Холодная война не закончилась, а лишь приняла шизофренические формы. Война за мировое господство в ее кульминационном этапе борьбы за «советское наследство» идет полным ходом.
Определяющими факторами этой войны являются не военный захват территорий, а более скрытая форма контроля над государствами, расположенными в ключевых районах планеты: это, прежде всего, информационно-идеологический, экономический и финансовый контроль, а также размещение военных баз с силами быстрого реагирования в государствах-сателлитах.
Как сообщает корреспондент «Нового Региона», об этом пишет политический обозреватель Фонда стратегической культуры Гурия Мурклинская.
Через членство в блоке НАТО создается глобальная сеть военных баз на ключевых геостратегических направлениях. В свете происходящего на Ближнем Востоке и в районе Персидского залива, где США пытаются добиться контроля над крупнейшими в мире запасами нефти, район Каспия приобретает возрастающее значение для противоборствующих сил.
Дагестан – самая крупная и многонациональная республика Северного Кавказа с населением более двух миллионов человек. Географически он замыкает южную границу России.
Это ключ не только к российскому побережью Каспия с его залежами нефти и интермодальными транспортными коридорами, но и ко всему «мягкому исламскому подбрюшью» России. На Западе геополитику этого региона формируют, исходя из двух главных принципов:
1) Кто владеет Дагестаном, тот господствует на Каспии.
2) Дестабилизация Дагестана или переход его под протекторат другого государства почти неминуемо вызовет «эффект домино» – лавинообразное падение и других Северокавказских республик.
Изначально для дестабилизации ситуации на Каспии были запущены два пробных проекта – сепаратистский и исламистский. Оба испытывались, в основном, в Чечне со ставкой на чеченскую гегемонию при последующем продвижении одного из двух проектов на весь регион.
Сепаратистский проект курировала Турция, в основе его лежала идеология перманентной Кавказской войны. Данный проект использовался против России еще в Гражданской и Великой Отечественной войнах.
Его опорой и ядром засылаемой из Турции агентуры были потомки северокавказцев, эмигрировавших в эту страну после поражения имама Шамиля в Кавказской войне. Впоследствии, однако, иностранные спонсоры отдали предпочтение исламистскому (ваххабитскому) проекту, который курировался спецслужбами Саудовской Аравии и некоторых других арабских стран.
Хотя полностью от идеологии перманентной Кавказской войны, на которой построен турецкий проект, не отказались.
В 1999 году дагестанцам удалось не допустить запланированного антироссийскими силами захвата республики и создания из Чечни и Дагестана единого плацдарма для разрушения и отрыва от России всех ее мусульманских регионов. Плечом к плечу с солдатами российской армии дагестанские ополченцы обороняли перевалы и села.
В результате арабский геополитический проект, предполагавший создание «ваххабитсокого шариатского государства» в Чечне и Дагестане при гегемонии чеченского этноса, провалился.
В настоящее время на основе остатков ваххабитского подполья и радикально-экстремистских групп молодежи идет формирование нового, более опасного «штамма вируса» религиозного экстремизма, позволяющего совместить антироссийский потенциал обоих геополитических проектов с доминированием турецкого варианта, более совмещаемого с традициями дагестанского мюридизма.
Главное, что толкает человека на путь экстремизма, – это ощущение своей невостребованности, доходящее до безысходности.
По показателю валового регионального продукта (ВРП) на душу населения Республика Дагестан занимает 84-е место среди регионов РФ. Фактически в республике построена паразитическая форма экономики.
Огромные средства, выделявшиеся Дагестану как дотационному на 90% региону федеральным центром в качестве трансфертов, распределяются в узком элитном кругу и тратятся на сумасшедшую роскошь элитных особняков.
Все более или менее перспективные предприятия давно в явной или скрытой форме распределены между представителями правящих элит – трех крупных этносов республики.
Среди основных проблем промышленности можно назвать высокую степень изношенности основных фондов (80%), недостаток квалифицированных рабочих кадров, тяжелое финансовое положение предприятий, хроническую нехватку оборотных средств, недоступность кредитных ресурсов, рост издержек производства. Остро не хватает и мощностей по производству современной, конкурентоспособной продукции.
Полным ходом идет скрытая распродажа земли, что при традиционном малоземелье и многонациональности Дагестана является мощным детонатором социального взрыва.
Особенно тревожными для Дагестана можно назвать вскрывшиеся недавно факты захвата земель, арендуемых горными хозяйствами, якобы, для нужд отгонного животноводства.
Причем захват этих земель производился под жестким давлением и прикрытием министра внутренних дел республики представителями не просто его этноса («правящего этноса» – в отличие от европейского понятия «правящей партии»), но и его села.
Подобные захваты осуществлялись повсеместно, поскольку земля – последний не поделенный ресурс республики.
Сельское хозяйство – одна из базовых отраслей экономики Республики Дагестан, доля которого в ВРП составляет порядка 28%. Но при этом, почти полностью потеряв современную индустриальную базу сельского хозяйства, республика выживает скорее за счет импорта продовольствия в города и натурального хозяйства в сельской местности.
Именно в личных подсобных хозяйствах производится подавляющий объем продукции сельского хозяйства. Начавшаяся раздача кредитов фермерам, едва ли в ближайшее время изменит ситуацию в целом.
Села быстро деградируют. Молодежь из горных сел, не имея возможности заработать, выезжает в города и далее в российские регионы. Ощущение постоянного социального стресса, безысходности приводит к депрессивным настроениям, социально-политической апатии.
Большая часть мужского населения горных районов почти круглый год находится на заработках в северных или центральных областях России.
Одной из главных причин социальной нестабильности в Дагестане является созданная в республике система власти, не оставляющая для 90% молодежи никаких социальных перспектив.
