Шестого мая 1999 года в стране произошло экстраординарное событие. Министерство юстиции Свердловской области официально зарегистрировало организацию с неброским пролетарским названием "Общественно-политический союз «Уралмаш»". Сокращенно – ОПС «Уралмаш». В состав учредителей нового бодрого коллектива единомышленников вошли 23 физических лица. Ну так и что ж? В добрый, как говорится, путь.

Тем не менее факт регистрации государством скромного на первый взгляд начинания привел население области и даже сами власти в состояние некоторого умственного оторопения. Странность заключалась в том, какие именно люди юридически оформили свои отношения с Родиной. 23 упомянутых лица до 6 мая 1999 года все-таки больше были известны как учредители совершенно другого бодрого коллектива единомышленников – организованного преступного сообщества «Уралмаш» (сокращенно – ОПС «Уралмаш»), одного из самых крупных и нашумевших в стране.

Кровавые убийцы рвутся к власти, сразу подметили наиболее бодрые аналитики. А убийцы ли, если оно не доказано? – задумались граждане со склонностями к мыслительному процессу. Бывшие гангстеры хотят наладить с Родиной цивилизованные отношения, сказали робкие либералы.

В любом случае понятно, что в Екатеринбурге случилось нечто, доселе невиданное и непознанное. Россия вообще сейчас с натугой высиживает это не очень еще ясное нечто. И каждый его вздох, каждое шевеление крайне интересны. Так что пытливым соотечественникам следовало бы внимательнее приглядываться к обстановке на местах. Что мы сейчас, собственно, и сделаем.

На местах

Какая-то такая непростая тяга к естествознанию чувствуется во всем городе Екатеринбурге. Какое-то явное умственное усилие демонстрирует он всем своим видом и внутренним устройством проезжему человеку. Чуть ли не 200 заводов, фабрик и комбинатов построила здесь в свое время советская власть, собрав в одном месте довольно приличное количество пролетариев (сейчас здесь живет почти полтора миллиона человек). Однако же и завела тут тягу к знаниям, открыв несколько вполне приличных высших учебных заведений. Вот эта странная смесь сноровки с интеллектом в конце концов и сделала из Екатеринбурга город настоящей рабочей смекалки.

Красоты тут, прямо скажем, немного. Даже нагретые летом гражданки не спасают странника от ощущения прогулки по большому, чистому и просторному Дому культуры электровозоремонтного завода. Но, впрочем, есть и свои прелести. В телевизоре работает 14 каналов, в Минюсте зарегистрировано около 3000 политических партий и движений. Посреди города стоит недостроенная телебашня, с которой каждый год падает по нескольку человек, в гостинице «Большой Урал» берут пять рублей залога за ключ от номера (чтоб не сперли), а в лифте написано, что во время землетрясения пользоваться им запрещается (последнее землетрясение наблюдалось здесь в 1913 году). Ну и наконец: отсюда, как известно, произошел Борис Николаевич Ельцин. Чем не смекалистый город?

Внутренне Екатеринбург устроен по принципу заводских слободок. Две центральные авениды – проспект, разумеется, Ленина и улица какого-то Малышева. Остальное – места компактного проживания трудящихся, миры с романтическими названиями ЖБИ или, положим, Сортировочная. Эти миры всегда находились между собой в каких-то особенных отношениях. Так вирусы и антитела соседствуют в одном живом организме. Однако переход из одного измерения в другое, тем более в темное время суток, был в свое время чреват непредсказуемыми последствиями. Чужому могли запросто проломить череп.

Самый большой и географически изолированный от остального Екатеринбурга окраинный мир называется «Уралмаш», по имени завода, производившего в свое время неподвластное уму количество шагающих экскаваторов. Экскаваторы шагали по планете, а по улицам «Уралмаша» мыкались дети рабочих в советских болоньевых курточках. Они искали себе места в этой жизни, но жизнь не предлагала им в будущем никакого особого разнообразия.

Рассказывают о такой классической сцене нравов тех времен. Заводу «Уралмаш» 50 лет. Посереди улицы стоит трудящийся в пиджаке, украшенном медалями за производственные доблести. Трудящийся пьян и неспокоен, как студень. На него истошно лает собака.

- Что ты орешь, сука? – обращается пролетарий к животному. – Сегодня «Уралмашу» – пятьдесят.

