«За неподчинение Совету наказание 10 розгами. Спустили штаны, положили на скамейку и начали сечь». Спецпроект «К 100-летию революции» (ФОТО)
РИА «Новый День» продолжает серию публикаций, посвященных 100-летию революционных событий 1917 года в России, а также их последствиям. Основу материалов составляют статьи и архивные документы, подготовленные историками и архивистами для научно-популярного журнала «Архивы Урала». Открывал рубрику «К 100-летию революции» рассказ о тяжелой судьбе обычной российской семьи, оказавшейся на распутье после государственного переворота. Затем мы публиковали документы об «уральском» деле против премьер-министра Временного правительства – князя Георгия Львова. Очередной материал повествует о жизни Петра Карькова, который стал свидетелем революции и уже при Советах работал управляющим делами управления по делам искусств в Свердловске.
Как сообщил РИА «Новый День» заведующий отделом использования и публикации архивных документов Государственного архива административных органов Свердловской области Илья Демаков, уроженец деревни Малая Камышенка Туринского района Петр Абрамович Карьков оставил датированные 1927-1934 годами воспоминания под названием «Что осталось в памяти!» о своем детстве и юности, воинской службе, Первой мировой войне, революционных событиях 1917 года, Гражданской войне и послевоенном обустройстве жизни. Автор достаточно эмоционально рассказывает о разных аспектах жизни в те переломные времена. В частности, во время службы в Каширском пехотном полку он стал свидетелем ужасающих потерь русской армии и стремлении солдат оказаться в тыловых госпиталях, среди которых оказался и он сам. Из его повествования становится ясно, какой бардак творился на местах во время революционных волн, как изменилось отношение к духовенству, по какому принципу формировалась власть в деревнях. Фактически народ подменял собой государство, образовывая сходы, очень похожие на суды Линча. Нередко в удаленных населенных пунктах происходили масштабные погромы. Ниже будут представлены выдержки из любопытных заметок Карькова. Воспоминания были записаны им синими и фиолетовыми чернилами в общую тетрадь в клетку с черной обложкой, отмечают архивисты. Стилистика, орфография и пунктуация автора сохранены.
Первые дни Революции
«Первые дни революции были совсем не заметны, за исключением того, что офицеры о чем-то совещались. Не приходили на занятия и т. д. 3-го марта в 12 ч[асов] ночи, неожиданно для всех солдат, был сделан подъем всей команды. Многие думали, что наступление немцев, но, выйдя на улицу, ничего не было слышно, ни оружейной и артиллерийской стрельбы.
Первым долгом (скорее всего, имелось ввиду делом – прим. ред.) было зачитано отречение Николая [II] от престола, несколько слов н[ачальни]ка команды поручика Шварца и больше ничего.
На второй или третий день было объявлено называть друг друга товарищами, а потом уже был приказ офицеров называть не Ия Высок[о]благородия (так в документе – прим. ред.), а Господин Прапорщик, Господин Полковник. После этого в войсках среди солдат дисциплина с каждым днем все падала и падала».
Отпуск и встреча со священником
«В мае месяце был отдан приказ установить среди солдат месячные отпуска. За эти месяцы и сам не знаю почему, среди солдат я стал любимцем. Поэтому мне предоставили отпуск в первую очередь. С необычайной радостью поехал в отпуск . Несмотря на то, что Николая уже не было, но и нового порядка тоже мало было заметно. Домой я вернулся в полной форме. На погонах был трафарет полка, одна поперешная (поперечная – прим. ред.) и продольная лычка, поэтому многие дали унтер-офицера тыла, козыряли. А в деревне приняли за офицера. Не доезжая до своей деревни я в с[еле] Дымкове встретил священника Чудова (который мне преподавал Закон Божий когда я учился еще в с[ельской]/школе), который протянул мне руку чтоб я ее поцеловал, но я вместо того, чтоб поцеловал – просто поздоровался. Это поразило всех присутствующих. В отпуске я пробыл 42 сутки (суток) и вернулся снова в часть.
Голод все время на фронте усиливался. Сегодня дают воблы, а на завтра, кислой капусты. Среди солдат недовольство росло с каждым днем. Между тем на Южном фронте началось наступление».
