В последний день июля по очень теплой и интеллектуальной традиции вся читающая планета вспоминает свои любимые книжки.
Оказалось, что с удовольствием рассказывают о своих фаворитах и впечатлениях и обычные люди, и знаменитости, и миллиардеры, и сами писатели. При этом любимые книжные герои иногда раскрывают людей с определенным имиджем с неожиданной стороны: например, любимое произведение Марка Цукерберга – «Энеида» Вергилия, а папа Франциск не мыслит себя без «Братьев Карамазовых»…
Сложнее оказалось раскрутить на откровенность относительно читательских впечатлений и предпочтений политиков. Несмотря на объединительные тенденции последнего времени, главы государств или партий с парламентом все – таки формируют свой список из национальных авторов. Не без некоторых исключений, разумеется.
«Не читаю и других не заставляю»
У Саркози, который вообще-то больше по части кино, а читать художественную литературу не любит, как он не раз признавался, «и других не заставляет», тем не менее, есть любимое произведение – «Красное и черное» Стендаля.
Макрон – читатель со вкусом. Среди почитаемых авторов – Флобер, Пруст, Анатоль Франс, Ронсар и Ростан.
Любимыми книжками Меркель стали произведения поэта-диссидента Райнер Кунке, с которым она «имела удовольствие и честь познакомиться» в студенческие годы. Любимая книга предшественника Терезы Мэй – британского премьер-министра Дэвида Кэмерона– «Простимся со всем этим» британского писателя и поэта Роберта Грейвза. А сама «свинцовая» Тереза – вот так сюрприз – кроме кулинарных книжек (их у нее не менее сотни читанных, да с пометками) любит поэтов-романтиков: Шелли и всю эту чисто английскую компанию.
Буш-младший даже и не скрывает, что особо не читает, но, тем не менее, есть и у него «фаворит» – Библия. Библия является и любимой книгой его не слишком начитанного папаши, который в период своего президенства как-то прокололся, сказав, что в детстве любимым его произведением стало «Над пропастью во ржи» Сэлинджера – тогда еще не написанное. Бывший президент Украины Янукович – универсальный читатель со стажем, в числе его предпочтений – книги Эриха Фромма и Зигмунда Фрейда. Нынешний украинский лидер – Порошенко кроме трилогий о Шевченко и поэзии самого Шевченко, неожиданно признался, что ему нравятся произведения Вацлава Гавела.
Вообще, нужно сказать, что по филологической молодости, когда любимые авторы являлись главными авторитетами, я, под гипнозом нобелевской лекции Иосифа Бродского, как и он, была убеждена, что политиков нужно выбирать согласно их читательскому опыту. И стала подобную информацию выуживать. И вот теперь, когда я знаю, что первоначальным капиталом тети Ямпольской были книги, а ее любимец Сталин читал Мопассана и Уайльда, и что тома персидской мудрости осилил Саддам Хусейн, признаюсь, даже и не знаю, что думать. Но читательские предпочтения глав и лидеров продолжаю копить. Вдруг к пенсии (которая когда- нибудь ведь да наступит) прозрею по этому поводу окончательно.
Список книгочея Обамы бесконечен. Это американская и английская классика, в том числе, и политэкономическая – Стейнбек, Сэлинджер, Голдинг, Фрэнсис Скотт Фицджеральд, Адам Смит, Роберт Стивенсон, Грэм Грин, Толкин с его « Властелином колец» и т.д. Современные поэты и прозаики Штатов. Но есть в этом списке один «русский агент». Барака Бараковича зацепили «Братья Карамазовы» нашего Федора Михалыча. Это же произведение, к слову, среди главных «книг жизни» и Хилари Клинтон.
Дональд Трамп художественную литературу не жалует – он читает документальную прозу, труды по психологии.
Диссидент «в определенной степени»
А вот Владимир Путин с каждым годом расширяет инфо о своих предпочтениях. Что, с одной стороны, однозначно, выдает читателя. Ведь каждый год у вас разное настроение, которое определяет и выбор очередной книжки, и воспоминания о когда- то любимом произведении.
