В конце февраля 2007 года исполняется год, как были прерваны переговоры по урегулированию приднестровского конфликта. Тогда их покинула молдавская делегация, обвинив Тирасполь в несговорчивости, а уже 3 марта началась экономическая блокада ПМР.

Как сообщает корреспондент «Нового Региона», об этом пишет обозреватель Агентства политических новостей Олег Неменский. РИА «Новый Регион» приводит текст статьи с сокращениями.

Тирасполь далее отказывался возобновить переговоры без того, чтобы Кишинёв подписал так называемый «транзитный протокол», который, по условиям Меморандума 1997 года, дал бы Приднестровью право на ведение самостоятельной экономической деятельности.

В этих условиях ПМР проводит 17 сентября референдум о независимости и ориентации на Россию, за что высказалось подавляющее большинство проголосовавших. Переизбранный в декабре на посту президента республики Игорь Смирнов обещает провести решения референдума в жизнь.

31 января 2007 года Верховный Совет Приднестровья принял в окончательном чтении постановление об отмене решения ВС ПМР от 6 января 1993 года о создании конфедерации с Молдавией. Далее всё законодательство непризнанной республики должно быть переведено в соответствии с результатами референдума, что означает окончательный отказ ПМР от каких-либо форм государственной реинтеграции с Молдавией.

Во внешнеполитической деятельности заявлено о приоритетах Концепции внешней политики ПМР, принятой в конце 2004 года (на самом деле в 2005 году – РИА «НР»).

И хотя Москва продолжает настаивать на идее создания конфедерации, со стороны Приднестровья заявляется максимум о возможности образования «межгосударственной ассоциации», но не более.

По сути, это означает крах всех прежних планов урегулирования конфликта, выдвигаемых с самых разных сторон. Все они, в той или иной форме, предлагали пути создания федерации.

Однако, как представляется, ни один из этих планов не смог вполне учесть уникальную сущность приднестровского противостояния, не позволяющую использовать при его решении опыт, связанный с другими «сецессионистскими» конфликтами.

Уникальность этого конфликта состоит в первую очередь в том, что он не является межнациональным, межэтническим. Он организован по совершенно иному принципу. Характер конфликта традиционно описывают как противостояние русскоязычного региона с националистической Молдавией.

Однако граница между ПМР и Молдавией – это не граница между русскоязычным и румыноязычным населением. Треть населения Приднестровья – молдаване по национальности, и русского населения там не больше.

Крупное русскоязычное меньшинство (по разным подсчётам составляющее от четверти до трети всех граждан) живёт и в самой Молдавии и ни в коей мере не является приднестровской «пятой колонной». Русские и русскоязычные в Молдавии не чувствуют своей причастности к Приднестровью, а очень многие даже не симпатизируют ему, о чём свидетельствуют соцопросы.

Приднестровские молдаване же проявляют себя такими же убеждёнными сторонниками государственности ПМР, как и две другие трети её населения (русские и украинцы). Все три языка – молдавский (румынский), русский и украинский – являются в ней государственными.

Конфликт на Днестре с самого своего начала показал себя как конфликт принципиально ненационального свойства. В Приднестровье нет даже неформальных партий этнических интересов, нет этнических кандидатов на государственные посты.

Вот первая кровь – трагедия под Дубоссарами 2 ноября 1990 года – тогда погибли три приднестровца: два молдаванина и один украинец. Так ли может начинаться конфликт молдаван и русских?

Значимым аспектом этого конфликта представляется абсолютно «интернациональный» характер общества Приднестровья и сознательно-национальный настрой населения Молдавия.

Последняя уже давно выбирает между двумя концепциями своей государственности – малопопулярным сейчас молдовенизмом, утверждающим национально-молдавский характер страны, и румынским национализмом, изначально ориентированным на формирование единой «румынской» государственности как объединения на валашской основе Валахии, Трансильвании и Молдавии (а современная Республика Молдова лишь восточная часть Молдавии исторической).

Оба проекта являются националистическими, оба нацелены на создание национальной государственности. Часто встречающиеся утверждения о том, что главным препятствием воссоединения Приднестровья с Молдавией является именно румынский национальный проект, представляются не вполне обоснованными: молдавский национализм пугал приднестровцев меньше только потому, что в 1990-е годы был как идеология менее актуален, тогда как идейно он, наоборот, ещё более озабочен сохранением «территориальной целостности» страны.