Мало кто верил здесь, что станет когда-нибудь телезвездой или знаменитым ученым. Ученые и телезвезды жили на другой планете, и достичь ее было невозможно на шагающем по земле экскаваторе. Но был, был способ вырваться из этого мира или хотя бы изменить его. Для этого нужно было стать олимпийским чемпионом, сильным и свободным человеком из репортажа по первой программе. Весь «Уралмаш» был увлечен этой затеей и истово занимался спортом, чтобы сказочным мышечным усилием опрокинуть повседневность.

Они не стали чемпионами. Но пот их превратился в нечто. В сгусток темной непредсказуемой энергии, которой суждено было не просто раскромсать обыденность, но и видоизменить всю страну.

Нечто

Когда бы кто-нибудь додумался открыть музей истории гангстерского дела народов Урала, нам было бы сегодня несколько проще. Мы бы стояли теперь в роскошном, хорошо кондиционируемом помещении с мраморным полом и малахитовыми колоннами. В небольших декоративных фонтанах, работающих от розетки, пузатые фарфоровые младенцы орошали бы каменные горки прохладною водой. Многочисленные шестисотые джакузи, стоящие в углах под богатыми образами, настраивали б нас на верный лирический лад. А экскурсоводы с тяжелыми золотыми гайками на пальцах неторопливо водили бы публику от раздела к разделу, направляя праздное любопытство толпы на наиболее красочные фрагменты истории.

Но никто не построил такого музея. От этого наше путешествие в мир иных понятий, в страну братков, стрелок и разводок, в измерение, где жизнь и смерть зачастую значат одно и то же, станет во многом интуитивным, любительским и спешным. Но мы обязаны попасть туда. Не ради банального любопытства, а ради самих себя. Ради своих же страхов, догадок и самодельных мыслей. Вперед, вперед, друзья, к началу осмотра, который, конечно же, следовало бы озаглавить «Способы охоты на мамонта».

Что ж открывается тут нашему мысленному взору? Мутные черно-белые фотографии десятилетней давности. На них – молодые физические лица спортсменов с «Уралмаша» Григория и Константина Цыгановых, лыжника Александра Хабарова, самбиста Сергея Воробьева и других. Если бы природа-мать подарила нам счастье родиться милиционерами, мы б не мешкали с размышлениями: десять лет назад именно эти люди организовали в Свердловске банду, которая занялась выколачиванием денег с начинающих коммерсантов. Цветочники, рыночные бабули, ларечники, наперсточники и самодеятельные кооператоры столкнулись не с доброй волей государства, но с крепким и тяжелым, как булыжник, рабочим бандитским кулаком.

Впрочем, те, кто по недосмотру Господню может мыслить не только языком протокола, заметят тут следующую особенность. Не воля партии, но деньги начали в то время править миром. Короткие, быстрые и наличные, они, как клопы в провинциальных гостиницах, шныряли по телу Родины, доставляя ей беспокойство, а она не умела поймать их своими большими неповоротливыми руками. Клопы же подчинились силе. Человеческая мышца стала инструментом, первобытной дубиной, которая при ударах мгновенно высекала из каких-то пустяков джин-тоник, сигареты «мальборо», видеомагнитофон, автомашину BMW и тонконогую любовницу.

Вот что сделалось тогда в стране, граждане терпеливые зрители. Простые ребята с «Уралмаша», дети шагающих экскаваторов, получили в свои руки методику, действующую систему охоты за деньгами. Пускай была она примитивной. Но и они недолго тешились клопами. Они увидели на горизонте мамонтов. Больших сочных мамонтов, прогуливающихся по злачным закромам. Оттуда пахло экспортными операциями, рынками металлов, средним и крупным оптом. Это были весомые денежные потоки, сокровенная мечта всякого голодающего. Подступиться к этому было страшно. Государство рыло под мамонтов глубокие укромные западни. Трудящиеся же решили затаиться в лесу, выскакивать оттуда и забивать их дубинами. Это было сладкое время легких побед. Одного мамонта хватало надолго, а Родина не считала потерь. Но дело в том, что лес-то оказался не пустым. Там, в его глубине, с дубинами бегали и другие люди. Центровые и Синие, так назывались они. Первые не были детьми рабочих окраин, а происходили из центра. Родным же домом Синих считалась тюрьма. Татуированные уголовники, носители старых советских воровских традиций тоже хозяйничали в лесу. Рано или поздно им всем суждено было встретиться.

Но, впрочем, это случится только во втором разделе нашей экспозиции. Перейдемте в другую залу.

