Во вторник «Независимая газета» публикует большое интервью с одним из ведущих российских политтехнологов Станиславом Белковским. Отвечая на вопросы журналистов, эксперт заявил, что «Путин сегодня обязан воспользоваться случаем и убрать от власти всех политтехнологов». Вместо них в политику должны вернуться живые люди, такие как Руслан Аушев, Асламбек Аслаханов и даже Эдуард Лимонов. В противном случае страна окажется на грани нового кровавого переворота. «Новый Регион» публикует текст интервью полностью.
«НГ»: Станислав, каковы политические последствия трагедии в Беслане? Приведет ли она к укреплению – или, наоборот, к ослаблению власти?
СБ: Все события последних дней подтвердили тезис, который не нов и очевиден уже на протяжении длительного времени: так называемая вертикаль власти чрезвычайно слаба – практически эфемерна. Реально сильная вертикаль должна базироваться на трех китах. Первый: проект – то есть ради чего эта вертикаль существует. Второй кит – это идеология, и третий – идея служения, потому что любой человек, который приходит на службу и становится государственным чиновником, должен руководствоваться идеей того, что он служит своей стране и своему народу. У нашей вертикали власти нет ни одного из названных компонентов – ни проекта, ни идеологии, ни идеи служения, последняя подменена идеей кормления. Чиновники рассматривают свою должность как плацдарм для личного обогащения. И не более того. И в этом случае чиновника не интересует долгосрочный результат собственной – он не хочет ни чинов, ни званий, ни погон, его задача – заработать. Поэтому такой чиновник не может ни за что принципиально отвечать. И в этом смысле безнаказанность террористов, та легкость, с которой они везде проникают, еще раз подтверждают, что вертикаль власти недееспособна в решении ключевых проблем нации, в частности проблемы безопасности граждан. Во время бесланского кризиса ни один представитель власти не вышел к народу. Где все эти политтехнологические полки, слоны и магараджи, об эффективности которых «так долго говорили большевики»? Их нет! Они равны нулю. Политтехнологи должны уйти из власти. На их место должны прийти политики, которые способны вести диалог с народом и при этом не будут выглядеть посмешищем.
«НГ»: Насколько сильно подорвано доверие к власти?
СБ: Конечно, эти теракты подорвали доверие к власти, к ее способности контролировать ситуацию в сфере безопасности, а в отдельных сегментах власти и вовсе делегитимировали определенные фигуры – в первую очередь президентов Чечни и Ингушетии, которые никак не участвовали в урегулировании ситуации, хотя еще несколько дней назад утверждалось, что это законные правители, имеющие поддержку подавляющего большинства народа. И, напротив, всплыли фигуры, до этого искусственно исключенные из политического процесса в Кавказском регионе, в частности Руслан Аушев и Асламбек Аслаханов. Однако если Владимир Путин, как носитель верховной власти, сумеет извлечь правильные уроки из теракта и сформулировать задачи пресловутого национального проекта и если будут созданы механизмы формирования новой национальной элиты, идущей на смену элите 90-х годов, тогда косвенным образом происшедшая трагедия может способствовать укреплению власти и государства в целом. На это позволяет надеяться недавнее обращение президента к нации. Хотя – это не первая надежда на Путина, а мы знаем, что его политическая логика не предполагает радикальных перемен. Поэтому пока не знаем, чего на самом деле ожидать. Путин не сформулировал нового проекта и новой системы целей, он не сформировал новую элиту, которая могла бы стать носителем этих ценностей, можно сказать, он не смог наметить основные цели национального развития. Перефразируя слова одного из героев советской классики, можно сказать: «Немого кино уже нет, звукового кино еще нет». И ясно, что страна, которая не имеет общей цели, разлагается. Элементы этого разложения мы активно наблюдаем в последние годы: шквал террористических атак и апатичное отношение большинства общества к этим атакам...
«НГ»: Каково будущее политических партий в этой ситуации?
