В 1818 году, 5 мая, родился немецкий философ, экономист и писатель Карл Маркс. О своем отношении к неоднозначному мыслителю «Новому Дню» рассказал Андрей Коряковцев, автор книг о марксизме, кандидат философских наук, доцент кафедры философии, социологии и культурологи УрГПУ.

«В этот день, ровно 205 лет назад, третий этаж старого дома на Мостовой улице (Brückenstraße 10) в Трире огласил крик младенца. В семье адвоката Генриха Маркса родился сын. Через год семья переедет в дом на Симеонштрассе, где из трех окон второго этажа хорошо будут просматриваться римские ворота Порто Негра. От них до дома Марксов – метров 100-150. Так римская история, античность вообще как квинтэссенция мировой общественной истории стала с детства частью повседневности будущего мыслителя. И нет ничего удивительного в том, что позже он заявит: нет отдельных наук о человеке, о нем есть только одна наука – это наука история, наука о его развитии.

Пожалуй, ни об одном мыслителе не было сказано столько раз, что он «устарел», как о Марксе. В постсоветской России это повторяли особенно навязчиво. И чем дольше и больше это повторяли, тем это выглядело глупей. А во время очередного мирового кризиса, всеобщих забастовок в когда-то богатейших странах, краха капиталистического эксперимента в России, это стало и вовсе неприличным. Предмет марксизма – человек, условия его счастья и несчастья. Разве эта тема может устареть? Учение Маркса может стать недостаточным, так стирается посох в руках путника. Но чтобы посох не скользил, нужно только заменить наконечник.

Мне уже приходилось писать, что мы сейчас живем в эпоху золотого века марксизма. Может быть, не по качеству исследований – об этом судить рано, – но по условиям существования. Марксизм непопулярен, непонятен широкой публике, даже гоним, он утратил связь с власть и собственность имущими – но все это нормальные условия его существования как революционного учения. В полном соответствии со своим содержанием марксизм должен быть и может быть только маргинальным учением.

В 1990-е и нулевые я как марксист чувствовал себя чрезвычайно комфортно. Я воспринимал как должное враждебное отношение к марксизму со стороны академических кругов, возрождавших тогда теологию, русскую религиозную философию, позитивизм, ницшеанство, или обратившихся к постмодернизму или феноменологии. Делать академическую и любую другую карьеру на критическом изучении общественной реальности вряд ли возможно, а делать карьеру мне было скучно. Нельзя служить одновременно истине и маммоне, хотя бы потому, что маммона – не истинна. Поэтому я бы даже сказал так: марксизм элитарен, но не в том смысле, как, скажем, постмодернизм. Марксизм элитарен, аристократичен благородством своих целей и сложностью, и эту элитарность он компенсирует всеобщностью и «приземленностью», реализмом проблем, которыми он занимается.

В школе я любил, как бы сейчас сказали, троллить школьное начальство, демонстративно читая на скучных комсомольских собраниях первый том «Капитала». Но тогда я в нем еще ничего не понимал, втыкая в свой мозг заумные понятия и впрыскивая в него туман диалектических рассуждений. Подлинное открытие Маркса произошло позже. Как-то, уже учась на первом курсе истфака, я купил (представьте себе, совершенно свободно, в книжном магазине) 42-й том. Пришел домой, открыл «Рукописи 1844 года»... И жизнь моя была решена. О чем они? Да о том же самом, о чем говорил спустя 166 лет после их написания Брайан Ино в своей петербургской лекции о культуре. Только то, что Маркс выражал предельно кратко благодаря понятийному аппарату Гегеля и Фейербаха, Ино разжевал на хорошем английском языке нашего современника, не отягощенного знанием немецкой философской классики.

А можно об этом сказать и еще короче.

…Уже попрощавшись и стоя на пороге, я оглянулся и обвел взглядом комнату, в которой жил Маркс и где мы беседовали. Я снова удивился тому, каким толстым слоем пыли покрыты старая мебель, посуда на столе и углы. Пыли не было только на книгах, всюду расставленных аккуратными стопками и на детских игрушках, разбросанных на полу. «Странно, доктор. Мы с вами разговаривали о Вальтере Скотте и Шекспире, а я думал, что мы будем говорить о мировой революции». Маркс улыбнулся и ответил: «Вы ошибаетесь, мой друг: мы все время говорили именно о ней».

Фото: Государственный музей политической истории России

Екатеринбург, Евгения Вирачева

© 2023, РИА «Новый День»