Одно из самых трудно поддающихся диагностированию заболеваний современности – это нервная анорексия. Страдают ей, в основном, совсем юные девушки. Главный внештатный детский психиатр Екатеринбурга Анна Малахова в интервью «Новому Дню» рассказала, почему не стоит называть жену «бегемотиком» в присутствии дочери, была ли в СССР анорексия и что общего у «синих китов» и девочек, мнящих себя «жирухами».
Принято считать, что анорексия – болезнь современная. Раньше ею не болели?
Вообще впервые анорексия была описана еще в 17 веке, а в 20-м первый мощный пик случился в 60-70-е годы на волне появления манекенщиц. Это даже называли «синдром Твигги». У нас такого не было: послевоенные годы, еда, наоборот, культивировалась, да и доступа не было к журналам мод. В последние десять лет идет подъем.
То есть в СССР анорексией не болели?
Нет, болели, просто меньше слоев населения затрагивалось, меньше публичности было. Сейчас почему больше людей вовлекается? Информационное поле очень сильно влияет.
А какие-то экономические факторы могут на это повлиять? Вот кризис, «не до жиру» – выбираешь не что бы съесть, чтобы похудеть, а чтобы прожить…
Маловероятно. По крайней мере, ни в одной из монографий или статей этот фактор не упоминают. Возможно, что может влиять резкий стрессовый фактор (катаклизмы, войны), который меняет общие тенденции, мнение окружающих. Но я не могу сказать, что экономический спад как-то сильно влияет на снижение числа заболевших анорексией. Им ведь как раз еда не нужна.
Кто в группе риска?
Преимущественно это девочки, причем из состоятельных семей. Но и мальчики тоже бывают, и мужчины – но у них, как правило, анорексия развивается уже на фоне шизофрении. Факторами риска также являются частые нарушения ЖКТ с рвотой, болями в детском возрасте, когда идет фиксация на этих расстройствах, а также нарушения аппетита в раннем возрасте. Воспитание ребенка со сниженным аппетитом в «обществе чистых тарелок» в семьях, где считается, что хорошее поведение и чистая тарелка – это синонимы. Таких детей часто заставляют доедать до конца через «не хочу» и возникающие рвотные позывы. Воспитание ребенка в условиях «культа красоты» в семьях, где активно обсуждаются модные тенденции, некрасивость избыточного веса и осуждается полнота. Причем обычно страдают анорексией дети с хорошим интеллектом. Чаще всего, либо с истероидными чертами характера – те, что демонстрируют активность, лидерские качества, стремящиеся всегда быть первыми, лучшими, замечательными. Либо тревожные дети, сомневающиеся в себе, беспокоящиеся, хорош ли я и кто что обо мне подумает или скажет. И, конечно, важный фактор риска – семейные отношения. Например, многие мамы любят худеть, на диетах посидеть, а если в семье есть ребенок чувствительный, то это может послужить основой для развития нервной анорексии. Особенно если мы говорим о подростковом периоде, когда у девочки начинаются изменения, и они фиксируются на своем внешнем виде.
А взрослые разве не страдают анорексией?
В основном, все же это подростки, молодые девушки, но проблемы кроются в детском возрасте. После 25 лет – уже не группа риска. Это заболевание молодых, если мы говорим об истинной нервной анорексии.
Оно сложно лечится?
Заболевание долго выявляется, пациенты скрывают свое состояние длительное время, и в терапии возможных рецидивов доктора зачастую терпят фиаско. Потому что окружающая обстановка не меняется, семейные ценности, масс-медиа остаются прежними. Да, сейчас стали активнее об этой проблеме говорить, и некоторые публикации меняют ситуацию к лучшему, но с другой стороны есть целые группы и чаты в социальных сетях, где страдающие от анорексии друг с другом консультируются: какие препараты слабительные принимать, как рвоту вызывать, как скрывать все это, в общем, «помогают» друг другу.
Когда была ситуация с «синими китами», начали появляться люди, которые как раз в соцсетях находили тех, кто в группе риска, и прицельно вели работу с теми, кто может себе навредить, старались переубедить, и так далее. Тут такого нет?