СБ: Структуры, сформированные в 90-е годы, находятся в стадии умирания и распада. Не исключая и крупнейшую из них – коммунистическую. Им на смену должны прийти принципиально новые политические организации, которые опирались бы на осознание качественно иных реалий. Все партии 90-х были субъектами американского проекта – и КПРФ не исключение. Они были вписаны в некий парламентский механизм, который легитимировал американский проект. Геннадия Зюганова устраивал статус управляемой оппозиции – реально он не хотел взять власть. Хотя мог это сделать и в 1995-м, и в 1996-м. Коммунисты без боя оставили власть Борису Ельцину и его соратникам, поскольку возложение на себя ответственности за страну не входило в их планы. Сегодня СПС (как партия буржуазии) и «Яблоко» (как партия интеллигенции), к сожалению, умерли, как структуры, не оправдавшие возложенных на них исторических задач, именно потому, что их лидеры находились в тотальной психологической зависимости от властной машины. Они не пошли по линии политического и идеологического самоопределения, а привязывали все свои действия к неким приоритетам, определяемым кремлевской бюрократией.
«НГ»: Каковы реальные способности Думы и Совфеда – в плане оппозиционности? Где будет формироваться новый центр политического сопротивления режиму?
СБ: Мы находимся в ситуации смерти парламентаризма. Дума стала пародией на парламент, она не является представительной властью и никого не представляет, кроме администрации президента. Она стала неким вынесенным юридическим отделом Кремля. То же самое можно в значительной мере сказать и про Совет Федерации. Поэтому сейчас будет формироваться новая политическая конфигурация, в которой успеха добьются структуры, которые будут партиями (де-юре или де-факто) и которые смогут сконцентрировать ресурсы прямого действия. В нынешних условиях распада выборных, парламентских механизмов, такие вещи, как забастовки, митинги, демонстрации, голодовки, пикеты, будут особенно эффективны. Тот, кто сможет управлять этой стихией, и будет реальным политиком. Он и сможет сформировать новую политическую реальность. Живая плоть политики – это улица. Как сказал поэт: «Улица корчится, безъязыкая, нечем кричать и разговаривать...» Тот, кто научит улицу кричать и разговаривать, тот и будет партийным лидером, вождем нового периода нашей истории. В этом смысле сами по себе руины всех прежних партий – от СПС до КПРФ – имеют значение лишь как строительный материал.
«НГ»: Каким будет новый строительный материал оппозиции – и его новые лидеры?
СБ: Улица объединяет тех, кому нечего терять. Поэтому элита, которая привыкла манипулировать народом путем политтехнологий, не понимает ограниченности их применения и иллюзорности результатов политтехнологического воздействия. Например, принято считать, что администрация президента добилась большой победы, сформировав однопартийную Думу. Но подлинный результат этой «- крах Думы, умножение ее на ноль – как политического института. Другой пример. Нас еще недавно уверяли, что Алу Алханов является легитимным президентом Чечни и оптимальным для нее правителем. Но легитимность – категория не юридическая, это категория массового сознания, а в сознании чеченского народа Алханов не является легитимным правителем. Политтехнологии привели нас к обратному результату, и трагедия в Беслане это показала – Алханов исчез куда-то... Наступил крах политтехнологии как способа освоения национального пространства. Если Путин воспользуется случаем и уберет политтехнологов от власти, вернется к некой живой политике – из плоти и крови, – тогда можно говорить о том, что уроки из трагедии извлечены и власть способна на создание неких жизнеобразующих систем.
«НГ»: На кого при этом Путин сможет опереться? На «Единую Россию»?
СБ: ЕР – это виртуальная политическая структура, представляющая собой клуб бюрократов. Путин же должен опереться на людей национально мыслящих, которых вполне достаточно, на тех, кто был оттеснен от власти в 90-е годы. Он должен опереться на представителей региональных элит, на новое поколение, так называемых «детей поражения». Это выпускники конца 80-х. С одной стороны, они избежали влияния комсомола, который в позднесоветское время был школой цинизма. С другой стороны, они оказались на руинах империи в тот момент, когда им было суждено стать наследниками этой империи. Президент может опереться и на армию, потому что в военной среде, несмотря на все разложение, какие-то представления о национальных интересах и чести мундира все же сохранились. И, конечно, опереться на Православную Церковь и православную общественность.
«НГ»: Может ли быть создан – в условиях непрекращающегося террора – особый орган управления, как во время настоящей войны? Может ли президент его возглавить – например, после окончания своего второго срока?
