Редакция РИА «Новый Регион» предлагает своим читателям ознакомиться со статьей председателя Уральской гильдии политических консультантов Константина Киселева. Наш эксперт проанализировал актуальную тему преемника Путина и готов поделиться своими выводами с обществом, а также предложить каждому сыграть в игру «Преемник» и сделать для себя соответствующие выводы. Статья подверглась минимальной редакционной правке.

К. Киселев. Добровольно-принудительное бегство от свободы

С легкой руки оставляющего власть Бориса Ельцина, первоначально затеявшего кадровую чехарду, а затем неожиданно остановившего свой «царский» выбор на Владимире Путине, политическая практика демократизирующейся России обогатилась, по сути, абсолютно антидемократическим институтом «преемства» центральной исполнительной власти. Практика «преемства» власти активно использовалась и используется как на региональном уровне, так и на уровне местного самоуправления. Так, например, в 2000 году Николай Кондратенко, бывший губернатор Краснодарского края, реализовал схему передачи власти своему единомышленнику Александру Ткачеву, а в 2004 году уходя на повышение в федеральное правительство, пользующийся популярностью губернатор Пермской области Юрий Трутнев фактически «отдал» власть своему соратнику, в том числе по бизнесу, Олегу Чиркунову. И таких примеров достаточно много. Со временем в исследовательский политологический обиход прочно вошло устойчивое выражение «Операция «Преемник», которой посвящено значительное количество и действительно научных, и явно конспирологических исследований.

Сегодня политический механизм передачи власти вновь востребован. Приближение весны 2008 года и выборов нового президента РФ ощущается и политической элитой, и избирателями, и фондовым рынком, и журналистами. Причем, на наш взгляд, вольно или невольно, но механизм обеспечения «сдачи-приемки» власти был запущен уже достаточно давно. Именно в этом ключе стоит рассматривать и различные инициативы по смене Конституции РФ «под Путина» и длящиеся годами рассуждения «компетентных» юристов и «придворных» аналитиков о возможном третьем сроке для Путина, о пролонгации его полномочий на 7-летний срок и т.п.

В силу того, что все это длилось достаточно долго, несмотря на неоднократные отказы самого Путина от «нового срока», логично предположить, что кампания не была спонтанной, вызванной верноподданническими чувствами, непрофессионализмом журналистского сообщества и отсутствием иных политических тем, но инспирированной и управляемой. Видимая цель всех этих, на первый взгляд, спонтанных заявлений, инициатив и действий, – однозначное доказывание безоговорочного политического веса и авторитета действующего президента и отсутствия «иной» альтернативы, кроме него самого и/или его «наследника». Попутно российского избирателя убедили в том, что гражданское общество в России «еще не созрело», а потому «правильно выбирать» россияне «еще не научились».

Такое символическое сопровождение, как оказалось, было исключительно эффективным. Его эффект суммарно превосходил все иные инициативы власти, начиная от «мочения в сортирах» чеченских боевиков-террористов и регулярного повышения пенсий до национальных проектов. Избиратели могли быть недовольными любой инициативой власти, но признавали, что «кроме, как за Путина, голосовать больше не за кого», «остальные еще хуже», «следующий будет совсем плох» и т.п. Другими словами, избирателей убедили, что «Путину альтернативы нет», что Путин практически «всесилен», что власть «всегда добьется своего» и оппонировать ей бессмысленно.

Сегодня тема «третьего срока», которая себя эффективно «отыграла», сменилась новой символической логикой, которая уже непосредственно связана с обеспечением передачи власти. После февральской пресс-конференции Путина можно однозначно утверждать, что механизм «преемства» не просто запущен, но заработал на полную мощь. Избиратели могут ознакомиться уже не только с комментариями аналитиков и аналитикой комментаторов, но и вполне солидными работами. Например, в 2005 г. в издательстве «Алгоритм» вышла в свет книга Бориса Мазо «Преемник Путина, или Кого мы будем выбирать в 2008 году». Как следует из рекламы, книжка весит целых 370 граммов (!) и выпущена тиражом 3000 экземпляров.

