Что значит для нынешней власти общественное мнение, каков ближайший путь к падению правительства и почему нельзя говорить о том, что весь Урал «протестный» или весь Урал «пропутинский» – читайте в интервью с директором ГАО ВЦИОМ Валерием Федоровым. Глава крупнейшего Всероссийского центра изучения общественного мнения и маркетинговых исследований ответил на вопросы ИА «Новый Регион», «крупными мазками» нарисовав картину уральского региона и обозначив его место на карте России.

«Новый Регион»: Длительное время было принято считать, что весь Большой Урал – Свердловская область, Пермская, Челябинская – отличается ярко выраженными протестными настроениями, что давало о себе знать и в «перестройку», и в 90- гг. и еще совсем недавно. Но вот суровые мужики с Уралвагонзавода беззаветно и безоговорочно поддержали власть. Как поменялось направление общественного мнения уральцев? Стал ли Урал ментально походить на столичный регион или на Центральную Россию или сохранилась какая-то уральская специфика, выделяющая регион из общероссийского пространства?

Валерий Федоров: Напомню, что термин «регион» обычно употребляется для обозначения субъекта Федерации. В данном случае нужно говорить о регионе, как наборе нескольких субъектов. Но этот набор – механический. Пусть они и располагаются рядом друг с другом, но каждый из них довольно сильно отличается от другого. Есть различия и внутрирегиональные. Поэтому говорить о том, что весь Урал «протестный» или весь Урал «пропутинский» нельзя. Точно так же нельзя говорить, что весь Кавказ «протестный» или весь Кавказ «пропутинский». Нужно смотреть глубже. Если говорить про Свердловскую область, то известно, что серия выборов муниципалитетов пару лет назад оказалась провальной для «Единой России», а в ходе президентской кампании весной 2012 года, наоборот, Нижний Тагил выступил одним из локомотивов путинской коалиции. Поэтому я бы не придавал слишком большого значения каким-то общим оценкам. Все-таки большую роль играют экономические особенности региона.

Урал это, конечно, промышленность. Но промышленность разная: и добывающая, и обрабатывающая, и положение ее тоже неоднородно в разных территориях. Например, Уралвагонзавод, как известно, получил очень серьезную поддержку от государства и у него все более-менее нормально. А вот алюминиевые заводы, которые ранее процветали – у них проблемы. Например, Богословский алюминиевый завод. Это связано со снижением цен на глобальном рынке. Поэтому первый важный фактор – это состояние экономики.

Второй важный фактор – это политика губернатора, ключевой фигуры в регионе. Насколько он, губернатор, компетентен, насколько он рационально ведет политику. Это с одной стороны. С другой стороны, насколько глава региона договороспособен, насколько он умеет выстраивать отношения с местными элитами.

«Н.Р.»: Представим себе карту России, на которой разным цветом были бы указаны наиболее оптимистичные регионы, регионы инвестиционно привлекательные и т.д. то, какое место на этой карте займет Урал?

В.Ф.: На этот счет есть база данных и можно не голословно, а с цифрами и фактами определить место каждого региона. Это так называемый георейтинг. Наши коллеги из Фонда общественного мнения ведут его уже несколько лет. Дважды в год они проводят опросы в большинстве субъектов РФ. Очевидно, что это очень дорогостоящее исследование и профинансировать его способно только государство. Просто по объему вложений. Эти данные в большинстве своем открытые и, если хочется профессионально разобраться в этом вопросе, я всех туда и адресую.

Ну, а, если крупными мазками, то можно сказать, что Урал выглядит очень достойно. Все-таки экономический потенциал его очень велик, особенно если сравнивать с центральной Россией, которая гораздо более депрессивна, где гораздо меньше возможностей для заработков и гораздо более пассивное население. Урал в этом смысле, я бы сказал, очень фундаментальный. Более активный. Это не значит, что Урал более лояльный. Он может быть более протестным, более оппозиционным. Не боится. Все-таки есть несколько крупных мегаполисов. Это и Екатеринбург, это и Челябинск, это и Пермь. Такие центры развития с диверсифицированной экономикой, с большими, по российским меркам, внутренними рынками, довольно высокоразвитой специализацией населения.