Если у родителей есть деньги, можно учиться в вузе, можно даже «откосить» от армии, но почти нет возможности зарабатывая честно, выбиться и добиться чего-то в Дагестане.
Все «хлебные» места – для «своих» и за определенную таксу и далее по наследству от отца к сыну, от старшего брата к младшему. Элитный круг тяготеет к кастовой замкнутости.
Вообще же любое трудоустройство крайне дорого и проблематично. В результате у мужской части молодежи выбор жизненного пути оказывается невелик – между силовыми и охранными структурами и криминалом.
Для женской половины – удачное замужество, панель или роль бесправной «рабочей лошади» в семье и на работе. Но и замужество не является гарантией создания благополучной семьи, поскольку даже в республике с одной из лучших в России демографической ситуацией, на одного мужчину по статистике приходится четыре женщины.
Кроме того, среди мужчин тяготение к исламу и соблюдению его норм в быту гораздо выше, чем у женщин. Большинство семей, не успев образоваться, уже имеют запрограммированный конфликт, что достаточно часто приводит к распаду семей, особенно, если муж становится активным исламистом.
Разочаровавшись в демократических и светских формах борьбы за свои права, протестная мужская молодежь все больше пропитывается духом религиозного экстремизма.
Складывается совершенно новая формация молодых исламистов, вбирающая в себя традиционалистов, ваххабитов и уже опытных, прошедших чеченскую войну боевиков; молодую «мусульманствующую» интеллигенцию и студенчество.
Эта сила пока только формируется, но, по оценкам, к ней тяготеют 10 – 15% активной исламской молодежи. Часть из них при этом придерживается левых взглядов и борется за социальную справедливость.
Еще около 10-15 тысяч молодых людей в республике – это мюриды различных мусульманских шейхов, порой, откровенно враждующих друг с другом. Все они также относятся к ярым исламистам.
Эта молодежь имеет, скорее, правую ориентацию и ставит целью построение теократического государства средневекового типа – имамат по образцу Шамиля.
Некоторые местные исламские политологи (Ясин Расулов, недавно ликвидированный в ходе антитеррористической операции, и другие) поспешили заявить о том, что Дагестан расколот на две части по принципу вера/безверие и богатство/бедность и что, якобы, линии этого раскола полностью совпадают.
Однако полному совпадению двух водоразделов мешает пока наличие нескольких поколений среднего и старшего возраста. В молодежной среде опасность совпадения линий разломов, а значит и созревания предпосылок для исламской революции гораздо выше.
Если эти негативные тенденции не удастся переломить, последствия их развития могут стать катастрофическими.
Особенно опасно то, что параллельно политизации и милитаризации исламской молодежи идет процесс перетока протестной русской молодежи в фашистские организации.
Даже по отдельности два эти процесса способны разрушить Россию, а в случае их лобового столкновения мы получим чудовищное обескровливание, уничтожение лучшего генофонда страны – ведь в эти организации идут, как правило, здоровые и сильные, полагающие, что действуют во благо своего народа, готовые отдать за это жизнь.
Если мы незамедлительно, не преуменьшая существующей угрозы, не покажем российской молодежи достойное всех народов России совместное будущее, жертвенный пыл и энергия молодых обратятся на взаимное уничтожение.
Надо объяснить миллионам молодых людей, что война идет не между «Севером» и «Югом» или исламом и христианством, а лишь между двумя новыми воплощениями идеи мирового господства, что это еще одна хищническая война.
И цель сил, поддерживающих процессы дестабилизации из-за рубежа, совсем не в том, чтобы помочь нашей молодежи устроить жизнь к лучшему. Им нужен контроль над нашими природными ресурсами. Примеров их вероломства и алчности сколько угодно – от православно-славянской Югославии до мусульманского Ирака.
Одна из причин хронического политического кризиса в Дагестане заключается в том, что власть не желает внимать обществу. На обсуждение самых болезненных вопросов стараются наложить табу, попытки митинговых выступлений жестоко подавляется.
Между тем, именно сейчас важен общественный диалог. Иначе предстоящие в марте 2007 года выборы в Парламент республики грозят превратиться в Армагеддон местного значения.
Еще в стадии работы над законом о выборах все «пропрезидентские» политики и СМИ Дагестана откровенно говорили о том, что основное назначение закона – политическое уничтожение мэра столицы Саида Амирова. Скорее всего, эта цель полностью или частично будет достигнута.
В таком случае (учитывая, что Саид Амиров – единственный политик, который ассоциируется у большинства дагестанцев, не принадлежащих к «правящему этносу», с интересами русскоязычных и всех остальных жителей республики) предстоящие выборы в Дагестане могут пройти по чисто трайбалистской схеме и привести к окончательному укреплению позиций «правящего этноса».
Соответственно, показательный разгром межнационального блока, удерживающего равновесие в дагестанском обществе, вызовет критический рост межэтнического недоверия и ускорит процесс накопления «пара» в социальном «котле».
В пограничной республике, имеющей ключевое стратегическое значение, это особенно опасно.
Махачкала, Всеволод Ягужинский
Махачкала. Другие новости 26.01.07
Великобритания прекращает спонсировать «Демократизацию Украины». / Российские мэры предложили губернаторам поделиться. / Команда нового мэра Киева признала, что ничем не отличается от Омельченко. Читать дальше
© 2007, NR2.Ru, «Новый Регион», 2.0
Публикации, размещенные на сайте newdaynews.ru до 5 марта 2015 года, являются частью архива и были выпущены другим СМИ. Редакция и учредитель РИА «Новый День» не несут ответственности за публикации других СМИ в соответствии с Законом РФ от 27.12.1991 № 2124-1 «О Средствах массовой информации».