Очередной спецпроект редакция «Нового Региона» решила посвятить музеям и музейным работникам в Екатеринбурге. В первом выпуске мы отправляемся в Музей изобразительных искусств, чтобы узнать, что происходит вне экспозиционных залов, как реставрируют картины и почему сделать большой подрамник крайне сложно.
Ранее «Новый Регион» выпускал спецпроект «Закулисье Екатеринбурга», в выпусках которого корреспонденты рассказывали о разных театрах города: побывали в гримерках, за кулисами, в реквизитных цехах и так далее. Теперь редакция решила отправиться в музеи. И оказалось, что о вневыставочной жизни этих учреждений мы знаем не так уж и много. Итак, Екатеринбургский музей изобразительных искусств.
Реставраторы как хирурги: «операцию» проведут на любой картине
Первой мы решили посетить реставрационную мастерскую музея – святая святых, где художники восстанавливают эксклюзивные картины и иконы, некоторым из которых сотни лет. Реставрация одного полотна может занять годы, а может и десятилетия – все зависит от состояния и сохранности произведения искусства, а также от срочности заказа: что-то делают к ближайшим выставкам, что-то – в плановом порядке. Заведующий реставрационной мастерской Петр Михайлович Горнунг говорит, что за 40 лет практики отреставрировал сотни, если не тысячи работ, и сам сравнивает себя с хирургом.
«Мне уже почти без разницы, над чем работать. Хирург же не выбирает, вырезать ему аппендицит у бездомного или у профессора – просто делает свою работу. Так и мы», – говорит он.
Но по дальнейшему диалогу становится понятно, что мастер слегка лукавит. В его профессиональной деятельности были и есть и уникальные работы, к которым он относится более трепетно. Например, сейчас реставратор трудится над восстановлением иконостаса начала XIX века, который ранее стоял во внутридомовой часовенке в екатеринбургской усадьбе Расторгуевых.
«Иконостас уже давно разорили, но иконы все сохранились: часть оказалась в Краеведческом музее, часть у нас. Это уникальные иконы, написанные представителями династии иконописцев Богатыревых, – именно они считаются прародителями и лучшими живописцами в направлении Невьянской иконы. Все они сделаны в единичном экземпляре. Изображение нанесено на железные прокатные листы, которые одними из первых были выпущены на Верх-Исетском заводе, – рассказывает Петр Михайлович, пытаясь очистить верхний слой иконы от олифы и грязи специальной смесью растворителей».
На вопрос, помнит ли Петр Михайлович свою самую первую отреставрированную картину, он ответил, что помнит лучше всего в жизни: за нее художника уволили и едва не посадили в тюрьму.
«Новосибирский академгородок в 60-е годы прошлого века создавал свою галерею. Некий Жигалко тогда принес картину Репина, комиссия ее приняла, ничего необычного не заметила. А я когда начал реставрацию, у меня все краски «поплыли». Оказалось, что это подделка, – вспоминает Петр Горнунг. – То есть я стал применять правильные технологии как к картине Репина – в зависимости от времени написания и техники – а оказалось, что краски-то всего 10 лет назад были нанесены, и смазались. В итоге крайним сделали меня. Ну, хоть не посадили, просто уволили».
Подрамник для картины, как скелет – для человека
Дальше мы попадаем в столярную мастерскую, где сейчас кипит работа: реставраторы по дереву делают первый за 30 лет огромный подрамник размером 3 на 4 метра. Казалось бы, внешне ничего сложного нет – как раму из досок сколотить. Но, как нам пояснили специалисты, подрамник – это каркас для художественного полотна. То есть как скелет для человека. Если при изготовлении подрамника ошибиться, то и картину нельзя будет ни реставрировать, ни закрепить на стены.
«Этот подрамник – для картины Денисова-Уральского «Пожар в лесу», она огромная, больше, чем 3 на 4 метра. Подрамник приходится делать разборным, из двух частей, потому что целиком он ни в одни двери не пройдет. Да и эти части будем собирать уже в выставочном зале, – пояснил столяр, реставратор по дереву Юрий Кулаков. – Конструкция у подрамников очень сложная, нужно, чтобы каждая деталь идеально подходила к другим деталям, а полотно крепилось определенным образом. Поэтому в этом случае очень сложно».
