Одно из самых трудно поддающихся диагностированию заболеваний современности – это нервная анорексия. Страдают ей, в основном, совсем юные девушки. Главный внештатный детский психиатр Екатеринбурга Анна Малахова в интервью «Новому Дню» рассказала, почему не стоит называть жену «бегемотиком» в присутствии дочери, была ли в СССР анорексия и что общего у «синих китов» и девочек, мнящих себя «жирухами».

Принято считать, что анорексия – болезнь современная. Раньше ею не болели?

Вообще впервые анорексия была описана еще в 17 веке, а в 20-м первый мощный пик случился в 60-70-е годы на волне появления манекенщиц. Это даже называли «синдром Твигги». У нас такого не было: послевоенные годы, еда, наоборот, культивировалась, да и доступа не было к журналам мод. В последние десять лет идет подъем.

То есть в СССР анорексией не болели?

Нет, болели, просто меньше слоев населения затрагивалось, меньше публичности было. Сейчас почему больше людей вовлекается? Информационное поле очень сильно влияет.

А какие-то экономические факторы могут на это повлиять? Вот кризис, «не до жиру» – выбираешь не что бы съесть, чтобы похудеть, а чтобы прожить…

Маловероятно. По крайней мере, ни в одной из монографий или статей этот фактор не упоминают. Возможно, что может влиять резкий стрессовый фактор (катаклизмы, войны), который меняет общие тенденции, мнение окружающих. Но я не могу сказать, что экономический спад как-то сильно влияет на снижение числа заболевших анорексией. Им ведь как раз еда не нужна.

Кто в группе риска?

Преимущественно это девочки, причем из состоятельных семей. Но и мальчики тоже бывают, и мужчины – но у них, как правило, анорексия развивается уже на фоне шизофрении. Факторами риска также являются частые нарушения ЖКТ с рвотой, болями в детском возрасте, когда идет фиксация на этих расстройствах, а также нарушения аппетита в раннем возрасте. Воспитание ребенка со сниженным аппетитом в «обществе чистых тарелок» в семьях, где считается, что хорошее поведение и чистая тарелка – это синонимы. Таких детей часто заставляют доедать до конца через «не хочу» и возникающие рвотные позывы. Воспитание ребенка в условиях «культа красоты» в семьях, где активно обсуждаются модные тенденции, некрасивость избыточного веса и осуждается полнота. Причем обычно страдают анорексией дети с хорошим интеллектом. Чаще всего, либо с истероидными чертами характера – те, что демонстрируют активность, лидерские качества, стремящиеся всегда быть первыми, лучшими, замечательными. Либо тревожные дети, сомневающиеся в себе, беспокоящиеся, хорош ли я и кто что обо мне подумает или скажет. И, конечно, важный фактор риска – семейные отношения. Например, многие мамы любят худеть, на диетах посидеть, а если в семье есть ребенок чувствительный, то это может послужить основой для развития нервной анорексии. Особенно если мы говорим о подростковом периоде, когда у девочки начинаются изменения, и они фиксируются на своем внешнем виде.

А взрослые разве не страдают анорексией?

В основном, все же это подростки, молодые девушки, но проблемы кроются в детском возрасте. После 25 лет – уже не группа риска. Это заболевание молодых, если мы говорим об истинной нервной анорексии.

Оно сложно лечится?

Заболевание долго выявляется, пациенты скрывают свое состояние длительное время, и в терапии возможных рецидивов доктора зачастую терпят фиаско. Потому что окружающая обстановка не меняется, семейные ценности, масс-медиа остаются прежними. Да, сейчас стали активнее об этой проблеме говорить, и некоторые публикации меняют ситуацию к лучшему, но с другой стороны есть целые группы и чаты в социальных сетях, где страдающие от анорексии друг с другом консультируются: какие препараты слабительные принимать, как рвоту вызывать, как скрывать все это, в общем, «помогают» друг другу.

Когда была ситуация с «синими китами», начали появляться люди, которые как раз в соцсетях находили тех, кто в группе риска, и прицельно вели работу с теми, кто может себе навредить, старались переубедить, и так далее. Тут такого нет?