Хотя румынский вариант пугает ещё и тем, что жива пока память о единственном периоде румынской власти в этих землях – нацистской оккупации 1941 – 1944 годов. Скорее всё же, приднестровцам чужд сам характер националистической мысли, сама идея жить в каком-либо национальном государстве.

Румынский национальный проект, возникший в XIX веке и связанный главным образом с борьбой против Османского владычества, на земли подконтрольной России Бессарабии пришёл с сильным опозданием и до сих пор не вполне здесь утвердился.

Советская власть, поддерживавшая националистические движения всех народов, кроме великороссов, дала жизнь новому – молдавскому национальному проекту, однако, так как Молдавия вошла в состав СССР довольно поздно, полноценно реализовать его так и не смогла. Первые серьёзные шаги молдовенизм делает только сейчас.

Так, первый молдавско-румынский словарь был издан только в 2003 году (его автор – Василий Стати, известный молдавский учёный и политический деятель, автор также и национальной «Истории Молдавии» (2002), является в наши дни главным идеологом молдавского национального проекта).

Однако спор между румынским и молдавским национализмом лишь активизирует развитие националистического мышления в Молдавии.

Особая ситуация сложилась в приднестровских землях. В 1924 году здесь была создана искусственная государственность Молдавской Автономной ССР в составе Украины. Факт её довольно продолжительного существования на этих территориях (до 1940 года) оградил её население от большевистских программ национальной «коренизации» и, в первую очередь, от политики насильственной украинизации южнорусских земель.

Национальный принцип организации общества и власти, доводимый до сознания населения всей остальной УССР, обошёл местных жителей стороной. Развиваемый в то время на правом берегу Днестра румынский проект также не затронул жителей МАССР, так как процент молдаван (румын) здесь был весьма низок, и связи с Румынией были слабыми.

Произошедшее после присоединения Бессарабии к СССР разделение МАССР между УССР и новосозданной Молдавской ССР привело к некоторой активизации процессов украинизации населения в той её части, которая осталась в составе Украины, но почти не повлияла на формирование национального стиля мышления у жителей будущей ПМР.

Румынский национальный проект был под запретом, а молдавский так к тому времени по-настоящему и не сложился, тем более что новая власть в Кишинёве, поначалу в основном состоявшая из тираспольских коммунистов, вообще не носила национального характера. Да и какая-либо серьёзная политика молдовенизации этого преимущественно славянского района была бесперспективной.

В результате сложилась территория Приднестровья, население которой, в отличие от территорий как к западу, так и к востоку от неё, чудом избежало советской национальной пропаганды. Этот край остался вне националистических политик союзных республик.

Приезжающие работать на местные предприятия люди из РСФСР, УССР и МССР легко возвращались к господствовавшему здесь традиционному донациональному стилю мышления, тем более что Советский Союз всё более переходил к идеям создания «советского народа» и вненациональной общности.

В условиях краха СССР, когда население Молдавии очень легко вернулась к старому идейному наследию национализма (румынского), приднестровцы, независимо от национальности, почувствовали в этом смертельную опасность своему обществу.

Оторванная от Украины территория так, по сути, и не попыталась вернуться назад в состав Украины, хотя с точки зрения национальной принадлежности её жителей это было бы естественно. Но националистическая Украина оказалась приднестровцам почти столь же чуждой, как и националистическая Молдавия.

Приднестровье – островок, населённый людьми с донациональным стилем мышления, и окружённый враждебной и губительной для принципов его организации средой. В этом состоит и парадокс Приднестровья, не позволяющий рассматривать его конфликт с Молдавией ни как межнациональный, ни просто как противостояние города с деревней.

Национализм – идеология по происхождению городская, буржуазная, в селе она утверждается именно через доминирование города, его модерновых систем образования и средств массовой информации.

Здесь же мы видим обратную ситуацию: преимущественно городское общество Приднестровья обладает и защищает традиционные домодерновые формы мышления, отказываясь строить государственность на основе политизированной этничности и создавая свою, принципиально анациональную.