Как вспоминает заведующая отделом отечественного и зарубежного искусства Ольга Горнунг, прошлый раз картину «Пожар в лесу» доставали из фондов музея 31 год назад. Тогда подрамник заказывали чуть ли не на предприятии оборонной промышленности, так как своего столяра в музее не было. После выставки его разобрали и пустили на более мелкие подрамники – был дефицит сухой древесины.
«Никто не думал, что он понадобится еще раз. Картина все 30 лет пролежала в фондах, свернутая в вал», – поясняют в музее.
Работники невидимого тыла
Работа главных сотрудников музея – хранителей, научных сотрудников, работников выставочного музея – обычным посетителям не видна вообще. Внешне все просто: решил провести выставку – выбрал картины – развесил их по залам. Но за всем этим стоят десятки человек, которые обеспечивают экспозиционную жизнь музея.
Главные за сохранность всех экспонатов – это хранители. Без их ведома никто не может попасть в фонды: каждый раз, закрывая железные двери, хранители их опечатывают, ставят на сигнализацию. Они же отслеживают весь путь картины: отдавая ее на выставку, заполняют все документы, указывают какие царапинки и пометки были до выставки, принимая обратно – опять же полный осмотр и «освидетельствование». И так каждый день.
Выставочный отдел – это невидимый тыл каждой выставки. Сотрудники здесь отвечают за контракты, закупки нужных материалов, печать каталогов и многое другое. Научный отдел – это «мозг» выставок и музеев, здесь придумывают темы лекций, образовательную составляющую всех выставок. Здесь же сотрудники занимаются описанием картин, которые приходят в музей и будут участвовать в экспозиции, – от внешнего вида работы до всех-всех атрибутов ее «странствий» – непонятных со стороны цифр, букв и штампов.
Кстати, существует мнение, что молодежь не идет работать в музеи. Но это оказалось мифом: выставочный и научный отдел – сплошь молодежь. И, как говорят более старшие коллеги, молодые после университетов приходят постоянно, просто не все приживаются.
Переезд – как маленький пожар
Добавим, что сегодня фонды Музея изобразительных искусств находятся в стадии переезда. Помещения хранилищ постепенно ремонтируются, туда завозится новейшее оборудование, которое скоро начнут монтировать. А многочисленные картины, скульптуры, фарфор и мебель пока хранятся в перекрытых экспозиционных зонах.
При этом, как говорят музейщики, переезд для них – воистину как пожар. Каждую переносимую из комнаты в комнату картину нужно должным образом отметить в документах, даже если она не покидала стен музея.
Поэтому «кражи века», как в «Стариках-разбойниках», не получится. «Все сотрудники друг друга знают, ни одну картину невозможно пронести мимо охраны без надлежащих документов. Поэтому мы спокойны за наши фонды», – добавила заведующая отделом отечественного и зарубежного искусства Ольга Горнунг.
Ссылки по теме:
Годунов в толстовке и Онегин-студент – премьера и дебют в Оперном (ФОТО) / Спецпроект «Нового Региона» «Закулисье Екатеринбурга» >>>
Актеры Драмы во время политических мероприятий приходят в театр «огородами» >>>
Актеры ТЮЗа прощаются со сценой на 2 года >>>
Куклы хотят отвоевать для Екатеринбурга еще одно событие мирового масштаба >>>
О чем говорят в «брехаловке»? >>>
Екатеринбург, Ольга Тарасова, Александр Саливанчук
Отправляйте свои новости, фото и видео на наш мессенджер +7 (901) 454-34-42
© 2014, «Новый Регион – Екатеринбург»
Публикации, размещенные на сайте newdaynews.ru до 5 марта 2015 года, являются частью архива и были выпущены другим СМИ. Редакция и учредитель РИА «Новый День» не несут ответственности за публикации других СМИ в соответствии с Законом РФ от 27.12.1991 № 2124-1 «О Средствах массовой информации».