Фото, принадлежавшее Владимиру Сергеевичу Судоплатову (уроженец г. Гороховец Владимирской губернии, 1897 г.р., техник по огородничеству Екатеринбургского Губернского земельного отдела. В годы Первой мировой войны Судоплатов поступил на военную службу . До 4 марта 1917 года служил в интендантском учреждении штаба 1 армии).
Наступление по приказу Керенского
«Наша часть стояла под г. Двинском. Два с половиной дня лежали в ходах сообщениях, специальных щелях. 12 ноября (очевидно 12 июля – прим. ред.) в 10 ч[асов] утра был получен приказ идти в наступление. Первым пошел 141 Можайский полк, за ним 142 Звенигородский, за ним 143 Дорогобужский, и потом уже наш 144 Каширский. За эти два ½ дня немцы отступили в 4ю линию. Но только, как показалась наша первая цепь, немцы открыли такой ураганный артиллерийский и пулеметный полк (правильно – огонь), что снаряды сыпались как град. Бой продолжался ровно два часа. За это время все ходы сообщений были заполнены убитыми. Мы же только заняли две передних линии. Но дальше наступать было не с кем, т.к. в ротах уже осталось вместо 250 штыков, по 25 и 50 штыков. 65-я же дивизия, которая должна была идти за нашим полком – отказалась. И мы снова заняли свои прежние позиции. В моем взводе было 18 человек, осталось в живых только 3 человека, и то в числе их я был контужен. После боя было сделано перемирие. За эти два часа мы потеряли 11,000 человек. Целую неделю хоронили убитых. Рыли канавы и ложили по 3 ряда. В этом бою я потерял всех своих друзей.
После этого нашу часть отправили на формирование. В августе месяце немцы повели наступление на «Искульском предметном наступлении». Пополнивши нашу часть солдатами, уже калеками, мы снова выступили на позицию, но уже часть была разбита и задержать противника не могли. При отступлении питались сырой капустой и кормовой морковью. Измученные солдаты в дороге падали и засыпали под дождем».
Первые весточки Октября
«К октябрьским дням я уже находился в штабе полка. Первый день было трудно что-либо определить, но по телеграммам и телефонограммам, чувствовалось, что в тылу есть большие волнения. На второй день ночью была получена первая телефонограмма, в которой говорилось, что вся власть в Петрограде перешла в руки Советов. Но затем была получена телефонограмма от Командующего 12-й Армией или корпусом Генерала, что сообщение в такой то телеграмме все ложь и происходившие беспорядки в Петрограде ликвидированы. Только на третий день уже был получен приказ, что вся власть перешла в руки Советов во главе с Лениным. Министры все арестованы. Вслед за ней было получено извещение, что Ленин объявил, что мы хотим мира без аннексий и контрибуций. Большей радости для солдат было то, что новое правительство хотит (так в документе) мира. После этого сообщения солдаты совершенно отказывались от всякого подчинения офицерам».
Фото, принадлежавшее В.С. Судоплатову.
Выборы Комитетов и расправы с офицерством
«Нашим полком командовал Полковник Стефанский . Один из верных монархистов. По его воле немало пошло солдат из 5-й роты в дисциплинарный батальон, за то что однажды Пятая рота в 1916 году в октябре месяце под Штопмангофом строя барак и во время работы приехал ко[манди]р полка Стефанский [и] вместо приветствия сказал: «Здорово, (здесь в документе матерное слово – прим. ред.) лентяи» и пятая рота – на его приветствие кроме взводных и отделенных командиров никто не ответил. Поэтому пятая рота сразу же взялась за полковника Стефанского. В 6 ч[асов] утра она в полном составе без офицеров пришла к его квартире, арестовала его конвой, ворвалась к нему в спальню и в 3 счета предложила ему одеться – повиновался. После этого посадили в хохлацкую (хохляцкую) телегу и увезли неизвестно куда. После этого были сначала выбраны ротные и командные комитеты, а потом уже и полковой.
