Последние годы 9 Мая испытываю странный – не то, чтобы интеллектуальный, скорее, эмоциональный дискомфорт. Одно из главных и дорогих (в финансовом плане) событий дня – парады. Центральный, региональные. На фоне всеобщего чувства национального триумфа остро и неизбежно ощущаю свою к этому действу непричастность. И не я одна, как оказалось из бесед с конгениальными личностями. И вот с близкими по духу внуками фронтовиков Великой Отечественной мы в своем «коллективном» когнитивном диссонансе пытаемся разобраться (пока законодатели думать не запретили).
Предварительные выводы неутешительны – мы не можем гордиться тем, чем гордятся многие из соотечественников (тоже потомки фронтовиков, к слову). Вот техника идет на главном параде. Но вся эта военная госброня – вещь довольно абстрактная. Как и демонстрирующие ее военные – не они делают эту технику, не они завоевали Победу. Да и сама эта техника, и сама страна уже имеют к этой Победе довольно опосредованное отношение. Вот и чувства противоречивые: с одной стороны – почти восторженные, с другой – честной и почти горькой непричастности. Мы, конечно, наследники Великой Победы. Другой вопрос, насколько мы ее достойны? Хочется ведь и самим что-то значить, нечто нетленное совершить, а не только, извините, прятаться за великие свершения предков. Современная же Россия как-то не дает шанса для адекватной идентификации ее с Родиной. Ей настоящие патриоты как-то даже и не очень нужны – те, что хотели бы на нее поработать, те, что многое умеют, немало знают. Ей, судя по спискам «успешных» и «влиятельных», напротив, нужны неумехи, причем неумехи, агрессивно «присягающие». Активно приседающие в книксене перед любой державной инициативой. А любой профессионал попросту подозрителен. У него как, минимум, есть совесть. Он не может – в силу имеющихся компетенций – все одобрять, не задумываясь. Он задает вопросы. По делу. Потом – по возникающим сомнениям относительно насаждаемой идеологии. Например: разве может победа в войне стать единственной мощной духовной скрепой? Война – это ведь катастрофа.
Та война была катастрофой для миллионов советских граждан и длилась ежеминутно и ежедневно четыре года! Если уж у нас такой крен «народный» ко временам Сталина наметился, давайте тогда не маскарад организовать (когда голые торсы юношей и оголенности девиц расписывают военной тематикой) и не пялить заслуженных людей: дескать, отчего это ты, дядя, без георгиевской ленточки тут сидишь, а рыдать и скорбеть по миллионам (!!!) погибших в Великую Отечественную, как это было при отце народов и продолжалось, кстати, вплоть до брежневской поры.
Но мы же правды о войне знать сегодня не хотим. Да и не позволяют нам открыть архивы. Куда там: чуть иная трактовка – шельмуют оратора: отошел от канонов такой-сякой непатриот. Вопросы по теме – как так получилось, что земля русская была усыпана трупами, тоже не в тренде: нужно все «идеологически выверенное» слушать, смотреть и одобрять, как уже говорилось выше, не задумываясь. А на парад идти – как на праздник, мы же победили! И в полк бессмертный скоро корпорации и госорганизации по инициативе спущенной сверху начнут сотрудников в колонны выстраивать…
А с другой стороны – «непарадной», но тоже пропагандисткой – дикая практика, когда судья предписывает дочери героя войны заплатить «штрафную» учительнице-патриотке. Потому что та из патриотических соображений сочинение внука этой старушки представила на конкурс под именем абсолютно другого автора – более правильного, очевидно, более успешного. И всяческие родственные «приватности» тут, оказывается, неуместны – неважно, из какого источника узнает страна имя героя… Да нет, важно – 9 мая может стать скрепой, только сохранив скорбную, героическую, трагическую семейную ноту и личную историю и в ныне живущих, и в будущих поколениях.