Война

Начало Великой отечественной гангстерской войны на Урале местные летописи относят к 1992 году. Формальным поводом к началу боевых действий стало убийство одного из братьев Цыгановых – Григория. Его застрелили в тихом зеленом жилом массиве «Уралмаша», прямо дома, на собственной кухне. Стреляли откуда-то из дома напротив.

То, что происходило в городе после этого убийства, до сих пор впечатляет и самих участников событий, и местные власти. Губернатор Эдуард Россель, например, с содроганием вспоминает, что тогда в Свердловске в день убивали по шесть-десять человек. На улицах появлялись люди с оружием, время от времени что-то взрывалось, сгорало и пропадало навеки. Почти два года город пах порохом и кровью. В России тогда впервые заговорили об организованной преступности, взявшейся за раздел сфер влияния.

Памятники этому безумию желающий сегодня может самолично осмотреть на Широкореченском кладбище Екатеринбурга. Прямо у входа, на центральной аллее, высятся исполинские монументы павшим. На грандиозной черной мраморной доске резцом выполнен крупный мужчина в натуральную величину. Он одет в цивильный пиджак. Рука его крепко сжимает ключи от «мерседеса». Чуть поодаль – распятый Христос, почти живой, как будто только что с нагрудной цепи. За ним – четыре каменных головы на постаментах. Под одной лежит Олег Вагин, один из лидеров Центровой группировки. С ним вместе, как всегда, три его охранника. Живые цветы. Чистота. Покой.

Сидя здесь, под сенью гангстерских погостов, почтенный странник может задуматься о происшедшем. Взгляд его скользнет по холодному мрамору могил, и он, возможно, вспомнит о деньгах, способных заставить людей ненавидеть друг друга. Потом он посмотрит на матушку землю и, конечно, поймет, что место на ней порою тоже стоит крови. А после он вздохнет, махнет рукою, и мысли его займут и вовсе посторонние предметы, наподобие долгов, дизентерии и утраченной молодости. Но мы все же позволим себе потревожить его раздумье и напомнить о том, что любая война, по большому счету, не проблема денег, территории или славы. Это битва системы с системой, прогресса с отсталостью, это схватка идеологий, убийство теории и торжество практики.

Первыми на Урале отступили Синие. Будучи заурядной уголовной татуировкой на теле умирающей советской власти, они могли противопоставить врагу только устаревшую воровскую мифологию. Кривое отражение партийно-хозяйственного механизма управления, со всеми его пленумами, нелепыми клятвами, президиумами-малинами и государственным распределением, было без жалости вдребезги разбито принципиально новой силой. Стройная система, в которой каждый знал свое место и получал сообразно вложенному профессионализму, система с общаком, сиречь государственным бюджетом, демократически сформированным в интересах каждого солдата, растерзала помпезную татуированную номенклатуру в куски, в порошок, в пыль. Поэтому, когда спрашивают, далеко ли до гибели коммунистической идеологии в России, можно не делать сложных умопостроений. Нет больше никакого коммунизма. Его убили еще в 1992 году.

Но дальше предстояла куда более серьезная схватка. Разобравшись с трухлявой системой распределения благ, бандиты схлестнулись системами управления. Диктатура или либерализм. Ни больше ни меньше. Именно так стоял вопрос на политых кровью улицах Свердловска. Уралмашевская преступная группировка, произошедшая из глубин пролетарского мира, всегда считалась более демократичной. Важные решения обсуждались там коллективно, рядовой солдат всегда мог задать своим папам-генералам любые вопросы, вплоть до самых неприятных. Центровая же публика склонялась к интеллигентствующему цинизму. Там была выстроена жесткая иерархическая система, и любой братан, которого вызывали на прием к начальству, изнывал от ужаса в сенях, не зная наверное, останется ли в живых.

Именно этим двум идеологиям предстояло убедить друг друга свинцом и тротилом. Почти два года шел бой, знамя победы переходило из рук в руки. Но уралмашевские аргументы, их модель жизнеустройства в итоге оказались сильнее. И им досталось право остаться среди смертных. Повергнутым врагам же были дарованы покой и слава, застывшая в мраморе.

Никто не был наказан властями за эту войну. Свободу не отняли ни у одного участника событий. Всякое уголовное дело, которое пытались заводить на предполагаемых бандитов, рассыпалось в прах. Убийства не были раскрыты. И с точки зрения пылкого гражданского самосознания – это вопиющее кощунство властей, знак их беспомощности и свидетельство преступного их попустительства.