С нервной анорексией такого нет. С суицидентами можно посчитать количество умерших детей, а с анорексией иначе – заболевание длительно течет, не всегда человек попадает к психиатру, кто-то выкарабкивается сам, кто-то остается на пограничном состоянии. К нам попадают уже на стадии полного истощения, поэтому страшной статистики, сколько умерло от анорексии – нет. В итоге все это не так остро звучит. Хотя подростки умирают. В основном, от сомато-эндокринных нарушений вследствие отказа от еды. Тут важно понимать, что у анорексии есть особенности течения, когда заболевшие могут вообще не попасть к психиатру, находясь при этом круглые сутки в соматическом стационаре. Во-первых, врач может просто не подозревать, что это анорексия. Во-вторых, повторюсь, такие дети очень умные, интеллектуальные, социальные, они прекрасно умеют скрывать заболевание. Первая фаза – важный момент, когда можно «выцепить» и не допустить необратимых нарушений – может длиться 3-4 года, но ее не видит никто. И вот они ложатся в соматический стационар, им там немножко увеличивают вес, но психиатрическое лечение не проводится, они возвращаются домой, и все начинается по новой.
А почему так происходит? Раскоординированность разных лечебных направлений?
По сути дела терапия нервной анорексии – это мультидисциплинарное дело, а у нас в соматических больницах не всегда есть психиатр или психотерапевт. К тому же, соматические доктора не всегда обращают внимание на психиатрическое расстройство, хотя в последние годы наше взаимодействие значительно улучшилось. В итоге мы имеем статистику только по обратившимся к психиатрам. Но это крайне редко случается, когда уже вариантов других нет, когда дефицит веса составляет 30-50%.
И потом – куда они деваются дальше, после стационара? Выписались и пропали. Они уходят подлеченные, но не здоровые, нуждающиеся в дальнейшем сопровождении. Но ни с детьми, ни с подростками, ни тем более со взрослыми, этим организованно не занимаются. В этом проблема.
А как должно быть?
У девочек после стационара мысли-то о том, что надо снизить вес, никуда не деваются. Страх перед едой остается. И с ними надо работать длительное время работать. Заболевание текло 4-5 лет, и мы обратно за три месяца госпитализации не вернем человеку мысль о том, что я красива и хороша. Они же очень жестко фиксированы на этой теме, поэтому у них этот стереотип очень долго не уходит из головы. Тут или волевые личности, которые могут сами себя перестроить, или психотерапия. Причем для всей семьи. Потому что, как в наркологии говорят, это созависимые. Например, один из факторов терапии – это обязательная изоляция от семьи на время лечения в стационаре. Ни в коем случае не допускается свидание девочки с родителями, пока не придет определенная норма. Поэтому и с семьей обязательна психотерапия для изменения мировоззрения и отношения к ребенку и его болезни.
Отслеживать успешность лечения как-то получается?
Это сложно. Мы говорим об успешности лечения стационарного, если нет рецидива. Я по своим пациентам могу сказать – они ко мне ходят. Но если глобально: ну да, столько-то процентов пролежало в стационаре с нервной анорексией. Еще стольким-то – меньше уже – потребовалась повторная госпитализация. Но это верхушка айсберга.
Как лечат пациентов с анорексией?
Первые действия направлены на коррекцию выраженных нарушений сердечно-сосудистой, эндокринной систем, ЖКТ. Привлекается и терапевт (педиатр), и эндокринолог, в зависимости от тяжести, иногда и реаниматолог – когда пациент уже не может есть сам, просто не усваивает пищу. Но все это в рамках психиатрического стационара. Пациенты хитрые, знают, как обвести врачей вокруг пальца, поэтому им нужно постоянное наблюдение именно в психиатрическом (а не соматическом стационаре).
А с головой как работают?
Второй этап лечения – назначение медикаментов. У пациентов с анорексией фиксируется высокий уровень тревоги, высокий уровень депрессии, они же страдают от мысли, что их кормят, поэтому назначают и антидепрессанты, и нейролептики мягкого действия на снижение раздражения, и транквилизаторы в небольших дозах, чтобы нормализовать сон и снизить двигательную активность – это принципиально, чтобы пациент много лежал, кушал и поправлялся, но при этом не тревожился. И только потом – психологическая коррекция и психотерапия. Отдельно с пациентом и отдельно с родителями. Это когнитивная терапия, выработка правильного поведения, оценка причин, почему так случилось.
И как сформировать понятие нормы у пациента с анорексией? Показывать картинки с нормальными людьми?
Бесполезно это. Вообще пока не подобрана медикаментозная терапия, психотерапевт не может работать «на чистую», Потому что тревога и депрессия в таких случаях завязана на витальном, жизненном уровне – каждый прием пищи увеличивает тревогу. Хотя бывает, что иногда девочек достаточно сводить в реанимацию и показать человека на трубках, который уже, по сути, в предсмертном состоянии. Но у многих искажено восприятие окружающего – они почти скелетов считают очень красивыми. Например, одна девочка начала худеть, потому что мама называла ее своей опорой, и девочка посчитала, что это значит, что мама считает ее грузной. Вот такие искажения. Так что тут не столько запугивание, сколько изменение отношения к себе.