Масштаб рынка очень важен для того, чтобы создать внутренний плюрализм, какую-то площадку для выяснения отношений, которые не переходят во «взаимное уничтожение». Словом, если в маленьком городке ты не понравился мэру, и он тебе объявит войну, то тебе придется просто оттуда уезжать. Ты не понравился директору, и тебя уволят с завода или с какого-нибудь бюджетного предприятия, то тебе идти некуда. А в большом городе, ты не понравился тому и этому, но все равно есть на кого опереться. Чем больше город, тем больше возможностей для выживания. И отсюда проистекает некий плюрализм. Да, может быт война, может быть конфликт. Конфликты периодически случаются. Но как в том анекдоте: «Это, конечно, ужас, но не ужас-ужас-ужас».

«Н.Р.»: Если смотреть извне, из Европы, Америки, Азии, то представляя Россию в виде некой ментальной карты, можно обратить внимание, что Москва, Петербург, где много чего происходит в политике, экономике, культуре, займут на такой карте много места, а остальная Россия за МКАДом будет выглядеть тонким хилым хвостиком, прицепленным к столичному головастику. Становятся ли некие процессы, которые происходят на Урале, знаковыми и значимыми для всей России, в т.ч. и для Москвы или остаются локальными, региональными и безразличными для общероссийского политического процесса?

В.Ф.: Я бы тут не ограничивался только политикой, я бы добавил экономику и культуру. Давайте возьмем пример культуры. Пермь. Известно, что у прежнего губернатора Олега Чиркунова было понимание, что даже если мы мощны экономически, но все равно жить в городе, в регионе молодежи неинтересно. У них другие подходы, другие требования, и, прежде всего, не к уровню жизни, а к ее качеству. Это означает требование культурного разнообразия. Это значит, что должно быть интересно, должно быть «прикольно».

Олег Чиркунов пришел к выводу, что если сейчас не изменить образ Перми, то будущего у города и региона в целом нет. Сложившийся образ Перми это – прежде всего, крупный экономический центр. Отчасти и научный центр, но, ни в коем случае, не гуманитарный. Это тот город, в котором можно тяжело и эффективно трудиться, зарабатывать деньги , но совершенно нечего делать.

Город должен стать притягательным для своих жителей. Если он станет притягательным для своих жителей, то он станет притягательным и для других. Туда начнут ездить. Сначала на экскурсии, на фестивали, в музеи. А затем вполне возможно в Перми в ее индустрии появятся рабочие места привлекательные не только для москвичей или петербуржцев, но и для лондонцев, для парижан, для американцев и т.д. Как вы знаете, Чиркунов больше не губернатор. Новый губернатор придерживается другой политики, другого курса. Получается, что Чтркунов немного опередил свое время.

«Н.Р.»: А могут ли подобные проекты развиваться самостоятельно? Равным образом это можно отнести к экономическим начинаниям, гражданским инициативам. Можно ли сказать так, что на Урале, например, в Перми нет достаточного числа инициативных людей, которые без опоры на поддержку местного начальства способны развивать такого рода проекты?

В.Ф.: Я бы сказал так, масса таких людей есть, но она пока не критическая. В инновациях есть такой термин «долина смерти». Имеется в виду, что start up должен преодолеть «долину смерти». И преодолевают ее далеко не все. Вот, если преодолел, то тогда появляются шансы на дальнейшее развитие. И вот в данном случае без поддержки государства превратить некий набор пусть интересных, но разрозненных и пока еще слабеньких проектов в образ целого города и целого региона невозможно. Поддержка со стороны региональных властей нужна не только денежная, но, прежде всего, интеллектуальная и административная.

Временно покинем Урал. Возьмем в качестве примера Калугу. Известно, что в советское время это был военно-промышленный центр. Потом ВПК развалился, регион превратился в средний российский депрессивный регион безо всякого будущего. А затем, 10-15 лет назад он стал интенсивно развиваться. И сегодня в Калуге цены на квартиры близки к московским, дороги в Калуге забиты машинами. Сегодня там ощущается большая нехватка рабочих рук. Эмиссары калужской администрации объезжают окрестные регионы и пытаются привлечь людей к себе. Почему? А потому что сформировалась команда вокруг бессменного губернатора Анатолия Артамонова, который поставил себе целью превратить Калугу из умирающего депрессивного региона в центр развития. Это удалось.