Однако имеет смысл надеяться, что в этом мире существует иная логика, иные знаки. Не то чтобы какие-то безнравственные или циничные. Вовсе нет. Просто иные. Позволяющие взглянуть на происшедшее совершенно в другом свете, ракурсе и преломлении. Стоит только чуть-чуть зайти за грань, слегка повернуть призму, и вот мы наблюдаем привычное не так плоско, не так поспешно.

Ведь мы не отрицаем же, что говорим сейчас о войне. О реальной войне, которая велась не только на Урале, но и во всей России. Но что это была за война? Что за боевые действия фиксировали милицейские протоколы? И вот если мы лишь слегка, лишь на секунду позволим себе непозволительное и заглянем туда, куда нам вовсе не следует, то мы ведь можем совершенно внезапно прийти к мысли, что это была гражданская война. Та самая, в тоскливом ожидании которой томились публицисты, о скором начале которой с ужасом говорили когда-то на кухнях. Война режимов, война бедноты с толстосумами, война капитализма с коммунизмом, война всех остальных с евреями. Называйте как угодно, но суть не меняется – гражданская война.

Мы не участвовали в ней и, видимо, не будем участвовать никогда. По крайней мере, ныне живущие поколения. Кажется, бандиты отвоевали ее за нас. Дети шагающих экскаваторов отдали небу свою кровь вместо нашей. Они наелись свинца, который, быть может, был отмерен вовсе не им. Они разрыли нашу ссохшуюся землю, они полили ее потом и кровью своих тел. Они сделали ее в конце концов плодородной. В нее осталось лишь упасть зерну. И оно уж упало и проросло.

И имя ему – капитал.

Капитал

В этом зале, мои терпеливые соотечественники, нам предстоит осмотреть бандита в разрезе. Проникнуть, так сказать, в суть механизмов, приводящих его в действие и управляющих его правосознанием. Обратите внимание на этот макет. Перед нами наш брат по разуму. Голова его коротко острижена, глаза выполнены из холодного стеклянного материала, пальцы расставлены веером. В правой руке – паяльник. Сейчас мы подключим макет, паяльник нагреется, и вы подойдете поближе. Внимание! Что вы чувствуете?

Правильно! Бандит – не труженик. Он не имеет собственности, не производит кирпич, сало, уголь, стекловату и баяны. Он вместе с паяльником участвует только в системе перераспределения благ, созданных совершенно другими людьми. Максимум, что может произвести рассматриваемый нами экспонат, это услуга. Она называется «крыша».

Хорошая «крыша», конечно, стоит денег. Она может какое-то время приносить прибыль, тешить деловое самолюбие и давать возможность чувствовать себя венцом творения природы. Но ровно до тех самых пор, пока не станет ясно, что «крыша» вторична. Она лишь верхушка чего-то другого. Она пыльна и заурядна, как... Как что, кстати? Да как государство. Потому что «крыша», вообще-то, – тривиальная услуга Родины налогоплательщикам. Это дело скучных конторских служащих наподобие президента, премьер-министра и кого-то там еще взятого ими на работу, но кого, мы точно не знаем и знать особенно не хотим.

Так что мы сейчас, граждане, отключим-ка макет бандита от сети, паяльник остынет, вы перестанете верещать, и мы отправимся дальше, туда, где крутятся настоящие деньги. А к следующему вашему посещению пальцы бандиту мы выпрямим, дадим ему портфель, нарастим волосы и оденем в форму налогового инспектора. Пока же – вперед, к плохо пока еще освещенным стендам, повествующим о послевоенном строительстве. То есть о том, как организованное преступное сообщество «Уралмаш», победив на Урале, стало обзаводиться собственностью. Или капитализироваться, как мы это называем.

Не претендуя, естественно, на абсолютную точность, можно тем не менее говорить, что после 1993 года практически все сектора экономики Свердловской области, в которых так или иначе фигурировали наличные деньги, отошли под контроль ОПС «Уралмаш». Ларьки, бензоколонки, оптовые рынки, магазины, казино, рестораны, стадионы – все это добро досталось победителям. И, видимо, областью дело не заканчивалось. Сообщество, например, отчасти контролировало в свое время самый крупный московский аэропорт Домодедово.

Однако от коротких денег со временем пришлось переходить на средние и длинные. Не от жадности. Просто заставила жизнь. Бывшие уралмашевские спортсмены включились в игру, которая устроена не просто по понятиям, а по своим весьма жестким законам. Содержание в тени государства такого громоздкого хозяйства требовало все больших средств. К тому же и прогресс не стоял на месте. Это раньше можно было в каждый ларек сажать по бойцу. А куда девать их теперь, когда кругом одни оптовые рынки и такого количества обслуживающего бандитского персонала просто не требуется.