Итак, мы видим в первую очередь конфликт между национализмом как общей идеологией и донациональными структурами мысли, свойственными традиционному обществу, наследию местной православной цивилизации.

Примечательно, что это свойство Приднестровья осознаётся и руководством республики, которое иногда говорит именно о необходимости сохранения традиций и старинных устоев жизни народа. Вот и президент Игорь Смирнов считает, что в наше время на постсоветском пространстве хотят «насадить чуждую идеологию»: под видом «демократизации» пытаются «подменять и ломать исторические традиции и устои жизни народа».

То есть приднестровская идеология взывает именно к традициям. Согласитесь, это странно для индустриального по структуре общества, но в этом и его уникальность.

Тем более интересен феномен Приднестровья, что основанное на таких старых принципах общество, даже находясь во враждебно настроенном окружении, оказалось очень цельным и успешным. ПМР – успешно сложившееся государство-де-факто.

Сильная и быстро развивающаяся экономика, довольно стабильная финансовая система, при этом мощные социальные гарантии со стороны государства, активно развивающаяся система образования на всех уровнях, сохранённый научный потенциал, сильная армия.

Тоненький краешек бывшей Молдавской СССР оказался экономически и социально более сильным, чем вся Молдавия. Здесь выше уровень жизни, здесь несравнимо шире социальные гарантии государства, здесь по ряду оценок и более сильная система образования.

Здесь гораздо менее конфликтогенное общество. Оно успешно реализовало донациональные принципы общежития и в этом смысле является уникальным в своём роде государственным образованием, опыт которого должен быть интересен всем постсоветским республикам, а особенно России.

Вот этот особенный характер приднестровско-молдавского конфликта и не учитывается различными планами по его разрешению. Согласие Приднестровья на федерацию с Молдавией было бы согласием на национальный принцип организации общества, на формирование государственности с официально закреплённым национальным принципом.

Но сосуществование в одном государстве с национальной Молдавией (или, ещё хуже, Румынией) для Приднестровья, треть населения которого – молдаване «по национальности», а остальная часть также не составляет этнического большинства, просто губительно. ПМР не может стать частью межнациональной федерации по определению.

В этом Приднестровье принципиально отличается от Автономно-территорального образования Гагаузия, степень автономии которого действительно довольно широка. Со своей стороны, Молдавия не может пойти на те принципы организации, которые предлагает приднестровская сторона, так как они фактически останавливают уже активно запущенные процессы нациестроительства.

Рассмотрим предложения по урегулированию конфликта, выдвигаемые из Брюсселя. Западные авторы зачастую просто не могут представить себе ненациональную организацию современных обществ, поэтому неадекватность материалу прослеживается у них особенно ярко.

Европа относительно недавно обратила внимание на Приднестровье, по большому счёту, только в 2004 году, во время председательства в ЕС Нидерландов. Ныне в институтах ЕС идёт довольно активный анализ сецессионистских кризисов вокруг объединённой Европы.

Это и Балканы, и Северный Кипр, и непризнанные республики Кавказа, ПМР. Наиболее тесно этой проблематикой занят Центр европейских политических исследований в Брюсселе. Многие его публикации доступны на сайте, в печати также появляются отдельные статьи его сотрудников.

Недавно в России вышла книга «Европеизация и разрешение конфликтов: конкретные исследования европейской периферии» (М., 2005), состоящая в основном из статей сотрудников этого центра. В этой книге наиболее полно отражён взгляд на пути разрешения подобного рода конфликтов, разрабатываемый сейчас в ЕС.

Разбор кризиса вокруг ПМР основывается с констатации, что все эти годы «межэтническая напряжённость оставалась серьёзна» (с.186). Это, в свете вышесказанного, представляется утверждением не только неадекватным, но и прямо противоположным реальности.

Однако именно в связи с этим рассматриваются различные варианты будущего автономного статуса Приднестровья, и наиболее перспективными признается аналогии со статусом Шотландии в Великобритании и Каталонии в Испании (с.187). Другой автор активно предлагает модель Кипра как пример наиболее успешного сочетания процессов урегулирования конфликта и европейской интеграции.