Важный момент – команда не менялась. Было стратегическое видение. Они четко понимали, что нужно делать. Была политическая воля и готовность вкладывать деньги. Все это выстрелило. Сейчас там «Фольксваген», сейчас там французы, японцы, и в конкурентном соревновании с Санкт-Петербургом, Ярославлем и другими регионами, которые борются за этих инвесторов, Калуга в большинстве случаев бьет всех. Хотя, казалось, 10-15 лет назад там не было ничего. Это пример того, как удалось сконцентрировать усилия, и синергия была достигнута. Сегодня это привлекательный регион. Туда идут деньги, туда едут люди.

В Перми, к сожалению, подобного сделать не удалось, и риск, что проект рухнет, и мы будем вспоминать о нем как о неудавшейся попытке, очень велик. Конечно, умная – smart – власть – критический фактор развития региона.

«Н.Р.»: В том примере, что вы привели, важнейшим оказалось не то, что власть умна, а то, что она бессменна. Скажите, пожалуйста, выходит, что для областей УрФО – добавим и Пермь – достаточно частая сменяемость власти без стратегической преемственности оборачивается тормозом в развитии региона?

В.Ф.: Тут мы с вами выходим на извечную проблему, что лучше – демократия или авторитаризм? Демократия подразумевает периодическую сменяемость власти, по крайней мере, возможность сменить. В тех же США есть города, где один человек занимает руководящее кресло по 20 лет, периодически подтверждая свое первенство на выборах. Есть даже целые династии.

Всегда ли демократия приводит к власти лучшего? Далеко не всегда. Есть масса примеров, когда демократическим путем к власти приводились расхитители, коррупционеры, демагоги. Другое дело, что демократия предоставляет возможность сменить этого человека, если он вас не устраивает.

Что касается авторитаризма – в данном случае мы говорим о назначениях – то его пороки всем известны. Назначат идиота, или крохобора, или самодура, или просто слабака, которым манипулируют его фавориты, ничего хорошего не жди. Главная задача – минимизировать ущерб от него. Если и это не удается, то надо всем убираться из региона.

Но у авторитаризма есть и плюсы. К сожалению, они, как показывает опыт, срабатывают существенно реже. Плюс состоит в том: Собственно монархия это – лучший способ правления при одном условии, если монарх просвещен. Но никто не дает гарантии, что монарх будет просвещен.

Если вам повезло, то при авторитарном режиме регион или страна в целом может очень динамично развиваться, там может быть практически побеждена коррупция (все вспоминаем незабвенный пример Сингапура), и население может вовсе и не мечтать о смене власти. Поэтому, если вернуться к нашим российским реалиям, ни назначение, ни выборность не дают гарантий что регион будет динамично развиваться. Ошибки и провалы возможны и там и сям. Но демократия и выборы все-таки дают шанс на избавление от человека, который касался всем прекрасным, а оказался пустым местом

«Н.Р.»: располагаете ли вы какими-то замерами, оценками деятельности того или иного губернатора в самой области, которой он руководит?

В.Ф.: Конечно, в каждом регионе проходят опросы, Другое дело, что в разных регионах заказчиками опросов выступают разные субъекты. В одном регионе это сам губернатор, в другом – группы, которым губернатор не нравится, кто хочет каким-то образом его сменить….

«Н.Р.»: А результат опроса от этого зависит?

В.Ф.: Результат зависит от того, кто проводит опрос. Не от того кто заказывает. Если проводит какая-то крупная кампания, которая уже давно на рынке, то она работает качественно, профессионально и подозревать ее в подтасовках бессмысленно. Здесь действует простая экономическая логика. Если компания давно на рынке и рассчитывает существовать еще долго, то она понимает, что репутационный ущерб от того, что она один раз чего-то там «нарисует», существенно превосходит тот небольшой гешефт, который она получит за данный конкретный заказ.

Как правило, политтехнологи-выборщики занимаются созданием псевдосоциологических компаний под конкретную выборную ситуацию. Они, конечно, могут нарисовать какие угодно цифры, но и вера им невелика. Но если ставится задача организовать информационную волну против губернатора, то тут любое лыко в строку.