СБ: Такой орган может быть создан, хотя и сегодня президент имеет все полномочия, чтобы, к примеру, заменить силовиков. Я считаю, что замена чиновников – не главное из того, что должно произойти. Слабость силовиков является не причиной, а следствием. Причина же – в том отношении к спецслужбам и к армии, которое у нас сформировалось с конца 80-х годов. Армия и военное сословие в целом деморализованы. Не армии и спецслужбам принадлежала власть в России. А те, кому она принадлежала, сделали все возможное для их ослабления, и теперь мы все пожинаем плоды этой неуемной работы. Причем те, кто принимал решения, пожинают плоды в наименьшей степени, поскольку защищены своими частными спецслужбами. Что касается третьего срока – я думаю, Путин не стремится остаться: он очень болезненно воспринимает ту ответственность, с которой сопряжена власть. Атмосфера в Кремле в дни бесланской трагедии была очень тяжелой. Свидетельствует об этом и паническое обращение в ООН, которое было контрпродуктивным. Совет безопасности ничем не мог помочь, зато Россия создала опасный прецедент – она попросила внешнего вмешательства для решения своей внутренней проблемы. И это ей еще припомнят впоследствии. Так что если и возникнет проблема такого органа, о котором вы говорили, то не раньше, чем года через два.
«НГ»: Кого накажут? СМИ? Бизнес? Губернаторов?
СБ: Путин достаточно ясно дал понять, что нуждается в консолидации общества, поэтому вряд ли он будет громить его структуры. Здесь все будет зависеть от того, формально ли президент подойдет к определению виноватых, или будет смотреть в корень и действовать, исходя из понимания глубинных причин происшедшего. Если второе – то он должен прежде всего уволить все руководство политических и аналитических подразделений своей администрации. Потому что то, что произошло – результат провала нашей внутренней политики на Кавказе и слабости внутренней политики в целом. Спецслужбы и армия являются лишь инструментами этой внутренней политики. Но не источником ее. Если он будет подходить формально, то пострадают представители спецслужб, может быть, и не самые высокопоставленные. И ничего не изменится.
«НГ»: Осенью предстоит проталкивание через Думу новых непопулярных законов. Может ли власть воспользоваться терактом, чтобы обрушиться, например, на гражданское общество, если оно окажет сопротивление этим законам – например, отмене отсрочек от армии?
СБ: У нас нет гражданского общества. Хотя его зачатки существовали в России во все времена. Не может быть гражданского общества в условиях тотального индивидуализма. Вопрос сегодня стоит не о контроле над гражданским обществом, которого нет. Хотя, должен сказать, государство подыгрывает псевдоструктурам гражданского общества – потому что гораздо интереснее иметь манипулируемые его псевдоструктуры, чем тех людей, которые борются за свои права и с которыми надо вести полноценный диалог. А политика власти в отношении СМИ – продолжение политики 90-х годов. При этом люди власти не понимают, что самое главное – это та система ценностей, которую несут средства массовой информации. На мой взгляд, именно поэтому власть закрыла «Свободу слова», которая ничем власти не угрожала и способствовала формированию первичных структур гражданского общества, и вместе с тем по 2-му каналу демонстрировался сериал «Бригада», который на самом деле играет разрушительную роль по отношению к власти, государству и обществу. Милого и интеллигентного Савика Шустера они боятся, а всенародной героизации и романтизации бандитизма – не боятся! Беда в том, что сегодня в Кремле нет людей, которые бы правильно оценивали происходящее. Мы имеем дело с бюрократами, которые выполняют мелкие тактические задачи, часто связанные с борьбой с конкретными личностями, а совсем не с отстаиванием принципов и реализацией конкретных программ.
«НГ»: Может ли ослаблением власти воспользоваться оппозиция?
СБ: Сейчас оппозиции у нас нет. Некому воспользоваться, потому что нет субъекта оппозиции. Но я думаю, что этот субъект будет формироваться, в его основе будут лежать организации прямого действия: независимые профсоюзы, территориальные объединения жителей, экологические организации, мобильные левые группы... Я думаю, что через два – два с половиной года эти структуры оформятся, если власть не сможет сформулировать внутреннюю политику, которая примиряла бы ее с представителями этих структур. Иначе война с оппозицией может принять самый непредсказуемый характер, потому что управлять уличной стихией нынешняя власть, увы, не может.
«НГ»: Каковы в этом плане возможности левых партий? В частности, нацболов?