Итак, еще до избрания на вот этот срок, Путин рассказал, что предпочтение отдает творчеству Михаила Лермонтова, мол, « с удовольствием читает стихи поэта, для того, чтобы отвлечься». Он зачем-то оценил масштаб личности любимого автора как «гениального и разностороннего человека» и даже в «определенной степени диссидента» – дескать, критически относился. К чему относился – президент РФ предусмотрительно уточнять не стал. Но я чуть со стула не упала, услышав, как ВВП по памяти и с выражением (причем, личным) декламирует лермонтовское «Люблю Отчизну я, но странною любовью». Очень захотелось сходить к спиритуалисту, и спросить Иосифа Александровича (Бродского): «И чё теперь? Путин – фанат Лермонтова». Не исключено, что Нобелевский лауреат ответил бы мне на чистом русском языке: «Да офигеть!»
На первом сроке Владимир Путин признался, что на формирование его характера оказали влияние герои Эрнеста Хемингуэя и Джека Лондона.
На первом втором сроке (сограждане понимают, о чем я) Владимир Владимирович раскрыл секрет: он любит читать два вида книг: первый – это классика русской и всемирной литературы, например, «произведения Чехова, Толстого, Горького и других» (в средних же классах школы он обожал читать книги Александра Дюма, причем особо отметил такого героя, как граф Монте-Кристо – известного мстителя). А второй вид книг – это биографии и мемуары, например, «записки Петра Первого, Екатерины II, а также сторонников жесткой политики при царском правлении, как Петр Столыпин и других».
На втором первом сроке (то не я вас путаю – причуды российской демократии) президент удивил: его пристрастием оказалось творчество арабского поэта Омара Хайяма, рубаи коего он не только частенько перечитывает, но и выписывает строки из них в специальный блокнот. А еще недавно президент отметил, что в настоящее время большую часть книг не читает, а слушает. Формат аудиокниги, мол, ему более удобен. Так и представляю себе: собрались чиновники на очередное скучнейшее заседание, а Владимир Владимирович – наушники в ушки, и вместо унылого бормотания переводчиков, в его мозг льется: «Скажи-ка, дядя, ведь не даром/ Москва, спаленная пожаром/Французу отдана?»
Что касается экс-президента с одним сроком – Дмитрия Анатольевича, его чистосердечные читательские признания – повод для второго спиритического сеанса.
Этот тоже литературу на два пласта делит. Цитирую: «Книжки я читаю все-таки – к этому привык и не испытываю дискомфорта – в электронной форме. В чем здесь плюс? Можно сразу читать много книг. Потому что если ты от одной устал, не нужно лихорадочно искать какую-то другую книгу, особенно если ты в дороге, – просто «кликнул», что называется, в планшете, открыл и начал смотреть. У меня много разных книг и к некоторым из них я периодически обращаюсь.
Из того, что все время на моей книжной полке – какая-то классика, наша русская классика. Достоевский, Бунин. Чехов мне нравится еще с детских лет, я до сих пор его продолжаю читать, причем делаю это довольно регулярно и каждый раз нахожу для себя что-то новое. Хотя считается, что Чехов довольно грустный писатель, но, тем не менее, это для меня такой источник вдохновения. А в детстве мне настолько понравилось читать Чехова, что я к своему удивлению еще совсем незрелым человеком – в 14 или 15 лет – прочитал всё, включая переписку.
Еще – Гоголь, тоже совершенно блестящий автор с уникальным для нашей страны стилем. Толстого я сейчас стал читать больше, нежели это было, например, в студенческие и школьные годы.
Второй пласт – современная литература. Я тоже ее иногда почитываю, причем разную. Это может быть и детектив какой-нибудь, а может быть и что-то более серьезное. Из того, что недавно читал, были книжки Харуки Мураками. Я с 90-х годов начал читать этого автора. У него несколько книг вышло интересных. Последняя, которую прочитал, называется «1Q84». Читаю и современных наших авторов – очень понравился «Перевод с подстрочника» Евгения Чижова.
Иногда читаю научно-популярную литературу, в том числе и Стивена Хоккинга. Надолго меня не хватает, но я, тем не менее, добросовестно какое-то количество страниц прочитываю. Естественно, читаю книжки по экономике и книги, посвященные современным политологическим изысканиям».
Что читал Борис Николаевич, «подаривший» нам эту двоицу, найти оказалось не так просто. Единственный источник – книжка его вдовы, в которой литература появляется только после ухода БНЕ из власти: «Первые месяцы он места себе не находил...