Есть «прививка» от анорексии? Фильмы документальные, беседы?
Нет. В возрасте 10-13 лет для ребенка еще значим страх смерти, а в подростковом возрасте он теряется. Мы должны тогда с самого рождения ребенка менять отношение самих родителей к питанию, к своему внешнему виду, к критическим замечаниям. Обратите внимание: есть семьи, где папа называет маму «бегемотик, медвежонок». А для определенного склада личности девочки это очень значимые вещи, хотя ничего обидного в этом нет, но они воспринимают это с искажением.
Тогда пугать надо родителей?
По сути, да. Мы объясняем, что ничего страшного в том, что ребенок не доедает, если это, конечно, не медицинские показания; что гастроэнторологические проблемы должны лечиться с осторожностью. Хотя, наверно, мы все равно не сможем на 100% изменить ситуацию.
Какие могут быть тревожные сигналы о том, что ребенок уже ступил на анорексичную дорожку?
Во-первых, девочки начинают ограничивать себя в еде, меняется пищевое поведение: либо меняется объем съеденного, либо исключаются какие-то продукты. Например, ребенок начинает есть каши на воде, обезжиренные йогурты и кефир, отказывается от хлеба, макарон и риса. Но зачастую они скрывают, что что-то в еде поменялось. Во-вторых, начинается физическая активность: ребенок не просто пошел в тренажерный зал, а начал заниматься дома, много крутить обруч, качать пресс, стараться все делать стоя, много двигаться, гулять. Казалось бы, ничего плохого. Но мы знаем нашего ребенка с самого начала, и если вчера он ел макароны и не качал пресс, а сегодня вдруг начал заниматься избыточной физической активностью и перестал есть макароны, то стоит обратить внимание. При этом вес меняется, ребенок худеет, у него нарастает эмоциональная лабильность, после еды раздражение увеличивается. При этом в самом начале чувство голода теряется на фоне эйфории, а затем они все время голодны. И постоянный голод приносит чувство раздражения, но и пища приносит беспокойство. Очень непростое состояние. При этом они живо интересуются едой – смотрят рецепты, ходят в магазин за продуктами, готовят, как бы «наедаясь глазами», кормят родителей, братьев и сестер. Многие из родителей пациентов рассказывают, что дочь вдруг внезапно начала готовить. А вы посмотрите – сами-то они поели в это время? А куда пошли после еды? В туалет? Или пресс качать? Плюс если тесная связь у мамы с девочкой, мама знает, что начинаются гормональные нарушения, а с началом аменореи (отсутствии менструаций несколько месяцев при их сохранности в прошлом) вес начинает резко снижаться за счет гормонального сбоя.
Вы перечисляете эти вещи, но даже в сумме они не выглядят странными. Ну, готовит, хорошо, ну, следит за едой, тоже неплохо, спортом занялась – отлично. А настроение – может, это пубертат. Как разницу понять – это симптомы или нет?
Симптоматика любого психического расстройства на начальном этапе неспецифическая. Поэтому мы и говорим о внимании родителей. Если вы видите, что ребенок был одним, а стал другим – эмоционально и внешне – возможно, нужна профилактика. Например, сходить к психологу. Конечно, не у всех развивается нервная анорексия, даже при том, что у многих подростков в период пубертата начинаются дисморфофобические нарушения – «Я себе не нравлюсь». Но у любого подростка найдется ситуация, которую он захочет обсудить с психологом, умным и мудрым. Можно и тренера найти, и диетолога, и какого-то значимого взрослого – часто пережившие анорексию девушки ведут блоги, и подростки им следуют. Это все варианты, потому что если не захватить это на раннем этапе, неизвестно, чем все кончится.
Екатеринбург, Екатерина Норсеева
Екатеринбург. Другие новости 05.12.17
Долевка всё? Останется ли ипотека? Эксперты о нововведениях в сфере строительства. / Потерявшийся в Белоярском районе школьник нашелся у соседей. / Стагнация или железная дисциплина: екатеринбургские депутаты ищут идеологию бюджета-2018. Читать дальше
Отправляйте свои новости, фото и видео на наш мессенджер +7 (901) 454-34-42
© 2017, РИА «Новый День»