Владимир Владимирович, неожиданный уход Бориса Николаевича Ельцина со своего поста вызвал множество вопросов и у нас и за рубежом. Может быть, мы с вами сегодня попытаемся ответить хотя бы на часть из них…

– Давайте попробуем.

Когда Борис Николаевич впервые заговорил на эту тему, – на тему отставки?

– Это было дней десять примерно до нового года. Я пришел к нему с очередным докладом – по экономической проблематике, по ситуации на Северном Кавказе – и заметил, что после первых моих сообщений… как-то было заметно, что Борис Николаевич думает о другом. Но я продолжал докладывать ему по плану, потом он меня прервал и сказал, что «Вы знаете, я долго думал последнее время над тем, как складывается ситуация у нас в стране, и принял для себя решение уйти в отставку…»

А какие аргументы были у него? Почему он решил, что это нужно?

– Вот здесь мне трудно сказать… Это нужно спрашивать у Бориса Николаевича. Я могу только воспроизвести то, что он мне говорил, что я ему отвечал.… На самом деле, может у него были и другие мысли, я не знаю. Во всяком случае, мне он… ну, как вы догадываетесь, после такого несколько неожиданного для меня самого заявления президента реакция моя была сдержанная довольно… Довольно сдержанной была реакция, и Борис Николаевич это почувствовал.… Скажу даже честнее – я пытался от этой темы уйти. Начал говорить о том, что… что даже если он не работает так активно, как в прежние годы, тем не менее, его присутствие на политической сцене страны много значит и для меня, и для правительства, для государства, потому что есть определенный баланс, есть фактор президентский – человека, очень авторитетного в мире.… Ну, вы помните вот это его выступление в Стамбуле… и в Пекине.… То есть он по существу.… Тогда об этом говорили прямо, я могу это подтвердить, он как бы прикрыл правительство своим авторитетом и изменил картину. Он сделал ее более стабильной… И я ему об этом напомнил: я сказал ему, что этот фактор важный, он нам нужен сегодня. И думал как бы, что мы от этой темы отошли в сторону. Но Борис Николаевич после определенной паузы вернулся к этой теме и сказал, что «Вы мне должны ответить сейчас». Я говорю: «Знаете, Борис Николаевич, вопрос очень важный – нужно подумать». Он говорит: «У Вас было времени достаточно думать раньше – ответьте сейчас».

И Вы ответили?

– Как видите…

Ну все-таки эта информация от президента была для Вас большой неожиданностью?

– Это неожиданно было…

А как вы думаете, с кем он советовался перед принятием этого решения?

Он мне об этом не говорил, и я его не спрашивал… Для меня это было неожиданным решением. Я действительно так искренне считал, и сейчас думаю, что мы могли бы и дальше вот в таком тандеме неплохо решать некоторые проблемы, используя фактор Ельцина как человека авторитетного в мире, как сейчас модно говорить – тяжеловеса такого политического. Но он посчитал иначе… Я думаю, что в значительной степени это было связано с тем, что он хотел, чтобы президентская кампания… будущая президентская кампания развивалась так, как ему хочется… Он явно создавал условия.… Ну, помогал мне, так скажем.… Ну, чего там, надо прямо сказать, он дает мне фору в этой президентской кампании, делает это сознательно, хотя мне прямо сказал о том, что для меня, наверное, это не очень хорошо, наверное, на меня кто-то обидится… Он сказал мне об этом. И вообще уходить досрочно, наверное, это для меня лично это не очень хорошо, но я… я…подумал и решение принял твердо: я это сделаю все равно. Поэтому… вот так это происходило.

Скажите, а у Бориса Николаевича уже был готовый план, как все должно произойти? И он с Вами советовался…

– Нет, плана не было. Он советовался со мной. Спросил, как я считаю, как лучше выстроить… когда это лучше сделать, в какой день… в какое время… Мы связаны ведь еще с тем, что у нас страна очень большая. Поэтому все это было связано вот с этим временным фактором. Ну, я высказался только в самых общих чертах, все остальное – это его уже, его собственный план… хотя такие мысли были с самого начала, я говорю, в общем плане мы проговорили об этом, но не более того.

А кто предложил эту дату – 31 декабря?

– Не знаю… Не знаю… Он хотел это сделать вот в этом году… единственное – мы с ним встречались еще раз – где-то, по-моему, числа 27-го или 26-го – и тогда встал вопрос о поездке в Вифлеем. Я сказал, что считаю, что Борису Николаевичу надо поехать туда самому, лично… Он, правда, задумался, и говорит: «Ну, нет, это, наверное, будет не удобно… не понятно, в каком качестве я туда поеду». Я просил его это сделать, сказал, что на мой взгляд, это будет очень хорошим знаком для страны и для всего мира… это, знаете, как в семье – мы должны относиться к родителям так, как мы хотим, чтобы наши дети к нам относились. Вот это старая наша народная мудрость. Я считаю, что мы должны продемонстрировать очень доброе и очень человеческое отношение к президенту – к первому президенту России. И думаю, что если он будет представлять Россию в этой поездке, это будет правильно. Я просил его об этом – он согласился.