Еще пример «оборотной» праздничной стороны: вот 4 мая – прием ветеранов в ЮУрГУ. Все мило – высокие слова, произносимые высоким вузовским начальством и «юной порослью», концертная программа, канонические «100 грамм». А по окончании приема руководство даже не проводило старичков. Дверь эту входную главного университетского корпуса с пружинами почище старгородских из «12 стульев» никто заслуженным людям даже не придержал. И вот вышли они (вы представляете возраст? да еще волнение – не так уже много событий в их жизни) и побрели по домам. Проводить ветеранов никто не додумался, не говоря уж о том, чтобы развезти ветеранов по домам. А ведь автопарк этого вуза уступает разве что гаражному изобилию магната Аристова, который, кстати, ветеранов войны своего ЧЭМК развозит с сопровождающими аж до квартирной двери…
Впрочем, на следующий день картина у педуниверситета порадовала: ветеранов не только принимали, их заботливо – каждого! – проводили после ректорского приема. Но так или иначе парадная сторона 9 Мая – этакий глянец – начинает закрывать истинную суть той Победы. Не такую уж и сложную. Не медалями или оружием нужно бряцать. Повторения той катастрофы нельзя допустить!
Ветераны это твердили и сейчас твердят как молитву. Но для усвоения этого урока нужно хорошо изучить, что же тогда – в 41-45, и ранее – в 30-е в мире и родной стране происходило. Боюсь, даже наши дети не получат исчерпывающей информации. И будет у них к параду и прочим «мероприятиям» по поводу такое же двойственное отношение, как и у нас. Ну, у меня в данном случае: я тоже горда и рада, но никакого права участвовать и гордиться у меня нет. Гордиться нужно не только прежними достижениями и уж, разумеется, не только милитаристской моделью, гордиться нужно своим вкладом во славу Отечества. Вы много знаете людей, у которых есть сегодня, 9 Мая 2017 года, для этого основания?
Но День этот для меня и моих близких несмотря на навязываемые праздничные побрякушки и славословия – святой. Мы вспоминаем, поминаем, читаем детям замечательный «Который час?» Веры Пановой – чтобы уяснили природу фашизма, бережно листаем альбомы бабушек – дедушек, читаем фронтовые письма никогда не виданных погибших предков и сохраняемся от белого шума современного «победобесия» пронзительными текстами тех, кто ТАМ был, а многие ТАМ и остались… Там и в истории культуры страны. Надеюсь, против их мнений современная цензура не восстанет…
Александр Твардовский (выжил)
Есть имена и есть такие даты, –
Они нетленной сущности полны.
Мы в буднях перед ними виноваты, –
Не замолить по праздникам вины.
И славословья музыкою громкой
Не заглушить их памяти святой.
И в наших будут жить они потомках,
Что, может, нас оставят за чертой.
1966
Ион Деген (выжил)
Мой товарищ, в смертельной агонии
Не зови понапрасну друзей.
Дай-ка лучше, согрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.
И не плачь, не стони. Ты не маленький.
Ты не ранен, ты просто убит.
Дай на память стяну с тебя валенки.
Нам еще наступать предстоит.
1944.
Борис Слуцкий (выжил)
Сейчас все это странно,
Звучит все это глупо.
В пяти соседних странах
Зарыты наши трупы.
И мрамор лейтенантов –
Фанерный монумент –
Венчанье тех талантов,
Развязка тех легенд.
Юрий Левитанский( выжил)
– Ну что с того, что я там был?
Я был давно, я всё забыл.
Не помню дней, не помню дат,
Ни тех форсированных рек.
– Я неопознанный солдат,
Я рядовой, я имярек.
Я меткой пули недолёт,
Я лёд кровавый в январе.
Я прочно впаян в этот лёд,
Я в нём, как мушка в янтаре.
– Ну что с того, что я там был?
Я всё избыл, я всё забыл.
Не помню дат, не помню дней,
Названий вспомнить не могу.
– Я топот загнанных коней,
Я хриплый окрик на бегу,
Я миг непрожитого дня,
Я бой на дальнем рубеже,
Я пламя Вечного огня
И пламя гильзы в блиндаже.
– Ну что с того, что я там был,
В том грозном быть или не быть?
Я это всё почти забыл.
Я это всё хочу забыть.
Я не участвую в войне –
Она участвует во мне.
И отблеск Вечного огня
Дрожит на скулах у меня.
Уже меня не исключить
Из этих лет, из той войны,
Уже меня не излечить
От тех снегов, от той зимы.