Заметим, что тема необходимости преемственности в России звучала с самого прихода Путина к власти. Если в первые годы своего «правления» Путин сам был «преемником», то к концу первого президентского срока, когда его авторитет стал незыблемым, а сам он окончательно «сформировался», как «основной» политический субъект, «наследополучатель» начал превращаться в «наследодателя».

Символическая логика преемства власти, на самом деле совсем не однозначна и ее декодирование представляет исследовательский интерес. Если внешне речь идет лишь о передаче власти «сильным» и популярным политиком своему назначенцу, причем, оппозиции в этой схеме места просто не находится, то внутренние, скрытые смыслы много богаче и не столь однозначны.

Во-первых, сама логика преемства означает не только силу власти, но и ее слабость. Дело в том, что любой механизм недемократической, неконкурентной передачи власти символически означает слабость этой самой власти, которая фактически признает свою боязнь легитимной конкуренции. Сила Путина в этой логике есть его слабость. Признавая наличие преемников, что Путин открыто делал, начиная с 2003 года, сам президент признал свою слабость. Акцентируя внимание на преемстве власти, свою слабость признавала вся полит-бюрократическая машина. Это фактически признали «люди президента», его СМИ, его администрация. Символически они проиграли заранее. Именно «из этой серии» заигрывание чиновников администрации президента с представителями референтных групп (интеллигенцией, представителями общественных организаций и т.п.) и «выразителями интересов» наименее поддающихся традиционным манипулятивным технологиям групп (активная молодежь, рок-музыканты и т.д.). И даже отрицание наличия преемников на пресс-конференции в феврале 2007 г., что противоречит многочисленным утверждениям противоположного толка, на самом деле ситуацию не меняет, ибо беспартийный президент все же оставил за собой право высказаться в поддержку какой-то конкретной кандидатуры. На практике это значит, что административный ресурс будет задействован именно на эту (эти) кандидатуру и ни на кого больше.

Отсюда следует и второй вывод: преемник подается и воспринимается массами, как наследник действующего президента. Причем, предполагается, что преемник должен наследовать не только рейтинг популярности президента, но и его дела, проекты, качества и т.п. Причем, сам смысл наследования означает, что наследник что-либо приобретает, но не теряет. Другими словами, наследник символически всегда наследует лучшее, позитивное, отрицая негативное, нежелательное, угрожающее. Наследник, таким образом, это не только продолжение, но продолжение лучшего.

Заметим также, что такая логика восприятия наследования не является абсолютно позитивной для действующей власти. Однозначно, что наследник есть продолжатель, но не обязательно, что «продолжать» он будет лучше предшественника. Точнее, продолжать он «должен» лучшее, но не обязательно должен быть лучше «наследодателя». Более того, наследник, как правило, оказывается мельче, слабее наследодателя, ибо он всегда сравнивается с предшественником, который в результате особенностей исторической памяти обычно идеализируется, становится эталоном для сравнения.

Третий принципиальный вывод из анализа смыслов преемства также не столь однозначен для власти, хотя, в общем и целом, работает на механизм «сдачи-приемки». Преемник в транслируемой сегодня большинством СМИ символической логике подается как «решенная задача». Преемник потому и является преемником, что он уже стал самой властью. Преемник есть уже ставшее будущее, уже решенная проблема. В противном случае он собственно преемником и не является. Однако в трансляции смыслов «ставшего будущего», уже осуществленной передаче власти есть нюанс, связанный с наличием в электорате (прежде всего в референтных группах) значительного количества протестно настроенных избирателей. Логика «ставшего будущее», символически исключает их из процедуры выборов, усугубляя и без того негативное отношение к режиму, которое неизбежно транслируется практически на все группы электората. Негативный эффект от лишения права выбора существует и в лояльных режиму группах избирателей.