31 декабря вся страна впервые наблюдала церемонию передачи президентских полномочий, и многие были заинтригованы… Никому не удалось расслышать слова, которые Борис Николаевич вам сказал там уже внизу у машины, когда вы прощались… Но было заметно, что эмоционально для вас обоих это было очень важно. Если не секрет, что это были за слова?

– Это вообще был день такой насыщенный эмоциями, но Б.Н. держался очень мужественно. Я, откровенно говоря, даже не ожидал, что он может вот так вот собраться. Для него это было тяжелым испытанием на самом деле. И для нас для всех. Все-таки человек 10 лет находился здесь, в Москве, на самой вершине власти. Такое решение нельзя назвать ординарным – добровольно уйти от этой власти. Вы знаете, когда человек просто уходит на пенсию, я помню как у меня папа на пенсию уходил… он самый был простой человек, работал мастером на заводе всю жизнь. Но для него выход на пенсию это была трагедия. Он в конечном итоге так и проработал до 76 лет – никак не мог оторваться от этого ритма, от коллектива, где он работал.… Но представим себе положение человека, который не просто на пенсию уходит, а еще и расстается вот с тем, с чем он был связан все эти годы. Это был не простой день, думаю, для него, и для нас всех. Он действительно очень держался мужественно. А последние слова, действительно. Я сам там чуть не расслабился. Это было уже на крыльце, когда он вышел, посмотрел довольно грустно на окна и сказал, что ему грустно расставаться со всем этим, потому что очень многое связано с этими стенами, с этими помещениями, с этим зданием, с этими людьми, которые там работают… А последние слова – не знаю, думаю, что это будет правильно, если я сейчас об этом скажую. Здесь нет ничего особенного. Они с пафосом, но были сказаны очень по-доброму, по-человечески, он сказал простые слова: «Берегите Россию».

Борис Николаевич теперь выберет для себя какую-то область деятельности, наверное, может быть будет создан Фонд первого президента России или что-то в этом роде, как это бывает в других странах? Он посвящал Вас в свои планы, чем он собирается заниматься?

– Это тоже одна из таких серьезных и сложных тем. Он тоже говорил об этом с определенной грустью и тревогой даже, потому что, я так понял, что он не представляет, чем можно заниматься после президентства в России. У него нет ясных представлений... Я не знаю, может, он на меня обидится, что я так говорю, но он был озадачен этим и меня спрашивал. Это мысли в слух были. Он сказал так, что для меня ясно, что время подошло, но не ясно, что делать дальше в личном плане. Он понимает, что для него это будет тяжело и непросто. Это такая сильна ломка психологическая. Мне бы тоже очень хотелось, чтобы Борис Николаевич нашел себя, чтобы это было занятие достойное первого президента России и чтобы у него была интересная и содержательная жизнь. Я думаю, что возможно, да. Но нужно какое-то, конечно, юридическое лицо – это Фонд будет либо Институт, я не знаю, какая-то общественная деятельность. Уверен, что авторитет Ельцина Бориса Николаевича мы еще можем использовать в интересах России.

В этот же день, 31 декабря, после передачи полномочий Вы вечером оказались в Чечне, и причем Чечне оказались вместе со своей супругой и даже встречали там Новый Год. Как это все получилось? Это все неожиданно, спонтанно или поездка была запланирована заранее в ранге премьер-министра?

– Поездка была запланирована раньше, где-то недели три, наверное, до Нового года мне эта мысль пришла в голову. Мне очень хотелось быть, побывать там, где действительно решаются судьбы России в значительной степени, где людям труднее всего. Это не громкие слова, мне действительно хотелось побывать. Это, действительно, я считал каким-то знаковым шагом с моей стороны. Мне хотелось, чтобы люди – и наши военнослужащие, которые там несут очень тяжелую службу, и местные жители, жители Чеченской республики, чтобы они поняли, что правительство с ними, что это мы считаем приоритетной задачей. И чтобы другие знали, что мы отсюда уже никуда не уйдем, чтобы они не боялись возвращения бандитов. Там ведь эти факторы все играют. Это решение было принято, повторяю, три недели назад. Но после того, как Борис Николаевич принял решение о своем уходе в отставку и назначил меня исполняющим обязанности президента, конечно ситуация изменилась. Не скрою, меня отговаривали. Сказали, что если раньше это еще смотрелось, это может быть было и нужно, то сейчас этого делать не следует. Не следует по целому ряду соображений. И по соображениям безопасности, потому что это же идет речь не только о моей личной безопасности. Это первое. А второе, не нужно это делать, потому что опять будут говорить, что у вас приоритетом является военная операция в Чечне, а нужно думать об экономике, а ваши политические противники будут это использовать. И еще много чего говорили. Вы знаете, я не стал ничего менять, потому что абсолютно убежден, что мы не решим ни каких проблем – ни экономических, ни социальных – в условиях распада государства. Поэтому нет ничего здесь необычного, я считаю, что мы уделяем сегодня, сейчас решению проблемы борьбы с терроризмом вот такое значение, такое внимание. Мы обязаны довести это до конца, поэтому я туда поехал. Ну, а то, что жена со мной увязалась, прошу прощения, я ничего не мог с этим поделать. Мы все время Новый год встречали вместе и невозможно было поступить иначе. Она сказала, что в Новый год хочет быть вместе со мной, Вот и все. Хотя, я предлагал ей остаться в Махачкале в санатории ФСБ, но оставить ее там не удалось.