Вдвоём – и с той землёй, и с той зимой
Уже меня не разлучить,
До тех снегов, где вам уже
Моих следов не различить.
Ну что с того, что я там был?!
Михаил Кульчицкий (убит)
Мечтатель, фантазер, лентяй-завистник!
Что? Пули в каску безопасней капель?
И всадники проносятся со свистом вертящихся пропеллерами сабель.
Я раньше думал: «лейтенант»
звучит вот так: «Налейте нам!"
И, зная топографию,
он топает по гравию.
Война – совсем не фейерверк,
а просто – трудная работа,
когда,
черна от пота,
вверх
скользит по пахоте пехота.
Марш!
И глина в чавкающем топоте
до мозга костей промерзших ног
наворачивается на чeботы
весом хлеба в месячный паек.
На бойцах и пуговицы вроде
чешуи тяжелых орденов.
Не до ордена.
Была бы Родина
с ежедневными Бородино.
Николай Майоров (убит)
Нам не дано спокойно сгнить в могиле –
Лежать навытяжку и приоткрыв гробы, –
Мы слышим гром предутренней пальбы,
Призыв охрипшей полковой трубы
С больших дорог, которыми ходили.
Мы все уставы знаем наизусть.
Что гибель нам? Мы даже смерти выше.
В могилах мы построились в отряд
И ждем приказа нового. И пусть
Не думают, что мертвые не слышат,
Когда о них потомки говорят.
Борис Костров (погиб)
Пусть враг коварен –
Это не беда.
Преград не знает русская пехота.
Блестят штыки,
Грохочут поезда,
К победе рвутся вымпелы Балтфлота
А в небе,
Сделав круг и высоту
Набрав, вступают в бой орлы.
И сразу
Мы слышим сердца учащенный стук,
Но действуем – спокойно,
По приказу.
Мы знаем все,
Что нет таких врагов,
Чтоб волю русских преклонить и скомкать.
Мы – это мы.
Да будет наша кровь
Такой же чистой и в сердцах потомков.
1941
Всеволод Лобода (погиб)
ПАВЛОВСКАЯ, 10
Не в силах радость вымерить и взвесить,
Как будто город вызволен уже,
Я в адрес: «Киев, Павловская, десять» –
Строчу посланье в тесном блиндаже.
Письмо увидит ночи штормовые,
Когда к Подолу катятся грома,
Когда еще отряды штурмовые
Прочесывают скверы и дома...
По мостовым, шуршащим листопадом,
Придет освобожденье. Скоро. Верь...
Впервые за два года не прикладом,
Без окрика, негромко стукнут в дверь.
Мой хворый дед поднимется с кровати.
Войдет веселый первый почтальон.
От рядового с берега Ловати
Привет вручит заждавшемуся он.
Старик откроет окна.
В шумном мире
Осенний день, похожий на весну.
И солнце поселится в той квартире,
Где я родился в прошлую войну.
1944
Николай Асеев
Надежда
Насилье родит насилье,
и ложь умножает ложь;
когда нас берут за горло,
естественно взяться за нож.
Но нож объявлять святыней
и, вглядываясь в лезвие,
начать находить отныне
лишь в нем отраженье свое,–
нет, этого я не сумею,
и этого я не смогу:
от ярости онемею,
но в ярости не солгу!
Убийство зовет убийство,
но нечего утверждать,
что резаться и рубиться –
великая благодать.
У всех, увлеченных боем,
надежда горит в любом:
мы руки от крови отмоем,
и грязь с лица отскребем,
и станем людьми, как прежде,
не в ярости до кости!
И этой одной надежде
на смертный рубеж вести.
1941 год
Челябинск, Вера Владимирова, фото Евгений Полак
Челябинск. Другие новости 09.05.17
Южноуральские поисковики нашли останки 12 солдат, погибших в августе 42-ого под Сталинградом. / «Смотри в глаза солдата...» Бессмертный полк-2017 в Челябинске собрал около 80 тысяч человек (ФОТО). / Жительница Снежинска проломила череп 91-летнему ветерану. Читать дальше
Отправляйте свои новости, фото и видео на наш мессенджер +7 (901) 454-34-42
© 2017, РИА «Новый День»