За все время службы я не болел ни одного дня. Но оставаться на фронте все же не хотелось. Поэтому я попросил Старшего врача, чтоб он мне поставил какой-нибудь диагноз болезни и отправил в госпиталь. Моя просьба была исполнена, и я на третий день был отправлен в дивизионный госпиталь. Перевозочный транспорт был конный. Лошади еле, еле переставляли ноги. Погода в ноябре стояла очень холодная. Поэтому действительно больные, едущие в двух колках, поотморозили себе ноги, но нас больных в кавычках подобралось человек 10 и мы решили бросить свои подводы и двинуться пешком. В 4 или 5 часов мы прошли 18 верст. В госпитале мы уже пообедали и сходили в баню, только тогда прибыли двуколки . Оставаться долго в див[изионном] госп[итале] для нас не было расчета. Поэтому я стал требовать, чтобы меня отправили дальше, но врач еврей заявил мне, что я совершенно здоров и, отправлять в госпиталь не будет. Тогда я потребовал, чтоб меня снова отправили на фронт, надеясь взять его на страх, но он взял и выписал. Больше ничего не оставалось делать, как брать вещи и идти обратно на фронт. Собрал вещи, вышел из госпиталя, постоял, подумал и вернулся снова, лег на туже койку и заявил, что не пойду никуда.
На завтра увидел врач и заорал: «Ты опять здесь!». Я ответил, что покудова он меня не отправит в тыловой госпиталь – не уйду. После долгих мучений, все таки он меня отправил в г. Псков на комиссии, но дорогой мы организовались , подобралось нас 4 вагона, в Пскове забастовали и не вышли из вагонов, после чего было дано распоряжение отправить нас в Новгород.
В Новгороде я попал в госпиталь «Красного Креста». Весь техперсонал и администрация этого госпиталя были женщины молодежь от 19 до 25 лет. После окопной жизни в таких условиях жизнь казалась раем. Но я раскаиваюсь, что если б мне пришлось в настоящий момент лезть в такой малинник, я бы совершенно взял другую линию чем в то время.
Среди нас солдат было и несколько офицеров, которые до сего времени все еще не снимали погон, поэтому по моей инициативе вечером был устроен налет на офицеров и оборвали все погоны. Через два месяца моего пребывания в лазете (лазарете), лазет был закрыт и меня отпустили по болезни на два месяца.
На сборном пункте нам сибирякам не стали выдавать валенки и теплые тужурки, тогда мы устроили забастовку и хотя она нам дорого обошлась, но все-таки, в конце концов, наши требования выполнили. Из Новгорода нас выпроводили под конвоем. В Петрограде пересадили на другой поезд и таким же путем отправили в Сибирь. Дорогой мы еще устроили одну забастовку, а на станции Балозино (очевидно – Балезино) нас юнкера и офицеры обезоружили. Были жертвы. Хотя тихо, но все-таки доехал до дому».
Воззвание властей Туринского уезда Тобольской губернии к населению [Не ранее 26 августа 1917 г.]. Листовка вышла после начала Корниловского мятежа.
Революция в деревне. Погром в Ирбите
«Несмотря на то, что во всех центральных городах уже три месяца существовали Советы, в нашей сибирской деревне о них еще ничего почти не было слышно. Первым сигналом революции, прошел погром в прилегающем к границам нашей Тобольской губернии в г. Ирбите. Дело это было 15 января 1918 года. Местные части войск организовали так называемую боевую роту, которая вооружившись винтовками в 12 ч[асов] ночи пошли громить магазины купцов. К этому погрому присоединилась часть пролетарского населения г. Ирбита. Сначала громили магазины, а потом присоединились крестьяне и начался разгром подряд. Наконец разгромили винные склады. В это время начались пожары. После каждого разгрома магазина крестьяне товары выгружали на возы, развозили по деревням, а здания поджигали.
Везли в деревню, все что могли. Вино, мануфактуру, чайную посуду и вплоть до мебели. Через двое суток все дома купцов превратились в кучу развалин. Но на третий день из Екатеринбурга прибыла часть красных войск и восстановила порядок».
Без власти в деревне
«В деревню прибыл 18 янв[аря] 1918 г. Деревня еще знала только о разгроме буржуазии в Ирбите. Все еще во главе сельской власти в деревне был по-прежнему Староста, в волости Волостной старшина, а в уезде Становой пристав, Крестьянский начальник и т. д.
Но вот каждый день, начали возвращаться из армии крестьяне. В нашей деревне в 120 дворов вернулось уже около 15 человек ребят зараженных большевистской революцией. На первом сходе (собрании) мы настояли убрать старосту, и выбрать сельский совет. После долгих усилий и нашей настойчивости переизбираем, но успехов почти никаких. По большинству голосов Председателем с/совета прошел тот же староста местный деревенский кулак Никита Иванович Карьков.