И Вам пришлось справить Новый год в вертолете?

– Ну, это случайно получилось. Мы планировали провести Новый год в одной из частей в Гудермесе. И была хорошая погода, когда мы влетели из аэропорта в Махачкале, но, к сожалению, на подлете к Гудермесу погода резко изменилась и в условиях плохой погоди сильного тумана командир принял решение вернуться, хотя мы пытались склонить его к тому, что нужно рискнуть и сесть. Он, я так понял, предпринял эту попытку, покружили над местом возможной посадки, потом сказал, что, нет, этот невозможно. Ну, а на воздушном судне все подчиняются командиру. Так, что мы Новый год встретили на борту вертолета. Потом прилетели, сели на машину, приехали в санаторий ФСБ, где собрали заранее солдат, воюющих в Чечне, и матерей со своими сыновьями, военнослужащими. С ними там... Поздравили их с Новым годом. Выступили артисты, которые с нами были, это Миша Боярский, Розенбаум Александр Яковлевич, Галкин и Евдокимов. Вот это те артисты... Я хотел бы, чтобы их имена прозвучали. Они поехали просто потому, что им хотелось немножко порадовать наших ребят, которые воюют в Чечне. Без гонорара поехали, хочу отметить. Выступили они там, мы выпили по бокалу шампанского, сели на машины и поехали в Чечню.

Борис Николаевич уже достаточно давно объявил вас своим преемником. Но все-таки по-человечески оценить себя в новой роли сразу, наверное, достаточно не просто. Что вы сейчас чувствуете в этих новых обстоятельствах жизни?

– Ну, вы знаете, так много работы, что эмоционально мало, что изменилось. Хотя вот, к таким условиям работы как в Кремле я, конечно, не привык. У нас в Питере такое только в Эрмитаже можно увидеть. Здесь своеобразная обстановка, такая дворцовая. В Белом доме такого тоже нет. Но я думаю, что у государства должно быть такое. Это же принадлежит не президенту, не конкретному физическому лицу, это принадлежит стране, государству нашему. И это хорошо, что у России есть такое. Вы понимаете, что дуло в том, что я никогда к этому не стремился. Есть люди, их называют профессиональными политиками, которые десятилетиями сидят, у них в крови карьера, рост какой-то там. Я никогда не ставил себе таких целей. Так вот сложилось, так жизнь сложилась. И поэтому для меня это в известной степени несколько неожиданно все, что происходило это время. Я просто оказывался на каком-то месте конкретном, и вот на этом конкретном месте, в данное конкретное время возникали проблемы, которые нужно было решать. И я не думал о том, как это отразится на карьере, я просто знал, что это должно быть решено, искал наиболее эффективные пути решения. Иногда получалось. Чаще всего получалось. Так вот в ходе вот этого разговора, когда я об этом обо всем Борису Николаевичу говорил, он сказал, на мой взгляд, очень важные слова, которые действительно нечто меняют. Он сказал: вы знаете, я принимаю такое решение еще и потому, что произошло то, что я считаю очень важным – люди вам верят. И, на мой взгляд, это важнее, на самом деле, чем пересадка из одного кабинета в другой, даже из одного здания в другое, каким бы красивым оно не было, даже, если это Кремль. Вот это, на самом деле, самое главное.

Спасибо большое за искренние ответы и успехов Вам.

– Спасибо. С Новым годом.

С Владимиром Путиным беседовал корреспондент телекомпании ОРТ Владимир Соловьев.

НЭБ

Публикации, размещенные на сайте newdaynews.ru до 5 марта 2015 года, являются частью архива и были выпущены другим СМИ. Редакция и учредитель РИА «Новый День» не несут ответственности за публикации других СМИ в соответствии с Законом РФ от 27.12.1991 № 2124-1 «О Средствах массовой информации».