Крупный бизнес в России уже более 20 лет травит население, незаконно закапывая особо опасные отходы на обычных свалках. Чтобы скрыть это, мусорные лоббисты блокируют экологические инициативы и даже принятый в 2014 году федеральный закон.

В интервью РИА «Новый День» заместитель председателя комитета по природным ресурсам, природопользованию и экологии Госдумы VI созыва, один из разработчиков природоохранной реформы, учредитель экологического фонда «Гражданин» Максим Шингаркин раскрыл скандальные особенности мусорной проблемы и подчеркнул, что «благодарность» за нынешний коллапс можно выразить бывшему руководству министерства экологии и природопользования РФ.

«Новый День»: Долгое время в России тема мусорных свалок находилась в тени во всех смыслах этого слова. Каким образом сфера обращения с отходами превратилась в прибыльный бизнес и как сформировалась пресловутая мусорная мафия, о которой много говорят даже официальные лица?

Максим Шингаркин: В России люди всегда платили только за вывоз отходов. Деятельность по захоронению мусора ложилась на плечи муниципалитетов, на это отдельно выделялись бюджетные средства. К примеру, в Москве при Лужкове и раннем Собянине на каждую тонну отходов полагалась субсидия порядка трех тысяч рублей на размещение и еще около 1 200 рублей на транспортные издержки. При этом никто толком не знает, сколько реально мусора собиралось и собирается в Москве.

В этой ситуации возникали разные виды бизнеса. Например, управляющие компании завышали объемы вывозимого из Москвы мусора, получали дополнительные деньги, завышали плечо транспортировки. Почему «кучинская» свалка в Балашихе росла быстрее, чем другие? На нее чаще везли отходы, а списывали объемы с других, то есть – часто сами свалки выдавали подложные документы. Есть и другой вид бизнеса, когда вы могли привезти любые отходы и у вас их принимали за наличный расчет и эти объёмы никак не учитывались.

Количество всевозможных нарушений было таково, что все действительно контролировала мафия. Но самое плохое – даже не мусорная мафия и чиновники, которые на всем этом наживались. Дело в том, что угроза экологической катастрофы становится все более реальной. При наличии громадного объема черных и серых схем невозможно наладить нормальную систему обращения с отходами. Если не сломать старую систему, нельзя прийти к новым технологиям, которые предполагают бережное отношение к окружающей среде.

«Новый День»: О мусорной проблеме заговорили публично. Почему? Скрывать, как прежде, уже невозможно?

Максим Шингаркин: Момент, когда символический прожектор осветил эту ситуацию – совещание у президента РФ в 2013 году. Тогда завязался очень любопытный диалог. Сергей Семёнович Собянин (мэр Москвы) сказал, что мусор у нас контролирует мафия. На это президент с удивлением сказал: «Сергей Семенович, а Вы в какой стране живете?»

Я так понимаю, что именно в этот момент руководство страны приняло решение, что нужно выводить из тени этот бизнес. Хотя к этому времени во втором чтении в Государственной думе находился закон об отходах производства и потребления. Над ним я работал в качестве зампреда комитета (комитет по природным ресурсам, природопользованию и экологии) и к этому моменту все основные решения, механизмы будущей системы обращения с отходами уже были заложены в поправки и в основное тело закона. О том, что этот документ политически был одобрен, свидетельствуют последующие события и его принятие.

«Новый День»: О каких механизмах идет речь?

Максим Шингаркин: Ключевое решение заключалось в следующем. Регионы разрабатывают территориальную схему обращения с отходами и выбирают региональных операторов, которые будут осуществлять логистику. Основным критерием для игроков, которые хотят остаться на арене, были инвестиции в технологии переработки отходов и инфраструктуру. Предполагалось, что губернаторы, понимая, что теперь ответственность на них, создадут систему тотального учета за работой региональных операторов. А деньги – возврат инвестиций – должны были идти не от текущих платежей, а за счет субвенций федерального бюджета, которые образуются от утилизационного сбора.