Не сразу, но Борис справился с этим настроением, жизнь вошла в нормальное русло. Очевидно, его спасли книги. Он прочитал их за годы отставки невероятно много. У нас появилась новая библиотека. Книги он обычно не перечитывал. У него была очень хорошая память – запоминал все сразу и навсегда. Иногда возвращался только к Пушкину и Чехову. У Пушкина перечитывал все подряд: и прозу, и стихи, и драмы, и статьи, и письма. Когда вышли все сочинения поэта в одном толстом томе на папиросной бумаге, он тут же взялся за него. Я даже ругала его: «Зачем портить глаза, читая такой мелкий шрифт!» В поездки мы стали возить много книг. Я как-то спросила: зачем такую тяжесть таскать? «Не ты же ее таскаешь», – посмеялся он. Таня привозила каждую неделю по две-три коробки книг. Подбирать книги ей помогали продавцы в Доме книги на Новом Арбате и в магазине «Москва» на Тверской. Таня просила своих знакомых составить рекомендательные списки для Бориса. Он требовал все новых и новых книг. Говорил: «Уже кончаются. Привози новые». Ритуал был такой: Борис раскладывал вновь привезенные книги на три стопки. Одна – то, что ему надо прочитать в первую очередь. Вторая – чтение «на потом». Третья – то, что не вызывало у него интереса. Любил историческую литературу, мемуары, русскую и зарубежную современную прозу, книги по искусству. Был абсолютно равнодушен к фантастике и детективам».
Продолжая читательскую ретроспективу наших вождей, узнала, что Брежнев, по словам его сына и окружения «музыку, литературу и театр не любил, предпочитал охоту». Любимых авторов у него не было, зато были любимые исполнители « Зыкина, Кобзон Пугачева».
Хрущев, закончив к 20 годам рабфак, сразу стал агитатором. Книжки в личностном анамнезе отсутствуют.
«Мой совет: склассифицировать книги не по авторам, а по вопросам»
Следующий книгочей в плеяде наших вождей – товарищ Джугашвили. Что он читал до 1925 – года (кроме пропагандистской литературы и Маркса с Энгельсом и Плехановым) неизвестно. А вот, обосновавшись в Кремле хозяином, он начал формировать личную рабочую библиотеку. В мае 1925 года он поручил своему помощнику и секретарю Ивану Товстухе завести в штате Генерального секретаря ЦК ВКП(б) должность библиотекаря. Сталин письменно привёл список книг, которые он хотел бы видеть в своей библиотеке. Фотокопия этой большой записки была опубликована в журнале «Новая и новейшая история» историком Борисом Илизаровым, если интересно – можете ознакомиться, это довольно любопытно. А вот выдержка из записки Сталина от 29 мая 1925 года библиотекарю секретариата Генерального секретаря ЦК ВКП(б):
«Мой совет (и просьба): 1) Склассифицировать книги не по авторам, а по вопросам:
а) философия;
б) психология;
в) социология;
г) политэкономия;
д) финансы;
е) промышленность;
ж) сельское хозяйство;
з) кооперация;
и) русская история;
к) история других стран;
л) дипломатия;
м) внешняя и вн. торговля;
н) военное дело;
о) национальный вопрос;
п) съезды и конференции;
р) положение рабочих;
с) положение крестьян;
т) комсомол;
у) история других революций в других странах;
ф) о 1905 годе;
х) о Февральской революции 1917 г.;
ц) о Октябрьской революции 1917 г.;
ч) о Ленине и ленинизме;
ш) история РКП(б) и Интернационала;
щ) о дискуссиях в РКП (статьи, брошюры);
щ1) профсоюзы;
щ2) беллетристика;
щ3) худ. критика;
щ4) журналы политические;
щ5) журналы естественно-научные;
щ6) словари всякие;
щ7) мемуары.
2) Из этой классификации изъять книги (расположить отдельно): а) Ленина, б) Маркса, в) Энгельса, г) Каутского, д) Плеханова, е) Троцкого, ж) Бухарина, з) Зиновьева, и) Каменева, к) Лафарга, л) Люксембург, м) Радека. 3) Все остальные склассифицировать по авторам, отложив в сторону: учебники всякие, мелкие журналы, антирелигиозную макулатуру и т. п. И. Сталин»
Иосиф Виссарионович был человеком системным: процесс формирования библиотеки, начавшись в 25-м, не прекращался и в 1930-е годы: личное собрание книг вождя пополнялось сотнями томов ежегодно. Библиотека включала в себя все российские и советские энциклопедии, в ней также было большое количество словарей, разных справочников. По некоторым данным, всего у генсека в библиотеке было почти сорок тысяч томов, из которых на «Ближней» даче находилось десять тысяч.