И все же даже при обозначенной символической амбивалентности логики «ставшего будущего» она, тем не менее, все равно используется в интересах власти, ибо она не отыгрывается оппозицией без помощи достаточно сложных для масс избирателей рассуждений. Другими словами, как только оппозиция начнет говорить, что преемник это отнюдь не есть однозначно «ставшее будущее», она тут же попадает в символическую ловушку – электорат начинает актуализировать логику свершившегося и логику «от меня ничего не зависит, все решили без меня». Дело в том, что, отрицая факт «свершившегося выбора», оппозиция позиционируется именно по отношению к этому «свершившемуся». Если же оппозиция признает «ставшее будущее» заранее, а ее основной темой станет «выбор уже сделан без нас», то она автоматически распишется в своей слабости.

В-четвертых, следует отметить, что логика «преемства» означает, что другие кандидаты преемниками не являются, что, в свою очередь, заставляет позиционировать этих других именно по отношению к преемнику. Преемник один, а других много. В результате логика преемства власти фактически сводится к логике мнимой альтернативности или вообще безальтернативности.

Фактически в логике преемства подчеркивается всесильность административного ресурса. И это еще один, пятый, смысловой пласт анализируемой технологии. Все равно он станет президентом – такова логика рассуждений избирателей, естественным образом следующая из президентского предложения и поддержки определенного кандидата. Кстати заметим, что даже, если В.Путин действительно выскажется в поддержку какого-либо кандидата только в агитационный период, как он обещал это сделать, то это отнюдь не означает, что административная машина не будет работать и до начала собственно избирательной кампании. Рассуждения о демократии при жестком административном давлении на выборах давно воспринимаются в обществе как элемент прикрытия, как шумовой фон.

В-шестых, символически «преемничество» подразумевает стабильность, сохранение и защиту сделанного, запрет (временный или постоянный) на перераспределение ресурсов. Таким образом, предшественник и преемник как бы гарантируют обществу и его элитам, что каких-либо серьезных потрясений, а уж тем более революций, не будет. Преемник «предлагает» значительным слоям электората своеобразное бегство от свободы. В результате молчаливое большинство получает долгожданное освобождение от бремени выбора, а немногочисленная элита некоторые символические гарантии от смены правил игры.

Кроме того, определение предшественником своего преемника означает фактическое отдание приказа на голосование за определенную кандидатуру. Не секрет, что сегодня одним из аргументов в политических и даже экономических дискуссиях является ссылка на президентские программы и проекты, его слова и авторитет, его намеки и недомолвки, недосказанности и даже настроение. Для большинства действующих публичных политиков вопрос: «Ты против Путина и курса власти?» – звучит как преамбула политического приговора и заставляет оправдываться.

Наконец, символически тема преемника усиливает субъектность самого предшественника, в нашем случае Путина. Даже, если Путин отрицает наличие преемников. Когда Путин утверждает, что преемников не будет, то именно он решает, быть им или нет. По большому счету Путин поступает очень технологично: первоначально инициировав тему преемства (2003-2006 гг.) затем продолжил интригу с помощью словесной эквилибристики: преемников нет, но «человека» назову, ибо имею право (февраль 2007 г.). При этом президент максимально тянет время, ибо ранее обозначение преемника мгновенно вызовет ослабление самого Путина.

В результате роста субъектности самого Путина ослабевает субъектность электората. СМИ и следом за ними избиратели обсуждают не кандидатов, но преемников. Конечно, просвещенная элита говорит о плюсах и минусах и Бориса Грызлова, и Сергея Иванова, и Дмитрия Медведева, и Дмитрия Козака и десятка других кандидатов, но обсуждение это идет без признания своей собственной субъектности. Более того, обсуждаются не столько люди, сколько их рейтинги и то, что выгодно «великому и ужасному» Путину. Традиционны, например, рассуждения о том, что Путину выгоден более слабый преемник, нежели он сам, чтобы сохранить контроль за ситуацией в России, а в итоге обеспечить себе возвращение в политику через определенное время.