«Н.Р.»: Но это уже не исследование, это уже политическое действие…

В.Ф.: Это политическое действие под видом исследования. Тут мы, конечно, можем предъявить претензии нашим коллегам-политтехнологам, потому что то, чем они занимаются это – дискредитация социологии как науки, как сферы деятельности. Этим наш счет претензий к политтехнологам не исчерпывается. Есть еще одна претензия. Они периодически занимаются так называемой формирующей социологией. Это форма политической мобилизации, когда люди представляясь социологами, интервьюерами звонят избирателям и задают всякие вопросы……

«Н.Р.»: Я припомнил недавнее высказывание премьер-министра Дмитрия Медведева о том, что он не предлагает «прислушиваться ко всему тому, что говорят на улицах, это было бы безответственно абсолютно». А когда все-таки общественное мнение превращается в vox populi, vox Dei?

В.Ф.: Мне больше всего нравится практика Франклина Делано Рузвельта, четырежды избранного на пост президента США. Он с огромным вниманием относился к общественному мнению. Собственно говоря, индустрия изучения общественного мнения родилась при нем и во многом благодаря ему. Джордж Гэллап впервые превратил ненаучные опросы в научные, которые адекватно стали репрезентировать ответы той группы, которую надо изучить. Так вот Гэллап работал с Рузвельтом на всех выборах и после выборов. Что делал Рузвельт? Он всегда внимательно изучал общественное мнение. Изучал сводки, просил провести опросы по каким-то интересующим его вопросам. Но это не значит, что он принимал решения в угоду общественному мнению.

Надо иметь в виду, что общественное мнение в большинстве случаев некомпетентно. В огромном количестве случаев вопросы, которые мы задаем людям, сами люди себе никогда не задают и тем более над ними не думают. Они не имеют достаточной информации, они не имеют достаточно личного опыта. Иногда, может быть, и достаточного мыслительного аппарата у них нет для того, чтобы рассуждать в категориях высокой политики. Нельзя их за это критиковать. Это не их работа. Они имеют право высказывать свое мнение. Что в этой ситуации должно делать правительство? Должно ли оно игнорировать общественное мнение? Должно ли оно принимать решения в угоду общественному мнению? Ни в коем случае! Собственно, так Рузвельт и поступал. Должно принимать такие решения, которые, по его мнению, ведут к общественному благу. Даже если нынешнее соотношение мнений абсолютно нерасположено к такого рода решениям.

Но параллельно, если мы ведем речь о демократическом государстве, где единственный источник легитимной власти воля народа, правительство должно объяснять, показывать и убеждать народ, что именно такого рода решения являются наилучшими. Именно поэтому Рузвельт вошел в историю как автор нового жанра общения с людьми. Он практиковал т.н. «беседы у камина», т.е. еженедельную радиопередачу, где он обращался непосредственно к американцам, очень тщательно разжевывая, растолковывая мотивы, причины, побудившие его принимать именно такие решения. В конечном счете, это сработало. Большинство американцев выступало против вступления во вторую мировую войну. А Рузвельт понимал, что надо вступать в эту войну иначе все плохо кончится для мира в целом, а значит и для Америки. Он сделал все, чтобы организовать вступление США в войну. Некоторое время спустя большинство американцев поняли, что это – правильная политика, а неправильной политикой был изоляционизм.

Комментируя высказывание Дмитрия Анатольевича, я должен отметить, что как раз Дмитрий Анатольевич очень внимательно знакомится с общественным мнением. И это не только опросы. Я напомню, что есть и такой важный канал обратной связи как письма и обращения граждан к мэру, губернатору, президенту и в т.ч. и председателю правительства.

Но он конечно прав в том, что решения правительства не должны быть равны тому вектору общественных мнений, который сложился на данный момент. Это может быть вектор общественных заблуждений. Но знать, как складывается этот вектор нужно, иначе мы будем вновь и вновь сталкиваться с ситуациями типа монетизации льгот 2005 года. Технократизм как полное игнорирование взглядов людей это ближайший путь к падению правительства.

Таллин, Москва, Екатеринбург, Илья Никифоров

© 2013, «Новый Регион – Екатеринбург»

Публикации, размещенные на сайте newdaynews.ru до 5 марта 2015 года, являются частью архива и были выпущены другим СМИ. Редакция и учредитель РИА «Новый День» не несут ответственности за публикации других СМИ в соответствии с Законом РФ от 27.12.1991 № 2124-1 «О Средствах массовой информации».