По мнению английского историка Саймона Монтефиоре, изучавшего личную библиотеку и круг чтения Сталина, ИВ много времени проводил за книгами, на полях которых остались его пометки: «Его вкусы были эклектичными: Мопассан, Уайльд, Гоголь, Гёте, а также Золя, которого он обожал. Ему нравилась поэзия. Сталин был эрудированным человеком. Он цитировал длинные куски из Библии, трудов Бисмарка, произведений Чехова. Он восхищался Достоевским».
Английский писатель барон Чарльз Сноу так характеризовал образовательный уровень Сталина: «…он был куда более образован в литературном смысле, чем любой из современных ему государственных деятелей. В сравнении с ним Ллойд Джордж и Черчилль – на диво плохо начитанные люди. Как, впрочем, и Рузвельт».
В довоенное время основное внимание Сталин уделяет историческим и военно-техническим книгам, после войны переходит к чтению трудов политического направления, типа «Истории дипломатии», биографии Талейрана. Параллельно изучает работы марксистов, включая труды других оппонентов – Троцкого и Каменева.
В 1940 году, как «большой учёный» Сталин вносит правки в новый перевод «Витязя в тигровой шкуре»! Среди грузинских авторов, любимый – Илья Чавчавадзе.
Историк Рафаил Ганелин приводит слова академика Евгения Тарле о корректуре Сталиным выходившей по его же инициативе книги «История дипломатии»: «Там была правка, сделанная разными карандашами, но одной и той же, бесконечно дорогой для меня рукой…»
Вишенка на торте в источниках о Сталине-читателе – комментарий британского литературоведа и историка Дональда Рейфилда: «Он очень тщательно читал тексты, читал и как редактор или корректор, искал ошибки и всегда спрашивал, почему автор умалчивает то или другое. И он критикует стиль, он поправляет не только русские тексты, но и грузинские, он очень любил дательный падеж… Он был очень образован, но своеобразно образован, я бы сказал. Он прочитал, наверное, всю западноевропейскую литературу. Он читал даже книги своих врагов – эмигрантскую прессу. Он мог со словарем читать по-английски, французски и немецки….Могу предположить, что его странное поведение в начале войны можно приписать тому, что он слишком много времени уделял чтению, книгам, и не обращал внимания на планы Гитлера».
«Долой литераторов беспартийных!»
Запойным читателем был и первый глава советского государства. О читательском опыте Ленина известно почти что с колыбели. Его первой, самой любимой книжкой стала
«Хижина дяди Тома» Бичер-Стоу, а первыми героями (кто там поносит пиндосов, противопоставляя им советские ценности?!) – президент Авраам Линкольн и генералы Грант и Шерман, воевавшие против рабовладельческого Юга.
Став постарше, он увлекся Гоголем, потом Тургеневым, чьи произведения перечитывал по нескольку раз. Володе Ульянову очень нравился посредственный, скажу я вам, рассказ Тургенева «Часы». Возможно потому, что один из героев – Давыд, по описанию, внешне похож на него и обладает сильным, независимым и – непредсказуемым характером.
Читал в гимназические годы Ульянов и подрывной самиздат – Добролюбова, Писарева, Белинского, Герцена, Чернышевского. Про то, как Ленина в юности «перепахало» «Что делать?» последнего, в советское время знал даже самый отстойный школьник.
А для выпускного сочинения ВУ выбрал (из предложенных) тему «Царь Борис Годунов» по Пушкину.
Увлекшись революционной борьбой, будущий вождь снова вернулся к Чернышевскому, которого прямо-таки полюбил за образ Рахметова: «…он не только показал, что всякий правильно думающий и действительно порядочный человек должен быть революционером, но и другое, еще более важное: каким должен быть революционер…». За слова: «Жалкая нация, нация рабов, сверху донизу – все рабы». За то, что «понимал и судил трусливую, подлую и предательскую природу всякого либерализма» (не подкинуть ли томик Ильича нынешним политагитаторам?!) За философский материализм и диалектику Гегеля, «после чего было уже много легче усвоить диалектику Маркса». Он очень обижался, когда кто-нибудь называл автора романа «Что делать» скучным, примитивным, а произведение плохо написанным. Отчисленный студент Ульянов, кстати, даже написал в 1888 году письмо Николаю Гавриловичу. Литератор не ответил читателю, а через год и вовсе умер. Но к тому моменту у холерика Ульянова были уже другие «любимые авторы» – Маркс и Энгельс.