СБ: Как модель, они имеют большое значение. Это партии идеологические. Они могут существовать практически без денег, независимо от Кремля, и то, что они делают, политически эффективно. Давайте вспомним прошлогоднюю выставку в Манеже. Кремлевские структуры потратили миллионы на организацию этой выставки. Кремлевские политтехнологи бегали на одной ноге вокруг Манежа и рассказывали, какие блестящие идеи они инвестировали в мероприятие, но запомнилась эта выставка только благодаря майонезной акции нацболов, себестоимость которой была всего 20 рублей... Это и есть политика. Я знаю Лимонова, это выдающийся человек, и если говорить о новой элите, которую я бы видел около власти, то он, безусловно, к ней относится. Другое дело, что он не столько политический лидер, сколько писатель. Поэтому разрастаться партия не будет – это, скорее, артпроект Эдуарда Лимонова. Но как модель партии – это то, что наберет силы в ближайшие годы. Поскольку власть не предлагает народу в целом и молодежи в частности никакого проекта, который помог бы той же молодежи преодолеть свое одиночество и тягу к коммунитарности.
«НГ»: Существует ли сегодня опасность переворота?
СБ: Ее не существует сегодня, но это не значит, что ее не будет никогда. Нужны вожди. Я не призываю к перевороту, потому что никогда они не приносили России ничего хорошего, и в первую голову народ будет громить не ненавистного либералам Путина, а самих либералов. Но если власть хочет защититься от переворота, она должна создать реальную вертикаль, базирующуюся на тех трех китах, о которых я говорил вначале. Если останется в целости система коррумпированной бюрократии, которой все безразлично, кроме способов вымогательства денег у вверенного ее попечению народа, то вероятность переворота будет с каждым годом нарастать, потому что может возникнуть альтернативный политический центр, который поманит за собой народ и сможет апеллировать к архетипам русского коллективного бессознательного, чего сегодняшняя власть делать не может, потому что даже не понимает, что это такое. Такой центр может возникнуть хоть завтра – в конце концов, в 1989 году мы никак не предполагали, что Советский Союз вообще распадется. А он распался уже через два года. История – вещь весьма прихотливая. И Божественный замысел об истории во всей его полноте нам неведом.
«НГ»: Что мог бы сделать в этой ситуации Путин, если он откажется от закручивания гаек?
СБ: Путин должен был бы пойти на альянс с региональными элитами, потому что те являются политически ответственными субъектами. Они могли бы стать демпфером между Центром и недовольным реформами народом. А сейчас губернаторов фактически побуждают использовать недовольство людей против федерального центра. Кроме того, Путин мог бы проводить централизацию и закручивание гаек, но в условиях отсутствия идеологии и с чиновниками, которым чужда идея служения, – это бессмысленно. Без смены элит закручивание гаек носит абсолютно иллюзорный, эфемерный характер.
«НГ»: Президент может опереться на свой по-прежнему высокий рейтинг.
СБ: Рейтинг – плохая опора для президента. Он может исчезнуть в одночасье – как у Горбачева в конце 80-х. Нельзя рейтинги фетишизировать: их не было ни у Сталина, ни у Муссолини, ни у Гитлера. А политики такие были. Я думаю, что рейтинг – такой же политтехнологический фантом, как и остальные, что подменяют собой сегодня реальную политику. Сегодня возможно появление альтернативного центра власти. Это может быть, к примеру, профсоюзный лидер. Если завтра возникнет мощнейшая забастовка на нескольких крупных предприятиях и она продлится месяц, это очень кардинально повлияет на политико-экономическую картину страны. Для этого достаточно, чтобы народ перешел некую черту в своей нелюбви к бюрократии и собственникам. А эта ненависть уже сильна. Но народ склонен пока воспринимать верховную власть как своего союзника, модель доброго царя никуда не исчезла. Народ в этой ситуации будет бороться не с Путиным, но дестабилизирующие явления последуют для режима в целом.
Екатеринбург, Ирина Виноградова
Отправляйте свои новости, фото и видео на наш мессенджер +7 (901) 454-34-42
© 2004, «Новый Регион»
Публикации, размещенные на сайте newdaynews.ru до 5 марта 2015 года, являются частью архива и были выпущены другим СМИ. Редакция и учредитель РИА «Новый День» не несут ответственности за публикации других СМИ в соответствии с Законом РФ от 27.12.1991 № 2124-1 «О Средствах массовой информации».