Сегодня мир, точнее такие разные миры, из которых состоит читающее человечество, отмечает 90-летие одного из своих кумиров – писателя Габриеля Гарсиа Маркеса. А может и не 90-летие, но точно сегодня. Он родился 6 марта, но какого года: 1927-го? 1928-го? Сам Маркес предпочел вопрос оставить в тумане истории, предоставив нам возможность отмечать его юбилеи дважды. Очень в духе этого мира совсем недавно так встречавшего пришествие нового тысячелетия.

А еще эта таинственность и неопределенность – в духе « магического реализма». Термина, придуманного для самой знаменитой книги ГМ – «Сто лет одиночества», написанной о шести поколениях латиноамериканцев и, минимум, в шести измерениях.

Я же полагаю, что критики и фанаты, говоря о «магическом реализме», как правило, в пылу восторга и дискуссий, забывают о настоящей магии автора – магии так компоновать слова, что не оторвешься от книги, едва открыв первую страницу. Большая редкость, как вы и сами знаете. Да-да, я тоже фанат филологического колдовства то ли божественного, то ли бесовского Габриеля. И началась любовь – как у всех россиян – со «Ста лет одиночества». Хотя, каюсь, проглотив роман в 16 лет, я мало что из него поняла в плане метафизических и исторических вихрей, всех этих латиноамериканских «гром и молний», что омывают читателя романа с ног до головы и не по одному разу.

«Своим» Маркес стал еще для поколения так называемых советских шестидесятников. Конечно, первой заговорила о «глотке свободы», что дал роман, интеллигенция. Она же увидела, что эпос Маркеса вполне в духе «Истории одного города» Салтыкова- Щедрина. Однако народ выдуманного Макондо (читай, колумбийский народ) понравился публике больше, чем родной. Может, слишком горько было осознавать собственную национальную невменяемость. Прямее всех высказался Владимир Высоцкий: «будто про нас читаешь, какое к черту Макондо».

Диссиденты считали в романе свою парадигму:

«В те времена никто ничего не замечал и, чтобы привлечь чье-то внимание, нужно было вопить...» Им роман представлялся бунтарским, зовущим на бой – «за честь и достоинство человека». Когда роман появился, в СССР еще говорили о расстреле забастовавших рабочих в Новочеркасске. Эхо этих событий считывали в рассказе чудом уцелевшего маркесовского героя, ставшего свидетелем расстрела рабочих банановой United fruit company, и сумевшего вернуться домой, в Макондо. Если помните, официальные средства информации твердили: «Мертвых не было». Хосе Аркадио Второй говорит, что мертвые были, но ему не верят, его не понимают, ему даже сочувствуют:

«– Там было, наверное, тысячи три... – прошептал он.

– Чего?

– Мертвых, – объяснил он. – Наверное, все люди, которые собрались на станции.

Женщина посмотрела на него с жалостью:

– Здесь не было мертвых...»

В этой потере памяти, лишь отчасти насажденной, а, по большей части являющейся личным выбором: не думать о страшном, что может, не дай бог, повториться, писатель, скорее всего, видел бессрочную гарантию, что кровавое прошлое вернется.

И разве «здесь и сейчас» люди, помнящие о вчерашних и позавчерашних преступлениях, не ощущают себя чужими среди тех, кто это забыл? А те, кто забыл и раздражен, что им мешают наслаждаться коллективной самоуспокоенностью, разве не полагает этих помнящих подозрительными маньяками, усердно талдычащими о дискомфортном?!

Своим Маркес стал и для прогрессивной советской богемы. Поэты стали подражать мастерству писателя в создании «сексуальных» сцен – из Маркеса вырос, к примеру, эротизм Евтушенко. Хотя, нужно признаться честно, сексуальность, как была, так и осталась в нашей литературе либо ужасно грубой (вспомнился последний роман – «Июнь» – Дмитрия Быкова), либо какой-то казарменно-общежитской, либо, как раздражается один мой друг, уродливо нудной, «с бесконечным лизанием сосков»…

Своим писатель стал даже для коллег – советских писателей-«деревенщиков», хотя его «откровенные сцены» они воспринимали настороженно. Виктор Астафьев говорил: «У него герои похожи на наших мужиков, ей-богу. Ну, чем не чудики Шукшина Василий Макарыча? Те аэроплан изобретали, чтоб улететь к … матери, а у Маркеса золото искали с магнитом, который цыгане принесли».

Своим писатель стал даже для советской власти. Нет, его ехидное и проницательное эссе об СССР (написанное после поездки в нашу страну в 1957-м году) напечатали лишь при Горби, тогда же, к слову, Маркес приехал в Союз второй раз. Но особо не критиковали, книжку в 60-е перевели и крохотным тиражом издали: всё-таки, писатель – перший друг нашего друга Фиделя (Кастро), кубинский лидер даже дом своему колумбийскому корешу подарил на острове Свободы.

Своим – в «своем» измерении Маркес стал и для миллионов других советских людей. Наше поколение, чья юность пришлась на самый гнойный период СССР, к примеру, считывало параллели со столетней историей Макондо, обобщенно воспроизводившей историю провинциальной Колумбии, точнее, тех ее регионов, что поначалу были отрезаны от внешнего мира, потом задеты вихрем кровавых междоусобиц, пережили эфемерный расцвет, вызванный «банановой лихорадкой» (читай, индустриализацией на другом континенте), и опять погрузились в сонную одурь, так похожую на диагноз от Высоцкого: «Но влекут меня сонной дер-р-ржавою, / Что раскисла, опухла от сна-а-а!»