Предполагалось, что будет реализована программа введения утилизационного сбора на товары в упаковке и товары долговременного пользования. Субвенции должны были распределяться федеральным центром тем субъектам федерации, где подтверждается уровень переработки отходов – чем глубже переработка, тем выше дотации.

Представим, что есть два производителя молока: один пакует его в бумажный биоразлагаемый пакет, а другой – нет. Первый почти ничего не платит. Утилизационный сбор стимулирует производителей переходить на биоразлагаемую упаковку, создавать структуру по сбору отходов и их переработке. Естественно, формальным плательщиком утилизационного сбора все равно оставался бы потребитель, но, чтобы не оплачивать каждый раз утилизационный сбор, он переносился на объемы поставленной продукции – на производителей товаров в упаковке и товаров долговременного пользования и импортеров.

«Новый День»: Этот закон был принят, почему до сих пор не видно результатов? Создается ощущение, что проблема только усугубляется…

Максим Шингаркин: Да, федеральный закон действует почти четыре года, он был принят в конце 2014 года, но ничего кардинально не изменилось. Субъекты федерации весь 2014 год ничего не делали, в 2015 году тоже ничего не делали. Только в 2016 году начали делать. В чем причина? Министерство природных ресурсов, конкретно – экс-министр Сергей Донской завалил работу по этому направлению. Не были подготовлены методические документы, как создать территориальную схему по обращению с отходами, хотя это прямая функция министерства. Соответственно, губернаторы в регионах выполнили эту работу – кто во что горазд, в спешном порядке внесли все в Росприроднадзор, где все оказались в состоянии шока.

К моему величайшему удивлению, большинство субъектов РФ заказало территориальные схемы обращения с отходами. Деньги заплатили разные, в одних субъектах, например, – 6 млн, а Московская область – 66 млн рублей. По сути дела, многие территориальные схемы – и дорогие, и бесплатные, если по-настоящему их сейчас все проверять – должны быть отменены, а должностные лица, которые потратили деньги, и те, кто выполнял заказ – привлечены к ответственности.

То есть, де-факто, если провести все территориальные схемы через государственную экологическую экспертизу, мы с вами внезапно ощутим, что страна имитировала решение проблемы обращения с отходами в 80% случаев на всей территории Российской Федерации. Так, в территориальной схеме Московской области не учтены реальные запросы по размещению отходов из Москвы.

«Новый День»: Как вы считаете, в чем причина такого неприкрытого саботажа?

Максим Шингаркин: Наш закон касался не только коммунальных отходов, там затрагивались все классы отходов. Но в территориальных схемах, которые составили в регионах, практически нигде не был предусмотрен вопрос обращения с «иными отходами». Губернаторы по идее должны были провести ревизию всех отходов, а это затрагивало интересы промышленности и бизнеса. Полностью выпали (из территориальных схем) отходы 1 класса опасности (отходы асбеста, ртутьсодержащие изделия, отходы солей мышьяка и т.д.), а также 2 класса опасности (отходы кислого дегтя, щелочи, отработанная серная кислота и т.п.) и биологические отходы. Есть великолепная табличка по годам – образование отходов: с 2000-го года количество отходов 1 и 2 класса в России уменьшается, а 3 класса – растет. Но такого просто не может быть.

Вторая причина, почему блокируется закон – общий криминалитет отрасли. Муниципалы, которые срослись с владельцами полигонов, убеждали губернаторов, что невозможно ничего сделать, что никогда не будет переработки, что русский народ не в состоянии кидать мусор в три разных ведра. Они начали убеждать руководство страны, что этого не надо делать. И в первую очередь, что не надо принимать территориальную схему.

Можно констатировать, что существует подлинная мусорная мафия, которая нас убивает. Эта мафия работает с отходами 1,2 класса и переквалифицирует их в 3 класс. На большей части наших полигонов находятся неучтенные скрытые захоронения отходов 1,2 класса, вскрытие которых может привести к катастрофе. А чем катастрофа отличается от аварии? – Там гибнут люди. Как только губернаторы начнут контролировать все объекты, эти отходы некуда будет девать, но за них платят очень большие деньги.

Москва, Мария Вяткина

© 2018, РИА «Новый День»