Из лириков большой его симпатией всегда пользовался Некрасов. Ну, а в 1905-м году в статье «Партийная организация и партийная литература» мы уже видим читательское кредо Ульянова – Ленина: «Литературное дело должно стать частью общепролетарского дела, «колесиком и винтиком» одного единого, великого социал-демократического механизма, приводимого в движение всем сознательным авангардом всего рабочего класса…Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя»; «Долой литераторов беспартийных! Долой литераторов сверхчеловеков!».
Писателей Ленин делил на два лагеря «выразителей идей». В первом – симпатичные ему сторонники «американского пути» (революционного) развития – Белинский, Писарев, Герцен, Чернышевский, Некрасов, Салтыков-Щедрин. Во втором – противостоящие им сторонники «прусского пути» (постепенного) – Гончаров, Тургенев и примыкавшие к ним идеологи крепостничества Сергей Аксаков и Фет. Все тексты, что «любимчиков», что «постылых», Ленин хорошо знал и цитировал целыми кусками.
«Мерзкая блевотина».
Отношения же с «глыбой и матёрым человечищем», как назвал Льва Толстого – «графа – подлинного мужика в литературе» Ленин со слов Горького, были у вождя русского пролетариата весьма запутанными.
С классовой точки зрения, Толстой был представителем дворянства. Ленин же увидел в нём носителя идеологии крестьянства. Это было, согласитесь, как минимум остроумно.
Как ни странно, Ленин любил «Анну Каренину», даже не раз перечитывал. Его привлекали хозяйственные рассуждения Левина и особенно «меткая характеристика», которую Левин даёт периоду после 1861 года: «У нас теперь все это переворотилось и только укладывается».
Знаменитая статья Ленина «Лев Толстой как зеркало русской революции»(1908) написана к 80-летию писателя. Толстой еще жив. Но это не имеет значения – Ленин беспощадно вскрывает его «кричащие противоречия». «Гениальный художник» и «помещик, юродствующий во Христе»; «замечательно сильный, непосредственный и искренний протест против общественной лжи и фальши» и «толстовец», т. е. истасканный, истеричный хлюпик, называемый русским интеллигентом, который, публично бия себя в грудь, говорит: я скверный, я гадкий, но я занимаюсь нравственным самоусовершенствованием; я не кушаю больше мяса и питаюсь теперь рисовыми котлетками»; «самый трезвый реализм, срыванье всех и всяческих масок» и «проповедь одной из самых гнусных вещей, какие только есть на свете, именно: религии…».
Всё это вступало в противоречие с объявлением графа носителем и выразителем крестьянской идеологии, но Ленин, опять же довольно остроумно, резюмировал: «…совокупность его взглядов, вредных как целое, выражает как раз особенности нашей революции, как крестьянской буржуазной революции».
Как Толстой воспринял «помещика, юродствующего во Христе», «истеричного хлюпика», «рисовые котлетки» и прочие гадости – неизвестно. Скорее всего, статьи этой он не видел – она была напечатана в нелегальной большевистской газете «Пролетарий», причем без подписи.
Впрочем, Толстому еще повезло! Достоевского – как вы помните, авторитета и среди нынешних первых политических персон, Ленин ругал просто по-черному: «Морализирующая блевотина», «Покаянное кликушество», «Дрянь». «Прочитав «Записки из Мертвого дома» и «Преступление и наказание», «Бесы» и «Братьев Карамазовых» Ленин читать не пожелал. «Содержание сих обоих пахучих произведений… мне известно, для меня этого предостаточно». Но потом все-таки попытался осилить «Братьев», да не смог, как говорил близким: «от сцен в монастыре стошнило». Что же касается «Бесов» – это «явно реакционная гадость…»
«Уезжайте! А не то мы вас вышлем»
Из писателей-современников Ленин особенно ценил Горького как «крупнейшего представителя пролетарского искусства». Известно его высказывание о романе «Мать» – «Очень своевременная книга» (после Октябрьского переворота Горький вернул Ленину этот мем, назвав свою критику большевиков «Несвоевременные мысли»).
Правда, хваля «Мать», Ленин не заметил богостроительного пафоса книги… Впрочем, когда Ленин понял, что Горький не принимает того, что творят получившие власть большевики, посоветовал: «Уезжайте! А не то мы вас вышлем».