Разумеется, Маркес стал и останется – любимцем русскоязычных читающих дам. Своими элегантными галантностями он похож на «нашего» Жванецкого с его «Женщина всегда права» (писатели, к слову астральные близнецы – у обоих ДР 6 марта): «Если во что-то вовлечена женщина, я знаю, что все будет хорошо. Мне совершенно ясно, что женщины правят миром».

В общем, «магический реализм» Маркеса бессмертен. Его романами – легко!– лечить всеобщее нынешнее нечтение.

Более того, в современной России у писателя нашли даже региональный акцент. Так челябинский театр НХТ, завлекая на свой спектакль по сказам Бажова публику, позиционировал Павла Петровича как «уральского Маркеса». Я не согласна, но отдаю должное фантазии и находчивости культурных пиарщиков, что механистически связали авторов: дескать, Бажов воплощает в своих сказах мир национального бытия с его особыми представлениями о магии, которые вплетены в реальную жизнь людей, где искусство немыслимо без магического начала, а персонажи отдельных историй оказываются, так или иначе, связаны друг с другом, – в общем, всё, как у латиноамериканских романистов.

В общем, дамы и господа, но не в частностях и уж отнюдь не в целом!!! Однако вернемся к теме – магическому реализму юбиляра. Точнее, начнем другую.

Теперь, когда горизонты мира, по сравнению с запертостью в СССР, существенно расширились (как бы их не сужали последние реалии), как то больше тяготеешь к немагическому реализму Маркеса, Честно говоря, «Полковнику никто не пишет» тоже произведение великое, и кто его знает – может и провидческое: когда-нибудь ведь наш нетленный полковник – главнокомандующий уйдет на покой. Иначе воспринимается и сквозная тема ГМ – человек во власти.

Роман «Осень патриарха» – возможно, лучшая книга о природе авторитарной власти. Она и о правителе, и о его народе: «Тиран, любимый нами с такой неиссякаемой страстью, какой он не осмеливался ее себе даже представить».

Герой – стихийный вождь: «Он решил, что не стоит портить себе кровь крючкотворными писаными законами, и стал править страной как бог на душу положит, и стал вездесущ и непререкаем».

Народ внимает и принимает: «Людские толпы с транспарантами: «Храни Господь величайшего из великих, выведшего нас из мрака террора!»

Он с отеческой заботой вникает в мелочи: «Распробовав помидор с чьего-либо огорода, он авторитетно заявлял сопровождавшим его агрономам: «Этой почве недостает навоза... Я распоряжусь, чтобы завезли за счет правительства!»

Вождь и народ стоят друг друга: «Он знал с самого начала, что его обманывают... Он знал и приучил себя жить с этой ложью, с этой унизительной данью славы, ибо не раз убеждался, что ложь удобнее сомнений, полезнее любви, долговечнее правды».

Нужно признать, что все это актуальненько – посмотрите ленту мировых новостей…

В 89-м вышел роман Гарсиа Маркеса «Генерал в своем лабиринте» – о главном вожде Латинской Америки Симоне Боливаре, сыгравшем, с одной стороны, ключевую роль в создании независимых государств континента, а с другой, заложивший психопатический комплекс в души поколений последующих лидеров, каждый из которых стремился стать «новым Боливаром», чем, в определенной степени, объясняется чехарда военных переворотов на этом материке.

Действие разворачивается в последний год жизни Боливара. Он болен и слаб. Лишен власти и унижен. Освободитель континента умирает забытым бедняком.

В тот день, когда Гарсиа Маркес взял в руки первый экземпляр «Генерала в своем лабиринте», он узнал, что у него рак легких. Операция прошла успешно, но в 99-м обнаружился другой рак, лимфома. Писатель затворился от мира, проронив: «Вскарабкавшись на вершину, я огляделся и ужаснулся: вокруг никого нет... Власть одиночества и одиночество власти – главные темы моих романов, рассказов и повестей. Судьба сыграла со мной злую шутку: на закате жизни я сам оказался заперт в одиночестве». Гарсиа Маркес практически отказался от общения. Среди немногих близких был Фидель Кастро.

Они познакомились, когда им было по 30. Осень патриархи провели рядышком, давно перейдя в категорию легенд. Фидель пережил друга на два года

Удивительно, конечно, почему Маркес не увидел в Кастро «боливара» и «патриарха», и вообще ничего не рассмотрел на Кубе за столько десятилетий. Ведь посетив в середине прошлого века «империю зла», 29-летний колумбийский журналист социалистических убеждений Гарсиа Маркес сумел (за короткий срок!) увидеть и гигантизм, и единообразие, и политические рогатки и преследования, и комплекс неполноценности СССР перед Западом...

Но, не исключено, что писатель не захотел освободиться от иллюзии. Или попал под магию вождя. Или дружба ослепила, умертвив профессиональную честность… Ведь это же огненные строки Маркеса: «Жажда власти порождает лишь неутолимую жажду власти».

Или он понимал, что мир непрост? И потому уравновесил эту максиму другой: «Если он спрашивал, который теперь час, ему отвечали: «Который прикажете, мой генерал!»

Жизнь покажет, друзья. Ведь впереди у нас очередные сто лет одиночества (если отсчитывать от Октября 17-го)…

Челябинск, Вера Владимирова

© 2018, РИА «Новый День»