость и желание, они могли бы найти другой путь выхода из кризиса.

А во-вторых, решение Николая II и Михаила Александровича в такой ситуации нельзя расценивать иначе, как измену Родине. Понимали это те, кто толкнул государя к такому шагу, или не понимали, – не важно, они такие же изменники, не зависимо от того, какие мотивы руководили их поступками.

И дело не только в том, что главнокомандующий воюющей страны на трудном этапе войны бросает свой пост и бежит от ответственности за собственные ошибки и глупости, но еще и в том, что руководитель страны, находящейся в состоянии кризиса, усугубляет этот кризис в разы, ввергает государство в пучину хаоса и безвластия. И все это в военное время на фоне серьезных экономических проблем и явно назревающего социального взрыва. Это либо вопиющая глупость, либо самая гнусная измена, прощения и оправдания которой быть не может. Потому что после этого случилось ровно все то, чего так опасался Николай II в своем манифесте об отречении.

Впрочем, император в течение всего своего правления, а особенно в последние несколько лет наделал столько глупостей, что эта его последняя оказалась всего лишь самой выдающейся.

Вообще, полагаю, худшего государя, нежели Николай II, в Российской империи не было. Ни Петры, Второй и Третий, ни Павел, при всей сложности и неоднозначности оценок их царствований, не побьют рекорды Николая по количеству идиотизма. Чего стоит только Кровавое воскресенье. Бомба с часовым механизмом, взорвавшая монархию и, в конечном счете, Россию, была заложена 9 января 1905 года. Единственным поступком, вопиющий идиотизм которого не может оправдать ничто, император окончательно подорвал многовековую веру народа в царя-защитника. Эта вера и прежде подвергалась суровым испытаниям. Чего стоит только крестьянская реформа и отмена крепостного права, проведенная так, словно бы монарх нарочно готовил почву для социального взрыва. После такой крестьянской реформы успех начинаний Столыпина был весьма сомнителен. Точнее, для нее было нужно столько лет спокойствия и стабильности, сколько у России apriopi не было, учитывая ситуацию внутри страны и в мире. Но поступок государя 9 января 1905 года – это апогей глупости, это самое очевидное и наглядное признание монарха в том, что он ничего не знает о народе и стране, которыми призван управлять, и не способен на адекватное принятие решений.

Так, может быть, и хорошо, что такой никчемный государь отрекся?

Нет! Совсем не хорошо! Потому что это решение не было ни подготовлено, ни обдумано, оно было спонтанным и чисто эмоциональным, как практически все, что делал государь. Ведь еще за неделю до этого он называл сообщения о мятеже в Петрограде ерундой, говорил, что Родзянко написал ему «какие-то глупости» о ситуации в стране, на которые не стоит отвечать. То есть монарх просто не желал видеть и понимать, что происходит, не хотел брать на себя ответственность. А когда дошло, он элементарно испугался, какими бы красивыми словами он это ни прикрывал. Струсил и оставил других разгребать все то, что натворил.

История знает немало примеров, когда государи отрекались от трона. Сами или под давлением.

Тот же император Карл V в конце жизни устал от бремени двадцати трех корон и ушел в монастырь. Но он оставил на троне своего сына, достойного продолжателя его дел, вполне готового принять ту ответственность, которая на него свалилась. Недаром с именем Филиппа II связан «золотой век» Испании, период ее наивысшего могущества.

Диоклетиан тоже отрекся от власти, но после двадцати лет напряженной работы, в результате которой он навел порядок в уже было разваливающейся империи.

Наш государь же после двадцати двух лет правления оставил после себя только нерешенные проблемы и смуту.

Если бы он действительно хотел спасти страну от хаоса, то, во-первых, не оставил бы трон Михаилу, подходящему для роли государя так же, как Станиславский годился на пост военного министра, он не решил бы все в одночасье. Такие вещи, как отречения, надо готовить – позаботиться о достойном преемнике, дееспособном правительстве, выбрать момент для объявления об этом, дабы не усугубить, а разрешить ситуацию, завершить наиболее важные текущие дела, по-настоящему передать дела преемнику. Ничего этого не было сделано. Николай просто уехал, оставив членов Государственной думы, генералов и министров барахтаться в этом хаосе.

Читаешь его дневники за 1917 год – берет злость. Он пишет про погоду, прогулки, про то, как гулял или занимался с Алешенькой. Изредка пара слов о положении на фронте или событиях в Петрограде. Словно его все это ни капли не касается, словно он ни в чем не виноват. Поразительно просто!