Иными словами, «Уралмаш» неизбежно начал вкладываться в промышленность, недвижимость и капитальное строительство.

Нынешняя структура собственности ОПС крайне сложна, нарочито запутана и толком известна ограниченному количеству людей. Однако по отрывочным сведениям можно судить, что сообществу принадлежат контрольные, блокирующие или в некоторых случаях управленческие пакеты акций в цветной металлургии области, в ее добывающей, легкой и пищевой промышленности, в производстве спирта. ОПС к тому же владеет несколькими крупными гостиницами Екатеринбурга, в том числе на долевых, судя по всему, началах самой дорогой – «Атриум-Палас-Отелем», стоимость самого скромного номера в котором составляет 180 долларов в сутки (возможно, автор ошибается. Среди местных экспертов бытует твердое убеждение, что «Атриум-Палас-Отелем», через подставные фирмы, владеют структуры Чернецкого – прим. «Р.-И.»).

Ну так что ж? К сегодняшнему дню бывшие лыжники с дубинами, с трепетом караулившие зазевавшихся мамонтов, сами этими мамонтами и стали. Говорят, что денежные обороты уралмашевских теперь вполне сопоставимы с оборотами всей Свердловской области. А это уже, граждане, не шутки. С таким серьезным хозяйством, которое к тому же приходится тщательно оберегать от государства, одним паяльником не управишься. Мамонту паяльник без надобности. Ему теперь надо точно знать, куда двигаться, чтоб не угодить в многочисленные укромные засады, щедро нарытые повсюду родимым Отечеством, и держаться подальше от леса, где прячутся голодные оборванцы с топорами.

Обратите же внимание на мамонта, милостивые государи! Вот он стоит у нас в углу. Громадные бивни, маленькие глазки. Что там, внутри его пуленепробиваемой черепной коробки? Какие мысли ворочаются в этой страшной голове? Кто подскажет? Нам надо бы как следует знать. Так ведь у нас для этого имеются дипломированные специалисты. Вот их портреты, обратите внимание. Они хорошо освещены и помещаются в добротных рамках. Что это написано там? Сергей Голубев и Дмитрий Карасюк, вот что там написано. Один – финансовый менеджер ОПС «Уралмаш». Второй – специалист по связям с общественностью. Ай-ай-ай! Как нам хотелось бы поболтать с ними о том, о сем, порасспросить их о пятом, о десятом. Так извольте ж, милостивые государи!

Понятия

Итак, мы начинаем с Сергея Голубева. Это крепкий молодой человек в очках. Джинсы, футболка, мобильный телефон, высшее экономическое образование. Он работает не «на» ОПС «Уралмаш», а «с» ОПС «Уралмаш». Такая формулировка, он считает, звучит покорректнее. Его просто наняли для обслуживания финансовых потоков, приведения в порядок инвестиционной политики и улаживания налоговых проблем с государством. И нам в таком случае крайне любопытно теперь заглянуть Сергею Голубеву в глаза и поинтересоваться, как и о чем он думает. Получается, что это от его работы зависит, как скоро произойдет знаменательное событие и российская теневая экономика выйдет наконец в свет.

Где же мы застаем Сергея Голубева? Какое занятие занимает его менеджерское воображение? Сергей Голубев ест свиную отбивную с грибами и запивает ее пивом «Миллер» в летнем кафе Екатеринбурга.

- Здравствуйте, Сергей, – говорим мы Сергею. – Чем характеризуется обстановка? Каковы, так сказать, актуалии момента?

- Созидание, – отвечает Сергей. – Сейчас необходимо созидание. Эпоха бездумного потребления прошла. Наверное, раньше это было здорово – первая иномарка, вторая иномарка, дом, любовница. Но рано или поздно все равно начинаешь понимать, что на двух машинах одновременно не покатаешься. К тому же подрастают уже дети. Нужно сделать что-то реальное. Нужно вкладываться в эту страну. Нужно соблюдать ее правила, какими бы плохими они нам сейчас ни казались. Мы инвестируем практически все свои доходы в промышленность. Мы аккуратно платим все налоги. Ну а как? Иначе просто не имеет смысла жить здесь и работать. Надо думать о будущем.

- Это верные слова, Сергей. Но тут ведь имеется разница. Можно работать, а можно работать. А как вы хотите работать?

- А я вот думаю, что пока мало кто в стране может твердо сказать, как именно это надо делать. Но чем тут интересны люди, которых я представляю? Они, может, еще не решили, как надо, зато они, уж точно, знают, как не надо.