Если кратко обобщить все обозначенные символические логики, то получится технологически вполне приемлемая таблица:

Основные символические логики «преемства власти»

Символические логики преимущественно позитивные для власти	Символические логики преимущественно позитивные для оппозиции
Преемник продолжит все лучшее, что было достигнуто	Преемник слабее Путина, в силу чего он не сможет «продолжить» дело
Преемник обеспечит стабильность и не допустит переворотов, переделов и революций	Избирателей лишили права выбора, принципиально нужно голосовать не за преемника
У преемника нет альтернативы. Есть преемник, и есть все остальные. Остальные менее значимы, чем преемник	Власть слаба, ибо боится демократической конкуренции, а потому преемник проиграет
Преемник все равно победит. Все уже решено.
Больше голосовать не за кого
Преемник победит, ибо весь административный ресурс будет работать на преемника
Преемник победит, в силу поддержки Путина. А поддержка Путина решает все
Преемник уже фактически победил
Преемник может передать власть Путину обратно, через некоторое время
За преемника голосовать нужно, просто потому, что нужно («там» так решили, больше не за кого и т.п.)
Если ты поддерживаешь Путина, то должен голосовать за его преемника
Путин все равно останется в политике и будет помогать преемнику

Логики можно было бы множить, но и изложенного достаточно, чтобы придти к выводу: предложенные вероятностные ответы оппозиции явно и откровенно слабее логик власти. Хотя бы просто потому, что эти ответы, по большому счету, есть лишь реакция на логику власти, а потому находятся в рамках этой логики. Другими словами, оппозиция, говоря о преемнике, неизбежно попадает в символическую ловушку власти.

Представляется, что дискредитация механизма преемства и символических логик власти, связанных с передачей власти, возможны лишь через проведение ассиметричной символической политики. Например, обсуждение «преемников» должно идти не как преемников, а как кандидатов со всеми их плюсами и минусами. Причем обсуждать в одном ряду нужно не только преемников, но и иных кандидатов, предлагая их власти и обществу. Оппозиции, если она, конечно, не ангажирована, вообще лучше забыть слово «преемник», а СМИ за одно только употребление этого слова нужно брать деньги, как за нормальную «джинсу». Очевидно, что действительное публичное и конкурентное обсуждение в условиях ангажированности СМИ едва ли возможно, но элементарные «движения» в эту сторону просто необходимы, ибо обсуждение всего списка кандидатов находится в логике нормального гражданского общества. И естественным образом противоречит логике власти. И это только одна из возможностей для асимметрии в ответе, которых множество, как, заметим, и кандидатов. Например, асимметричные Леонид Рошаль, Борис Гребенщиков или Жорес Алферов гораздо опаснее для путинского протеже, чем вполне системные Михаил Касьянов, Геннадий Зюганов или Борис Немцов.

Кроме того, оппозиция четко должна понимать, что ситуация с «тефлоновым» президентом не должна повториться. И в этом плане гражданское общество должно требовать от кандидатов и программу, и реальную биографию, чтобы не допустить возникновения зеркального эффекта, который в свое время использовал Путин (каждый видел в Путине того, кого хотел, а не того, кем он был в реальности). Кстати заметим, что сегодня попытки создания «зеркального эффекта» уже видны. Например, бессодержательные речи Дмитрия Медведева именно из этого арсенала: на цементном заводе он ратует за увеличение производства цемента, а на ферме с видом специалиста призывает повысить надои. В результате «преемник» начинает разбираться во всем, постепенно становясь «зеркалом» для избирателей.

И все же существует ли проблема – 2008? И да, и нет.