Совет избран, но положений о правах совета нет никаких, тогда нашли нужным выработать самим. Собрались на сход. Наша партия (солдат) настаивала на том, чтоб, каждый вопрос разрешался не Председателем Совета, а сначала Советом, а потом выносилось на утверждение общего собрания. Первым долгом почему-то выработали закон административного наказания за неподчинение Совету. Но меры наказания были выработаны очень суровыми. Например: если десятник, пригласив крестьянина на собрания, и крестьянин без уважительных причин не пришел на таковые, то гражданин подлежал наказанию 10 розгам. И вот в одно время было назначено собрание. Все собрались. Но один гражданин некто Георгий Матвеевич Карьков не хотел пойти на собрание. Послали десятника второй раз – нейдет. Тогда сразу же вопрос был обсужден и было постановлено наказать его десятью розгами. Пять более крепких (сильных) мужичков было отправлено чтоб привели его на сход, а двое пришли и принесли десять розг (старых черемуховых прутьев). Осужденному объявили приговор; среди комнаты поставили скамейку, сняли с него нательную рубашку, спустили штаны, положили его на скамейку. Четыре человека держали, а пятый взял на себя обязанность Палача и начал сечь розгами. Бедный безграмотный крестьянин кричал и плакал. Но никто его не жалел, а наоборот кричали, что нужно подчиняться Совету.
Дни за днями шли быстро. Пункты нашего положения о совете пополнялись по мере надобности и необходимости.
Однажды рано утром ко мне, как более активному к[рестьяни]ну сов[в]ласти приходит крестьянин и заявляет, что Председатель Совета Н.П. Карьков на своей Мукомольной мельнице имеет потайник, т. е. мельница устроена так, что когда он размалывает зерно крестьянам, то часть муки идет в другое место. Недолго обсуждая вопроса, решили: созвать своих ребят (солдат) пойти на мельницу и проверить. Всего собралось нас около 15 человек. Пригласив хозяина мельницы, одного члена совета пошли (послали) на мельницу, на которой действительно оказался потайник, в котором было около 2х пудов муки.
Для обсуждения вопроса немедленно был созван сход. Дело было в воскресенье. Через час сход был в полном составе. Вопрос обсуждали недолго. Было единогласно принято следующее постановление: Муку ссыпать в мешок, который хозяин мельницы (председатель совета) Н.М. Карьков должен будет взять на плечо и обойти всю деревню, подходя к окну каждого дома и сказать: «Я, Никита Иванович воровал муку и прошу меня простить», а если кто попадался в стречи (навстречу), то он должен ставать на колени и повторять эти же слова. Целый день провозились с ним. За ним ходило сотни человек «как с демонстрации». Но оказывается, что это наказание оказалось недостаточным. Когда он обошел все дома, то один крестьянин останавливает всю толпу и ставит вопрос на вторичное обсуждение и вносит предложение, предложить Н.И. Карькову напоить до пьяна всех крестьян. По большинству голосов предложение принимается. После этого началась скупка самогона. Пьянство. И кончилось дракой.
И так с каждым днем власть на местах все время усиливалась. Сельские советы с каждым днем все реже и реже обращались в Волостные правления, а последнее под давлением низов, реже стало обращаться к уездным властям. В деревне организовалось три течения: 1) Солдатская группа фронтовиков, слыхавшая о Советах, но не знала, как управлять делами; 2) Люди с темным прошлым, любящие легкую наживу, к ним же примкнули хулиганы и т.п. и Третья группа кулачье и торговцы деревенские. Жизнь в деревне забурлила».
Листовка Красноуфимского беспартийного крестьянского союза на выборы во Всероссийское учредительное собрание. 1917 г.
Из открытых источников известно, что в 1936 году Карьков был арестован и по решению Тройки НКВД приговорен к пяти годам исправительных лагерей за «контрреволюционную троцкистскую деятельность». Полностью был реабилитирован в 1966 году.
РИА «Новый День» благодарит за помощь в подготовке материала сотрудников Государственного архива административных органов Свердловской области (ГААОСО), Госархива Свердловской области и Центра документации общественных организаций Свердловской области.
Екатеринбург, Игнат Бакин
© 2017, РИА «Новый День»