- Любопытно бы было узнать.

- Да очень просто. В бизнесе нельзя обманывать партнера и нельзя красть деньги. Нельзя, и все. По понятиям.

Здесь мы оставим Сергея Голубева доедать свою отбивную, поскольку нам еще следует спокойно обдумать смысл выражения «понятия». Русский язык распорядился им так своеобразно, что оно означает теперь нечто большее, чем сообщают о нем официальные словари. Понятия – это уголовная библия, или, если хотите, кодекс законов о труде, принятый в мире, о котором мы так мало, к сожалению или к счастью, знаем. Понятия всегда изменялись и развивались вместе со страной. Они были ее неловкой копией, слепком, тенью, противовесом, тождественностью со знаком минус. Но именно поэтому их всегда так и тянуло друг к другу, такой мистической и желанной была их связь, так судьбоносно взаимопроникновение. На нашей памяти понятия тени и понятия света никогда еще не подходили друг к другу так близко, как это произошло на наших же глазах. Послевоенный мир бандитизма не хочет больше тратить деньги на поддержание своей нелегальности. Он хочет чистых заработков. Государству тоже невмоготу от существования в нем другой, враждебной экономики. Их пафосы и амбиции сейчас почти равны. В какой-то исторической точке они должны теперь встретиться и произвести невероятную вспышку, взрыв, выброс энергии. И это будет концом эры бандитизма в России. И это будет началом ее экономического взлета.

Вспышка

За вспышку, точнее, за ее приближение, в ОПС «Уралмаш» отвечает уже упомянутый выше молодой человек по имени Дмитрий Карасюк. Он бывший журналист, весьма, надо отдать ему должное, небестолковый собеседник, и именно на него возложены обязанности по связям уралмашевского сообщества с общественностью. Общественность в лице журналистов время от времени связывается с Карасюком по мобильному телефону и спрашивает что-нибудь типа:

- Дим! Вот вчера в городе в казино из гранатомета стреляли. Это не ваши?

Карасюк отвечает в том смысле, что: почему ж, если из гранатомета, то сразу наши? Нет, не наши. Еще из любимых ответов Карасюка: мы принципиально не занимаемся оружием, наркотиками и проститутками. Спортсмены все-таки. Здоровый образ жизни.

Если не звонить Карасюку по мобильному телефону, а просто посидеть с ним за пивом, можно узнать довольно много подробностей о том, как ОПС «Уралмаш» пытается выйти в люди. Первая заметная, но неудачная попытка была предпринята пару лет назад при выборах в областную думу. Сообщество решило провести туда своих людей при помощи почему-то социалистической партии. Почему именно социалистической, одному Богу известно. Видимо, под руку подвернулась. Если верить Карасюку, то решили так: лишь бы не фашисты и не коммунисты. Да и потом, судя по всему, купить себе в собственность местное отделение соцпартии оказалось не так уж дорого и хлопотно. Тем не менее толковых результатов это не принесло. Партия не набрала даже трех процентов голосов.

В 1997 году нынешний руководитель ОПС Александр Хабаров попытался стать депутатом Государственной думы в ходе довыборов в ее состав. Но и этот план тоже не сработал. Наконец, в этом году родилась принципиально новая идея, довольно лихая по своей смелости. Хабаров и его люди решили больше не прятаться за устоявшиеся государственные институты. Зачем, подумали. С какой стати? Чего бояться-то? И отнесли в Минюст документы на регистрацию общественно-политического союза «Уралмаш».

- Хотели сначала как-нибудь красиво расшифровать любимую народом и милицией аббревиатуру ОПГ – организованная преступная группировка, – вспоминает Карасюк. – Но на «г» не нашли адекватного слова. Так что решили уж прямо как есть – ОПС. Еще хотели опубликовать список почетных членов нашего общественно-политического союза из фамилий довольно известных в стране людей, которые с нами состоят в трепетных отношениях. Чтоб уж совсем по-честному. Но потом передумали. Бог с ним.

Конечно, следовало б спросить Дмитрия Карасюка: а зачем вообще был официально зарегистрирован такой союз, с какой, собственно, конкретной целью? Но все возможные ответы куда скучней самого по себе факта. Гораздо интересней, кстати, спросить Карасюка о результатах социологических исследований, которые связист с общественностью регулярно проводит в области на деньги сообщества. И вот они, самые свежие. Кем вы считаете Александра Хабарова, председателя президиума общественно-политического союза «Уралмаш», было спрошено у народа.