С творчеством Маяковского вообще получилось при знакомстве нехорошо… В 1918 году на концерте, устроенном для красноармейцев в Кремле, в первом ряду сидели и Ленин с Крупской. Артистка Ольга Гзовская декламировала: «Наш бог бег/ Сердце наш барабан…» и наступала прямо на Ленина. «А он сидел, немного растерянный от неожиданности, недоумевающий, и облегченно вздохнул, когда Гзовскую сменил какой-то артист, читавший «Злоумышленника» Чехова», – вспоминала Крупская.
Но дело даже не в этом, футуристы вообще были эстетически чужды Ленину. Он, например, предлагал «сечь за футуризм» наркома просвещения Луначарского. А его зама Покровского просил «помочь в борьбе с футуризмом» и «найти надежных анти-футуристов» (анти-футуристами стали пролеткультовцы, но они тоже Ленину не понравились, тогда Ильич в задумчивости промолвил: «По-моему, Пушкин лучше»).
Стихи Маяковского Ленин называл «штукарством», «тарабарщиной, на которую наклеено слово «революция». Протестовал против издания поэмы «150 000 000» тиражом 5 тысяч экз. «По-моему, печатать такие вещи лишь 1 из 10 и не более 1500 экз. для библиотек и для чудаков». Притом дал поэме гениальное определение – «хулиганский коммунизм».
Но однажды Лени всё-таки похвалил Маяковского, за «Прозаседавшихся»: «Не знаю, как насчет поэзии, а насчет политики ручаюсь, что это совершенно правильно».
Рецензий на художественные произведения Ленин, придя к власти, уже не писал. За одним исключением: он отрецензировал книгу Аркадия Аверченко «Дюжина ножей в спину революции», изданную в Париже. Рецензия главы государства была опубликована в «Правде» (№ 263, 22 ноября 1921 г.) за подписью «Н. Ульянов» и называлась просто: «Талантливая книжка».
Он применил здесь ту же «теорию отражения», что и в статье о Толстом: «Так, именно так должна казаться революция представителям командующих классов». И похвалил: «поразительный талант», «знание дела и искренность». Более того: «Некоторые рассказы, по-моему, заслуживают перепечатки. Талант надо поощрять».
А ведь у Аверченко недобрые и оскорбительные нападки на Ленина. В рассказе «Короли у себя дома» Троцкий и Ленин вообще представлены как муж и жена. Причем Троцкий «олицетворяет собой главное, сильное, мужское начало». А Ленин – «madame, представитель подчиняющегося, более слабого, женского начала. И он одет соответственно: «затрепанный халатик, на шее нечто вроде платка… на ногах красные шерстяные чулки от ревматизма и мягкие ковровые туфли».
Ленин среагировал очень оригинально: «Злобы много, но только непохоже, любезный гражданин Аверченко! Уверяю вас, что недостатков у Ленина и Троцкого много во всякой, в том числе, значит, и в домашней жизни. Только, чтобы о них талантливо написать, надо их знать. А вы их не знаете». Нынешние исследователи пишут, что наивный и откровенный гетеросексуал Ленин попросту не заметил гомосексуального подтекста и акцента на его пассивности. Кто его знает, может, он вообще на шаржи не обижался. Во всяком, случае, это еще одно подтверждение одной полувековой умной мысли гениального читателя (и неплохого автора) Ролана Барта: писатель умер – родился читатель. Всех с Днем вспоминания любимых книг и с продлением читательского билета. Как говорил любимый автор нашего премьера (и бывшего британского – Маргарет Тэтчер) : «Всё бледнеет перед книгами».
P.S. Если вы думаете, что я забыла упомянуть про предпочтения правителей, что сидели на нашем троне, « о эпохи исторического материализма», то это не так. Просто там все столь же неоднозначно, порой смешно, если бы не было столь грустно.
Екатерина Вторая зачитывалась Вольтером, сгноила Радищева.
Николай Первый был цензором Пушкина (и чтение столь просветленного автора его никоим образом не «перепахало»).
Николаю Второму нравилась «одна только Тэффи, больше никого не надо».
Ах да, был еще «переходный» – Александр Керенский. Тяготел к декадансу…
Москва, Вера Владимирова
Москва. Другие новости 31.07.18
Из Тавды и Салехарда за пересмотром приговора – в Питер? Как будет работать закон об апелляционных судах. / Ленин может рухнуть: реконструкцию площади Революции остановили на неопределенный срок (ФОТО). / Силовики задержали главу отделения ПФР в Магнитогорске. Читать дальше
Отправляйте свои новости, фото и видео на наш мессенджер +7 (901) 454-34-42
© 2018, РИА «Новый День»