С нервной анорексией такого нет. С суицидентами можно посчитать количество умерших детей, а с анорексией иначе – заболевание длительно течет, не всегда человек попадает к психиатру, кто-то выкарабкивается сам, кто-то остается на пограничном состоянии. К нам попадают уже на стадии полного истощения, поэтому страшной статистики, сколько умерло от анорексии – нет. В итоге все это не так остро звучит. Хотя подростки умирают. В основном, от сомато-эндокринных нарушений вследствие отказа от еды. Тут важно понимать, что у анорексии есть особенности течения, когда заболевшие могут вообще не попасть к психиатру, находясь при этом круглые сутки в соматическом стационаре. Во-первых, врач может просто не подозревать, что это анорексия. Во-вторых, повторюсь, такие дети очень умные, интеллектуальные, социальные, они прекрасно умеют скрывать заболевание. Первая фаза – важный момент, когда можно «выцепить» и не допустить необратимых нарушений – может длиться 3-4 года, но ее не видит никто. И вот они ложатся в соматический стационар, им там немножко увеличивают вес, но психиатрическое лечение не проводится, они возвращаются домой, и все начинается по новой.

А почему так происходит? Раскоординированность разных лечебных направлений?

По сути дела терапия нервной анорексии – это мультидисциплинарное дело, а у нас в соматических больницах не всегда есть психиатр или психотерапевт. К тому же, соматические доктора не всегда обращают внимание на психиатрическое расстройство, хотя в последние годы наше взаимодействие значительно улучшилось. В итоге мы имеем статистику только по обратившимся к психиатрам. Но это крайне редко случается, когда уже вариантов других нет, когда дефицит веса составляет 30-50%.

И потом – куда они деваются дальше, после стационара? Выписались и пропали. Они уходят подлеченные, но не здоровые, нуждающиеся в дальнейшем сопровождении. Но ни с детьми, ни с подростками, ни тем более со взрослыми, этим организованно не занимаются. В этом проблема.

А как должно быть?

У девочек после стационара мысли-то о том, что надо снизить вес, никуда не деваются. Страх перед едой остается. И с ними надо работать длительное время работать. Заболевание текло 4-5 лет, и мы обратно за три месяца госпитализации не вернем человеку мысль о том, что я красива и хороша. Они же очень жестко фиксированы на этой теме, поэтому у них этот стереотип очень долго не уходит из головы. Тут или волевые личности, которые могут сами себя перестроить, или психотерапия. Причем для всей семьи. Потому что, как в наркологии говорят, это созависимые. Например, один из факторов терапии – это обязательная изоляция от семьи на время лечения в стационаре. Ни в коем случае не допускается свидание девочки с родителями, пока не придет определенная норма. Поэтому и с семьей обязательна психотерапия для изменения мировоззрения и отношения к ребенку и его болезни.

Отслеживать успешность лечения как-то получается?

Это сложно. Мы говорим об успешности лечения стационарного, если нет рецидива. Я по своим пациентам могу сказать – они ко мне ходят. Но если глобально: ну да, столько-то процентов пролежало в стационаре с нервной анорексией. Еще стольким-то – меньше уже – потребовалась повторная госпитализация. Но это верхушка айсберга.

Как лечат пациентов с анорексией?

Первые действия направлены на коррекцию выраженных нарушений сердечно-сосудистой, эндокринной систем, ЖКТ. Привлекается и терапевт (педиатр), и эндокринолог, в зависимости от тяжести, иногда и реаниматолог – когда пациент уже не может есть сам, просто не усваивает пищу. Но все это в рамках психиатрического стационара. Пациенты хитрые, знают, как обвести врачей вокруг пальца, поэтому им нужно постоянное наблюдение именно в психиатрическом (а не соматическом стационаре).

А с головой как работают?

Второй этап лечения – назначение медикаментов. У пациентов с анорексией фиксируется высокий уровень тревоги, высокий уровень депрессии, они же страдают от мысли, что их кормят, поэтому назначают и антидепрессанты, и нейролептики мягкого действия на снижение раздражения, и транквилизаторы в небольших дозах, чтобы нормализовать сон и снизить двигательную активность – это принципиально, чтобы пациент много лежал, кушал и поправлялся, но при этом не тревожился. И только потом – психологическая коррекция и психотерапия. Отдельно с пациентом и отдельно с родителями. Это когнитивная терапия, выработка правильного поведения, оценка причин, почему так случилось.

И как сформировать понятие нормы у пациента с анорексией? Показывать картинки с нормальными людьми?