Политиком – ответили 38% респондентов;

предпринимателем – сказали еще 30%;

преступником – решили всего 15%.

- Мы работаем над этой цифрой, – говорит Дима. – Нам некуда торопиться.

Увы, увы, благородный читатель! Торопиться следует нам, ибо впереди нас ждет еще встреча с самим героем этого исследования, да, впрочем, и повествования тоже. Нам пора уж к Александру Алексеевичу Хабарову, которого свои люди зовут просто Алексеичем. Он ждет нас в своем офисе, из окна которого видны одиннадцать неработающих труб «Уралмаша». И ему любопытно взглянуть на нас, и нам хотелось бы посмотреть на него и задать ему все свои вопросы. Но прежде все-таки следует опросить еще двух немаловажных респондентов региона – губернатора Свердловской области Эдуарда Росселя и представителя президента Юрия Брусницына. Их мнение о ситуации тоже чего-нибудь да значит.

Эдуард Россель знаменит в Екатеринбурге одной своей фразой, которую цитируют все, вплоть до таксистов. Общаясь с журналистами на тему об организованной преступности, он в свое время сказал примерно так. А что? Вот приходит ко мне человек, а мне говорят – он вор. Я говорю: проходи, вор. Садись, вор. Велю ему вкладывать деньги в строительство. Он вкладывает. А вы говорите – вор.

- Я помню эту фразу, – вспоминает теперь Эдуард Эргартович. – Бог с ним, что по этому поводу говорят. Зато я точно знаю, что именно я имел в виду. Если вы говорите, что человек вор, докажите. До тех же пор, пока он не в тюрьме, он свободный человек. Мне проще считать ворами тех людей, которые покупают здесь собственность, чтобы хапнуть и потом отскочить. Нам здесь таких не надо. Нам нужны реальные собственники, люди, которые хотят здесь работать и приносить пользу себе и стране. А кем их считают, мне безразлично.

Представитель президента Юрий Брусницын более метафоричен в выражениях. Он, кстати, был против официальной регистрации ОПС «Уралмаш» в Минюсте, но в конечном итоге признает сейчас, что никаких оснований для отказа у властей не было.

- Знаете, вот бывает, что человек болен гриппом, – говорит Юрий Брусницын. – И ему нельзя появляться среди здоровых людей. Но пройдет какое-то время, и он выздоровеет. И ему можно будет спокойно подавать руку, не боясь заразиться. Думаю, что и с ОПС «Уралмаш» та же ситуация. Слишком много крови было, слишком трудно об этом сейчас думать. Но мы никуда не денемся – они будут работать легально, и мы будем считаться с ними, как с цивилизованными бизнесменами.

Вот здесь мы и поставим точку и перейдем к последней, наконец-то, главе.

Председатель

Сведения об Александре Алексеевиче Хабарове любой гражданин при желании может почерпнуть, например, из пухлого справочника под названием «Кто есть кто на Среднем Урале». Там на 395-й странице написано, что А. А. Хабаров родился 25 апреля 1957 года в городе Свердловске в семье служащих. Учился в спортинтернате, закончил факультет физвоспитания Свердловского пединститута, служил в армии, был членом сборной СССР по лыжному спорту и директором детской спортивной школы Олимпийского резерва. В 1996 году он организовал в Свердловской области движение трудящихся в поддержку Бориса Ельцина, собиравшегося стать президентом. За это Ельцин прислал ему личное благодарственное письмо, а Эдуард Россель наградил именными часами. Нынешняя должность Александра Хабарова обозначена в справочнике скромно: вице-президент баскетбольного клуба «Уралмаш».

Рассказывают, что у Хабарова была в свое время еще более скромная визитная карточка. На ней было написано так: «Хабаров Александр Алексеевич, кандидат педагогических наук». В 1998 году он защитил диссертацию. Тема, кстати, любопытная – «Общая и специальная силовая подготовка в изокинетическом режиме для атлетов 12-17 лет». Сейчас на его визитке значится, что Хабаров А. А. является председателем президиума общественно-политического союза «Уралмаш». Весьма изящно.

Председатель занимает офис на двенадцатом этаже высотного здания на одной из главных улиц города. Довольно скромная по нынешним временам обстановка. Кожаные диваны, белые стены. Металлическая входная дверь, один охранник, видеокамера. Здравствуйте, вы к кому? Проходите, пожалуйста.