Кипр стал доказательством того, что в ЕС может войти «разделённое государство», в связи с чем актуализируется само понятие о таком государстве. Да, определённые аспекты прямых различий между Северным Кипром и ПМР осознаются: это и то, что там непризнанная республика гораздо слабее экономически, чем греческая часть, и то, что большее стремление к воссоединению здесь проявляет она же (65% населения по результатам референдума), тогда как в Республике Кипр эта идея непопулярна.

Однако совершенно игнорируется то различие, которое было описано выше: конфликт на Кипре произошёл между двумя этническими общинами, турецкой и греческой, в результате он имеет характер межнационального, тогда как ничего подобного в конфликте ПМР и Молдовы мы не видим.

Кстати, за кипрскую модель высказался в 2004 году и Игорь Смирнов, но его привлекло в ней в первую очередь проведение признанных международным сообществом референдумов по вопросу о воссоединении в обоих частях острова.

В отношении конфликтов на постсоветском пространстве выделяется две главных тенденции, влияющие на их протекание: это «европеизация» и «русификация». Как дополнительный упоминается также фактор, обозначаемый как «Pax Americana».

Первые два рассматриваются как противоположные друг другу: русификация – усиление роли и влияния России в регионе, реализация её стратегий по разрешению конфликтов, европеизация – как то же со стороны ЕС.

Важно отметить, что процессы эти видятся противоположными и по геополитической направленности, и по сути. Современной Европе свойственно сильное ценностное мышление, и это находит своё выражение и здесь.

Соответственно, европеизация подразумевает демократизацию общества, повышение роли рыночных принципов в экономической жизни региона и соблюдение прав человека. Русификация, как тенденция обратная, выражается в свёртывании процессов демократизации, росте роли государства в экономике, систематическом нарушении авторитарными властями прав человека.

За этим скрыто и абсолютное убеждение, что более демократичной является та сторона конфликта, которая настроена проевропейски и проатлантически, какой же либо демократии в ориентированных на Россию режимах быть просто не может, так как сама их политическая ориентация антидемократична.

Такое ценностное осмысление путей разрешения конфликтов подразумевает как признание того, что стабилизация и мир в зоне конфликта может наступить и в связи со стараниями Москвы, так и утверждение, что решённым конфликт может считаться только в том случае, если в регионе установлена демократическая власть, соблюдающая права человека.

Последнее же невозможно при доминировании России, поэтому залогом разрешения любых конфликтных ситуаций становится минимизация российского влияния в регионе.

Стоит отметить, что «европеизация» как способ разрешения конфликтов предполагает очень плавный процесс, рассчитанный на длительный период мирного развития ситуации. Она определяется как процесс, инициируемый и стимулируемый европейскими институтами, прежде всего Европейским Союзом, состоящий в привязке окончательного исхода конфликта к определённой степени интеграции вовлечённых в него сторон в европейскую экономическую систему и многоуровневые структуры управления.

«Основные причины конфликта должны быть трансформированы, а новые политические структуры – разработать новый комплекс стимулов и ожиданий, ведущих к редефиниции (переопределению) интересов и идентичностей сторон» (с.20).

Понятно, такие изменения могут происходить крайне медленно, для них требуется смена политических поколений. В связи с этим констатируется, что Молдавия не войдёт в ЕС, по крайней мере, в ближайшие 15-20 лет.

План европеизации рассчитан как минимум на этот срок. Можно сказать, за этим скрывается признание стабильности Приднестровского государства и перспективы его довольно длительного существования.

Столь же длительной предполагается и его дорога к демократии. И здесь европейские эксперты опять входят в серьёзное противоречие как с реальностью, так и с интересами намеренной интегрироваться в ЕС Молдавии.

На деле оказывается, что общество Приднестровья организовано весьма демократично и нынешняя власть, как и факт существования ПМР, вполне соответствуют воли большинства населения. Здесь же нет и серьёзных проблем с правами национальных меньшинств.

Факт демократичности Приднестровья был признан недавно в докладе «В219» Международного совета по демократическим институтам и государственному суверенитету с весьма уважаемым составом экспертов. Но главная проблема в том, что демократичность ПМР хорошо осознаётся и в самой Молдавии.