Естественно, Временное правительство оказалось не слишком способным к управлению страной. Как могло быть иначе, если его члены вынуждены были по ходу дел разбираться в ситуации, тут же принимать сложнейшие решения, искать выход из экономического кризиса, продолжать затянувшуюся войну, объясняться с союзниками, подавлять стихийные и организованные мятежи…

Могли ли они за неполные полгода навести в стране хоть какой-то порядок в такой обстановке? Мы после 1991-го больше десяти лет барахтались, пока справились с первичным хаосом. И до сих пор расхлебываем события четвертьвековой давности, хотя тогда социальные потрясения были все-таки не столь глобальные, как в 1917-1921 годах.

Само собой, в такой обстановке власть оказывалась в руках тех, кто стремился ее взять. И большевики были бы большими дураками (пардон за каламбур), если бы не воспользовались моментом. Они ведь и не скрывали, что стремятся к власти, не прикрывались долгом и разговорами о спасении Отечества. Так что их выход на авансцену был вполне закономерен, хоть и незаконен ни в какой мере.

Другое дело, что Временное правительство и прочие партии оказались совершенно не готовы к таким решительным и, не побоюсь этого слова, подлым действиям. Впрочем, они устраивали революцию, а большевикам нужен был именно военный переворот с целью захвата власти. Разница – глобальная, мировоззренческая, я бы сказала.

Собственно, этот переворот и то, что большевики смогли удержать власть, определило облик России на ближайшие десятилетия.

Если бы революция остановилась на стадии событий марта-сентября 1917 года, если бы у власти осталось многопартийное Временное правительство, возможно, мы получили бы что-то вроде Веймарской республики или Третьей Французской республики. Не думаю, что мятеж Корнилова, даже если бы он увенчался успехом, имел бы долгосрочные последствия. Корнилов – прекрасный военный, но плохой политик. Он бы не смог удержать власть, т.к. не был достаточно беспринципен и циничен, чтобы платить за нее такую цену крови, которую потом заплатили большевики.

Так вот, если бы революция остановилась на этой стадии, то, я думаю, это был бы логически обоснованный и необходимый этап развития России. Пусть даже начался он, как начиналось многое в нашей истории, с хаоса и смуты.

К началу ХХ века монархия в России, точнее, самодержавная монархия, изжила себя и была нежизнеспособна. Слишком многое замыкалось на личности государя. А масштаб этой личности далеко не всегда соответствовал величию ее роли.

Возможно даже, наигравшись в республику, мы вернулись бы к ограниченной монархии. Все-таки наше полувосточное местоположение и мировоззрение, все течение нашей истории значительно отличают нас от европейских стран, в которых демократические режимы могут существовать органично.

Но то, что произошло в октябре 1917 года, перечеркнуло все эти перспективы и надежды. Словно исказилась линия времени, и наша история покатилась по какой-то кривой колее.

Насмешка судьбы в том, что стадию квазиреспублики и ограниченной квазимонархии Россия все-таки прошла, но в жутко извращенном виде. Я имею в виду политический режим 20-х годов и то, что сделал Сталин. Правда, сталинизм был формой как раз ничем не ограниченной монархии, тирании и диктатуры в чистом виде. Такой полнотой власти в России далеко не все государи обладали. Недаром Сталин так ценил Ивана Грозного и Петра Первого – видел в них своих предшественников и в какой-то мере учителей по управлению страной.

Кстати, то, что происходило во власти и структуре управления государством после смерти Сталина, у меня нередко вызывало ассоциации с эпохой дворцовых переворотов XVIII века, причем достаточно явные.

Но если эта эпоха через страшный и блестящий век Екатерины закончилась просвещенной монархией Александра I, то мы остановились где-то на стадии Павла I. Ибо при всем моем искреннем уважении к Михаилу Горбачеву, его прожектерство, идеализм и явное незнание страны и народа, которыми он руководил, невольно положило начало хаосу 90-х годов. Кстати, и закончил Михаил Сергеевич практически как Павел. Слава Богу, табакеркой его никто не бил, но власть у него отняли в результате элементарного заговора.

Так что большевистский переворот, мне кажется, подобно нерадивому стрелочнику, пустил историю России по некой альтернативной реальности, где все благие начинания и чаяния революционеров переплавились в какой-то трагический фарс.

И эта новая реальность столь огромной страны запустила иной отсчет для всего мира. Во многом история ХХ века сложилась для человечества столь трагично именно из-за того, что случилось в России в октябре 1917-го. И последствия этого мы переживаем до сих пор, будем переживать еще очень долго, в этом я уверена.