Александр Хабаров оказывается мужчиной среднего роста вовсе не атлетического сложения. Лицо его вполне может сойти за заурядное и неприметное, если бы не довольно странные глаза. Они не то чтобы упираются в собеседника, как металлический лом, нет. Они – смотрят. Они – решают.

- Чем обязаны? – спрашивает Председатель.

- Вы не поверите. Исключительно любопытство. Всегда интересно выяснить – что происходит в стране...

- Да мне бы тоже хотелось это выяснить.

- А вы не знаете?

- Нет. Мне непонятно, что происходит. Все говорят так пафосно: нужно идти к светлому будущему. Хорошо, я согласен. А что это такое, а? Вот, например, Наполеон, да? Он сказал: пойду на Москву. Эта цель мне понятна. Она предельно конкретна. А что такое идти к светлому будущему? Я не понимаю. Давайте, определитесь все-таки там, на федеральном уровне. Скажите, в чем конкретно это выражается, и выработайте наконец правила игры, да? И сообщите их людям. Люди должны их знать.

- Но вы же, насколько я знаю, собираетесь влиять на эти правила?

- Да, мы хотим, чтобы с нашим мнением считались. А почему, собственно, нет? Мы не государство в государстве. Мы здесь, между прочим, живем вместе со всеми. И живем по законам этого государства. Нас налоговая инспекция чаще всех проверяет. Я уж не говорю о других проверках. Они за это время нас так научили работать, что я им хочу сказать большое спасибо. Мы теперь – профессионалы. И если кто-нибудь считает, что мы нарушаем закон, то пусть он докажет это. Я всегда говорил: я готов сидеть в этой стране. Но вы посадите меня, если есть за что.

- Александр Алексеевич, ну вы же не можете не знать, что о вас говорят.

- Да знаю я, что обо мне говорят. Я вот себе в убыток содержу двенадцать спортивных клубов, помогаю интернатам, приютам. А они говорят: понятно, это он киллеров готовит. Ну, слушайте, зачем я буду кого-то переубеждать. Мне даже говорить об этом неудобно. Это глупость. Обычная человеческая глупость. Мы сделаем на миллион, а узнают на рубль. А другие сделают на рубль, а шуму на миллион, да?

- А вы что, собственно, хотите сделать?

- Я? Я хочу здесь жить. Больше ничего. Спокойно жить. Не испытывать унизительной зависимости от Запада, не чувствовать каждый раз, что вокруг работают непрофессионалы. Я хочу стабильности, обычной стабильности, да? Вот давайте вспомним наших родителей. У них была пенсия. Хорошая или плохая – это другой вопрос. Но она была. Каждый месяц. Это называется стабильность, да? Вот я хочу стабильности.

- Как ее можно добиться, по-вашему?

- Я не Нострадамус. Но я считаю, что в каждом регионе есть теперь здоровые силы. Это мое частное мнение, да? Они будут поднимать экономику. И я буду поднимать экономику. Потому что дальше так продолжаться не может. Люди разберутся со всем этим.

- Вы рассчитываете застать светлое будущее?

- Думаю, застану. А иначе к чему все это? Надо тогда опустить руки.

- А, кстати, расскажите, что с часами, которые вам Россель подарил?

- Как что? Лежат дома. Детям своим передам. Я действительно горжусь ими. Мне не просто их подарили. Меня отметили. Меня признали за человека, да? Это стоит того, чтобы помнить об этом.

На этом мы, собственно, и прощаемся с героями нашего повествования. Возможно, какие-то смутные чувства оставило оно в вас. Возможно, вы внутренне противитесь идее романтизации образа отечественного бандита. Так здесь и нет такой идеи. Нет здесь призыва слиться в едином порыве с тем, с чем сливаться не хочется. Нет здесь никакого намека, хитрости и недосказанности. Ибо глупо соединять несоединимое, странно требовать невозможного. Север, например, никогда не будет югом. И восток вряд ли станет западом. И все они, точно, не соберутся вместе. Но вы компас видели? Весьма полезный, надо вам сказать, прибор. В некоторых случаях помогает спасти жизнь.

Отправляйте свои новости, фото и видео на наш мессенджер +7 (901) 454-34-42

© 1999, Сергей Мостовщиков, «Эксперт»

Публикации, размещенные на сайте newdaynews.ru до 5 марта 2015 года, являются частью архива и были выпущены другим СМИ. Редакция и учредитель РИА «Новый День» не несут ответственности за публикации других СМИ в соответствии с Законом РФ от 27.12.1991 № 2124-1 «О Средствах массовой информации».