Один из сотрудников упомянутого Центра, родом из Молдавии, весьма резонно отмечает по поводу «меморандума Козака»: «план предполагает, что приднестровский регион получит легитимный статус в результате выборов, за ходом которых будут следить международные наблюдатели. Но это обязательно укрепит позиции Смирнова. Еще одна Белоруссия или Сербия Милошевича никому не нужны, а таким и станет международно-признанное Приднестровье под руководством Смирнова. Это не будет способствовать разрешению конфликта».

Владимир Сокор, известный западный политолог и уроженец Кишинева, бывший одним из авторов проекта «3 D» (подразумевающего «демократизацию, демилитаризацию и декриминализацию» Приднестровья), тоже признал, что предложение о проведении свободных и демократических выборов в Приднестровье под эгидой ЕС «фактически признаёт руководство Тирасполя», с чем Молдавия согласиться не может.

Последнее обосновывается тем, что «народ Приднестровья живёт в условиях пропаганды шовинистического великорусского типа, какая была в СССР», так что ни о какой демократии в таких условиях речи быть не может.

По сути, Молдавии выгодно что угодно, только не федерализация с официальным признанием ПМР. Федеративные проекты – это проекты легализации непризнанной республики, имеющей мощную экономику и сформировавшиеся элиты.

В случае объединения с ней на деле может оказаться, что это не ПМР вернулась в состав Молдавии, а Молдавия присоединилась к ПМР. Приднестровские элиты получат легальное положение и станут самыми сильными и влиятельными кланами в государстве, их капитал будет вытеснять молдавский, они же будут задавать тон политической жизни страны.

Один раз политическая элита Молдавии уже была сформирована из тираспольских политиков. Повторения этого сценария в Кишинёве сейчас никто не хочет. А соответственно, любые варианты разрешения конфликта через проведение свободных демократических выборов под эгидой и с признанием западных структур, как и вообще любые планы федерализации, для современной Молдавии являются вариантами неприемлемыми.

Именно к контролю над демократическими процедурами в ПМР и заключению федерального договора сводятся в конечном счёте все основные предложенные планы урегулирования, как западные, так и восточные (из которых не потеряли ещё свою актуальность «меморандум Козака» и «план Ющенко»).

Молдавии нужна скорее эскалация конфликта с последующим обращением за помощью к НАТО, международным осуждением «преступного» режима и реструктуризацией всех прав крупной собственности, которые существовали в ПМР, в связи с их незаконностью.

При этом у жителей Приднестровья нет и серьёзных экономических стимулов для воссоединения с Республикой Молдова. По сути, слабой РМ сейчас просто нечего им предложить. Экономическое положение приднестровцев позволяет им смотреть на жителей Молдавии несколько свысока, а созданная в ПМР социальная система настолько превосходит молдавскую, что мало кто захочет её сменить.

Даже сам Владимир Воронин на ранних этапах своего президентского срока характеризовал ПМР как «идеальную социальную модель государственного развития». Некоторые европейские эксперты даже считают, что непривлекательность Молдавии – главный камень преткновения в планах реинтеграции Приднестровья, поэтому надо рассчитывать на изменение этой ситуации по мере её европеизации.

В целом, однако, планы по европеизации Приднестровья представляются довольно адекватными именно в контексте описанной выше уникальности ПМР. Принцип национального мышления в политике уже одержал большие победы в регионе и по мере дальнейшего влияния на граждан ПМР через СМИ и личные контакты рано или поздно, скорее всего, осядет в сознании её граждан.

Ведь идея нации – главное оружие Запада, которое он может применить против Приднестровья. Общество, которое пока чисто формально делится на три примерно равные части – молдавскую, русскую и украинскую – идея политизации этничности может не просто расколоть, но и ввергнуть в междоусобные войны.

Если граждане Приднестровья начнут объединяться по национальному принципу и отстаивать свои национальные интересы, республика рухнет. Этот процесс скорее ментальный, но в современном мире невозможно отгородиться ото всех железной стеной, тем более что приднестровцы и не стремятся к этому.

Уникальность Приднестровья как принципиально ненационального государства – это и его слабость, залог хрупкости всей системы. Есть мнение, что в Приднестровье формируется (или даже уже сформировался) новый этнос – приднестровцы.