Нет, потому что, положа руку на сердце, следует согласиться с тем, что «преемник» пока однозначно побеждает любого из различаемых кандидатов. Проблемы не существует также, потому что власть от Путина перейдет к одному из членов так называемого «нового Политбюро». И в этом отношении, совсем не принципиально, кто из секретарей этого Политбюро займет пост президента РФ. В этом отношении секретарь Медведев ничем не лучше, но и не хуже секретаря Иванова. А секретарша Матвиенко идентична секретарю Миронову. Более того, не исключен вариант, когда пара секретарей с благословения Политбюро пойдет на выборы, якобы конкурируя друг с другом. Сути дела это не изменит. Выбор будет просто технологично сымитирован. Посетителям электорального ресторана в меню просто-напросто предложат разные варианты «комплексного обеда». Например, если кому-то несимпатичен «плюшевый» Медведев, олицетворяющий половинчатость, несамостоятельность, газпромовскую зависимость, то он сможет выбрать якобы более решительного министра обороны Иванова, который, кстати, столь же безволен и несамостоятелен, как и его коллега по правительству. Такого рода сочетаний можно придумать и предложить множество, все зависит от технологической проработки проблемы.

Проблема – 2008 года существует пока лишь в одном варианте: сможет ли оппозиция предложить здравую, просчитанную программу модернизации России. Эта программа даже не будет альтернативной. Она будет единственной, ибо пока нет никакой.

Только вот захотим ли мы ее прочитать, или вновь начнем бегать от свободы в добровольно-принудительном порядке.

И в заключение – список кандидатов, которых когда-либо «выдвигали», «считали», «рассматривали» и анализировали в связи с выборами 2008 г. Список персоналий, возможно, не совсем полный, но самое главное – ему пока не хватает продуманного перечня номинаций, по которым можно было бы дать сравнительную оценку всем потенциальным претендентам.

Каждый может самостоятельно составить таблицу «Кандидаты – номинации», добавляя или убирая претендентов и критерии их оценки. Иногда получается действительно забавно. Например, Борис Грызлов, Валентина Матвиенко и Сергей Миронов в определенном варианте таблицы вполне могут получить практически по всем номинациям «0» (программы нет, внятной, действительно «президентской» биографии нет, о компетентности, экономических взглядах, ответственности (естественно, не перед партией и Политбюро) ничего не известно и т.д.).

Кандидаты

№№	Кандидат	Номинации / критерии оценки
1.	Грызлов Б.
2.	Жириновский В.
3.	Жуков А.
4.	Зюганов Г.
5.	Иванов С.
6.	Каспаров Г.
7.	Касьянов М.
8.	Кириенко С.
9.	Козак Д.
10.	Колесников В.
11.	Коновалов А.
12.	Кудрин А.
13.	Лужков Ю.
14.	Матвиенко В.
15.	Медведев Д.
16.	Миронов С.
17.	Немцов Б.
18.	Полтавченко Г.
19.	Рогозин Д.
20.	Собянин С.
21.	Ткачев А.
22.	Трутнев Ю.
23.	Устинов В.
24.	Фрадков М.
25.	Хакамада И.
26.	Хлопонин А.
27.	Чемезов С.
28.	Чубайс А.
29.	Шойгу С.
30.	Якунин В.

P.S. Опрос, организованный на сайте «Нового Региона», в котором явно лидирует ответ «Тема преемника надоела безмерно», на наш взгляд наглядно показал следующее:

– Кремль избрал технологически верную тактику, постепенного смягчения темы преемника, которая стала «жить сама по себе», символически обеспечивая передачу власти;

– Большинство продвинутой публики (Интернет-аудитория) негативно относится к самому механизму приемки-передачи власти, но осознает невозможность ему противостоять.

Екатеринбург, Полина Румянцева

© 2007, «Новый Регион – Екатеринбург»

Публикации, размещенные на сайте newdaynews.ru до 5 марта 2015 года, являются частью архива и были выпущены другим СМИ. Редакция и учредитель РИА «Новый День» не несут ответственности за публикации других СМИ в соответствии с Законом РФ от 27.12.1991 № 2124-1 «О Средствах массовой информации».