Это не значит, что Россия должна в чем-то каяться, за что-то извиняться. По-моему, это сама по себе абсурдная постановка вопроса. Если начать копаться в истории, то каждая страна раз по сто должна извиниться перед множеством других и выслушать не меньшее количество извинений и покаяний, нужно перекроить границы, переписать международные договоры и так далее. Но это же нелепость! История идет как идет, увы, она не знает сослагательного наклонения. Мы можем размышлять, сопоставлять, анализировать, строить модели, но мы не в силах изменить прошлое, потому что оно уже прошло. И строить отношения между странами нужно исходя из реальности, а не своих представлений о ней или идеальных моделей, которые так же иллюзорны, как миражи в пустыне.

Сегодняшняя Россия, несомненно, переживает на себе последствия 1917 года и всех дальнейших событий. Разрушение коммунистического блока и той мировой модели, которую создало противостояние сверхдержав, бумерангом ударило по нам. И все, что сегодня происходит с нашей страной на международном уровне, отчасти обусловлено этим.

И внутри страны последствия 1917 года еще долго будут сказываться даже на ментальном уровне. Моисей сорок лет водил евреев по пустыне, чтобы убить в них рабов. Нас 80 лет учили жить в реальности, где 1917 год и большевистский переворот были высшими достижениями мировой истории. Это ощущение невольно засело у нас в подкорке. Прошло еще слишком мало времени, чтобы мы избавились от него.

Впрочем, в самих идеях коммунизма, несмотря на самые разные подводные камни (как и в любой идеологии), есть много хорошего. Беда в том, что мы, в ближайшие десятилетия по крайней мере, не сможем отделить эти идеи от исторической реальности, которую создали большевики.

Впрочем, воплощение чистой идеи в жизнь всегда ведет к ее искажению, потому что наш мир, человеческая природа, отношения между людьми отнюдь не идеальны. У любимого мной писателя Тендрякова в цикле «Покушение на миражи» есть рассказ о том, как Кампанелла в предсмертном бреду попадает в воплощенный Город Солнца и видит, насколько это страшное, гиблое, злое место, именно потому, что создавая его, утопист не учитывал сложности и противоречивости человеческой природы. Любая идея, нанизанная на реальность, теряет значительную часть своего очарования.

Думаю, с революцией 1917 года, ее идеями произошло то же самое даже еще до октябрьского переворота.

Ведь наши интеллигенты, которых иногда едва ли не обвиняют в том, что они породили революцию, не были (за редким исключением) ни глупцами, ни слепцами, ни ограниченными фанатиками. Наоборот, это были очень умные, разносторонние, умеющие широко смотреть на мир люди, которые искренне хотели добра своей Родине и народу. Но, мне кажется, они как раз попали в эти ножницы, в ловушку неумения отделить свои представления о народе, идеи, которыми они были захвачены, от реальности. Ведь практически никто не сохранил холодную голову, всех увлек революционный энтузиазм и жажда разом, немедленно и как можно красивее решить все проблемы.

Только потом, когда рекой полилась кровь, началась анархия, голод, хаос, постепенно пришло отрезвление. Это, кстати, очень хорошо видно по дневникам, переписке, воспоминаниям деятелей культуры Серебряного века.

Я очень хорошо могу себе это представить, потому что нечто подобное мы пережили в 90-е. Отлично помню, как эйфория от иллюзии свободы сменилась насущными вопросами выживания и страхом перед неопределенностью.

Как говорил Великий инквизитор Достоевского: «…ничего и никогда не было для человека и для человеческого общества невыносимее свободы»; когда приходит время выбирать между свободой и стабильностью, людям очень трудно выбрать первое. Хотя это искушение живет в душе всегда.

Может быть, поэтому сегодня у нас столь сложные отношения общества с властью и отношения внутри общества? Мы хотим свободы при стабильности, устроенности жизни, забывая о том, что прошло еще слишком мало времени, чтобы по-настоящему наладить жизнь после всех потрясений, которые мы пережили, и что в нас самих еще слишком много от советского человека, который с одной стороны верный партиец и ленинец, а с другой – неутомимый диссидент и нигилист по отношению к собственной стране и власти, причем, любой власти.

Остается верить только, что разум, историческая память и вечное стремление человека к преодолению энтропии позволят нам избежать новых попыток революционных преобразований общества и страны. Думаю, на ближайший век хватит.

© 2017, РИА «Новый День»