Однако формирование этноса – процесс очень длительный, многопоколенный. Не думаю, что история предоставит ПМР такой шанс. Да и нужно ли это самим приднестровцам?

Исходя из этого, перспективы ПМР мне видятся скорее печальными. Есть, может, один вариант, который смог бы дать приднестровскому проекту большое будущее: это ориентация на Южную (Юго-Восточную) Украину в связи с пока ещё туманными перспективами её самоопределения.

Ведь, по сути, Приднестровье является очень гармоничной частью большого геополитического и культурно-исторического пространства, которое сейчас снова всё чаще называют «Новороссией». О его близости этому региону писалось уже не раз.

Показательно, что среди приднестровцев-граждан Украины во время президентской «гонки» 2004 года 91% голосовал за восточного кандидата Виктора Януковича. Приднестровье тянется к Украине, но Украине не западенской, не националистической, а той самой денационализированной, с точки зрения украинских националистов, или неукраинизированной, как видится она из России.

Вряд ли такое соединение с Новороссией может произойти на старой вненациональной основе. Как бы симпатична она ни была, всё говорит в пользу того, что она – то наследие прошлого, которое уже, по сути, обречено.

Скорее, подобная интеграция возможна в случае появления в Юго-Восточной Украине своего местного (суб-) национального проекта, своей региональной идентичности, которая бы смогла стать общей и для большинства жителей Приднестровья. Опять же – не самая близкая перспектива.

Но стоит помнить, что есть и юридические основания для такой реинтеграции. Государственность Приднестровья основана на идее восстановления незаконно ликвидированной в 1940 году МАССР в составе Украины.

Юридические основания для этого восстановления содержатся как в самом факте несоблюдения в СССР всех необходимых по законам самого СССР процедур по ликвидации и разделении автономии, так и в решениях властей МССР 1990 года, признающих незаконным сам факт образования в 1940 году МССР.

Присоединение Приднестровья к Украине значительно затрудняет не только националистичность Украины и международная обстановка, но и проблема Северной Буковины и Южной Бессарабии (Буджака), законность принадлежности которых Украине (особенно касательно Буковины) в Румынии и Молдавии многими ставится под сомнение, опять же имеющее некоторые юридические основания.

Но, как я и сказал, такое объединение возможно именно с самоопределившейся Новороссией, а не с современной Украиной.

Проекты по восстановлению целостной молдавской государственности имеют одно очень слабое место. Сама эта государственность отрицается большинством населения как в ПМР, так и в самой Молдавии, ориентированной на возвращение в состав Румынии.

Как выразился Владимир Воронин, «унионизм и сепаратизм стали близнецами-братьями». Причём это отрицание прописывалось даже в официальных документах не только ПМР, но и самой РМ. Любые проекты по восстановлению государственности, отрицаемой самими её жителями, в длительной перспективе обречены.

Современная Молдавия попала в ловушку Приднестровья: вся её внутренняя и внешняя политика почти полностью определяется только одной проблемой – реинтеграцией индустриального востока. И именно она предопределила возрождение официального молдовенизма, развиваемого правящей Компартией.

По сути, существование непризнанной ПМР сейчас является главным гарантом существования самой молдавской государственности, не давая ей самоуничтожиться через присоединение к Румынии. Такая ситуация не выгодна большинству и в основе своей абсурдна, а потому и обречена на изменение.

Но пока существует уникальное по своей природе приднестровское общество, уже сумевшее доказать свою успешность и целостность, оно должно быть пристальным объектом изучения, осмысления и перенимания опыта для России.

Ведь анациональность мышления большинства граждан и вненациональность самой государственности у России и ПМР общие, как и связанные с этим проблемы.

Москва – Тирасполь, Всеволод Ягужинский

© 2007, «Новый Регион – Приднестровье»

Публикации, размещенные на сайте newdaynews.ru до 5 марта 2015 года, являются частью архива и были выпущены другим СМИ. Редакция и учредитель РИА «Новый День» не несут ответственности за публикации других СМИ в соответствии с Законом РФ от 27.12.1991 № 2124-1 «О Средствах массовой информации».