Бесполезно это. Вообще пока не подобрана медикаментозная терапия, психотерапевт не может работать «на чистую», Потому что тревога и депрессия в таких случаях завязана на витальном, жизненном уровне – каждый прием пищи увеличивает тревогу. Хотя бывает, что иногда девочек достаточно сводить в реанимацию и показать человека на трубках, который уже, по сути, в предсмертном состоянии. Но у многих искажено восприятие окружающего – они почти скелетов считают очень красивыми. Например, одна девочка начала худеть, потому что мама называла ее своей опорой, и девочка посчитала, что это значит, что мама считает ее грузной. Вот такие искажения. Так что тут не столько запугивание, сколько изменение отношения к себе.

Есть «прививка» от анорексии? Фильмы документальные, беседы?

Нет. В возрасте 10-13 лет для ребенка еще значим страх смерти, а в подростковом возрасте он теряется. Мы должны тогда с самого рождения ребенка менять отношение самих родителей к питанию, к своему внешнему виду, к критическим замечаниям. Обратите внимание: есть семьи, где папа называет маму «бегемотик, медвежонок». А для определенного склада личности девочки это очень значимые вещи, хотя ничего обидного в этом нет, но они воспринимают это с искажением.

Тогда пугать надо родителей?

По сути, да. Мы объясняем, что ничего страшного в том, что ребенок не доедает, если это, конечно, не медицинские показания; что гастроэнторологические проблемы должны лечиться с осторожностью. Хотя, наверно, мы все равно не сможем на 100% изменить ситуацию.

Какие могут быть тревожные сигналы о том, что ребенок уже ступил на анорексичную дорожку?

Во-первых, девочки начинают ограничивать себя в еде, меняется пищевое поведение: либо меняется объем съеденного, либо исключаются какие-то продукты. Например, ребенок начинает есть каши на воде, обезжиренные йогурты и кефир, отказывается от хлеба, макарон и риса. Но зачастую они скрывают, что что-то в еде поменялось. Во-вторых, начинается физическая активность: ребенок не просто пошел в тренажерный зал, а начал заниматься дома, много крутить обруч, качать пресс, стараться все делать стоя, много двигаться, гулять. Казалось бы, ничего плохого. Но мы знаем нашего ребенка с самого начала, и если вчера он ел макароны и не качал пресс, а сегодня вдруг начал заниматься избыточной физической активностью и перестал есть макароны, то стоит обратить внимание. При этом вес меняется, ребенок худеет, у него нарастает эмоциональная лабильность, после еды раздражение увеличивается. При этом в самом начале чувство голода теряется на фоне эйфории, а затем они все время голодны. И постоянный голод приносит чувство раздражения, но и пища приносит беспокойство. Очень непростое состояние. При этом они живо интересуются едой – смотрят рецепты, ходят в магазин за продуктами, готовят, как бы «наедаясь глазами», кормят родителей, братьев и сестер. Многие из родителей пациентов рассказывают, что дочь вдруг внезапно начала готовить. А вы посмотрите – сами-то они поели в это время? А куда пошли после еды? В туалет? Или пресс качать? Плюс если тесная связь у мамы с девочкой, мама знает, что начинаются гормональные нарушения, а с началом аменореи (отсутствии менструаций несколько месяцев при их сохранности в прошлом) вес начинает резко снижаться за счет гормонального сбоя.

Вы перечисляете эти вещи, но даже в сумме они не выглядят странными. Ну, готовит, хорошо, ну, следит за едой, тоже неплохо, спортом занялась – отлично. А настроение – может, это пубертат. Как разницу понять – это симптомы или нет?

Симптоматика любого психического расстройства на начальном этапе неспецифическая. Поэтому мы и говорим о внимании родителей. Если вы видите, что ребенок был одним, а стал другим – эмоционально и внешне – возможно, нужна профилактика. Например, сходить к психологу. Конечно, не у всех развивается нервная анорексия, даже при том, что у многих подростков в период пубертата начинаются дисморфофобические нарушения – «Я себе не нравлюсь». Но у любого подростка найдется ситуация, которую он захочет обсудить с психологом, умным и мудрым. Можно и тренера найти, и диетолога, и какого-то значимого взрослого – часто пережившие анорексию девушки ведут блоги, и подростки им следуют. Это все варианты, потому что если не захватить это на раннем этапе, неизвестно, чем все кончится.

Екатеринбург, Екатерина Норсеева

© 2017, РИА «Новый День»