В мае 2016-го все читающее человечество будет отмечать юбилей мистического русского писателя, выросшего и получившего образование на Украине, сочинявшего, увы, вынужденно, в советской России и получившего оглушительную популярность в постсоветском русскоязычном, а позже, и иноязычном мире. Да-да, знаменитым русским Тельцом был не только Ильич, но и Михаил Булгаков.

И, как ни странно, Дни рождения этих антиподов «датским» образом сплетены с одной из самых знаменитых творческих удач Булгакова – балом Сатаны в сталинской Москве из романа «Мастер и Маргарита».

Вообще этот бал – сложная и хитроумная головоломка, которую Михаил Афанасьевич оставил нам в наследство – мол, разгадывайте и сопоставляйте прошлое, обыденное и грядущее.

NDNews.ru решил внести свою лепту в чествование, не побоимся этого слова, любимейшего классика и рассказать о необыкновенном синтезе, что из невозможных пазлов – московского американского фестиваля в день рождения Ленина, увлечения советской интеллигенции дореволюционного происхождения психоанализом и спиритизмом, смога сталинизма и гремучей смеси безбожия и вороватости, и прочего, и прочего – сотворил талант Мастера, приурочивший макабрический бал у Воланда к своему Дню рождения. Да-да, бал в романе происходит 3 мая – именно в этот день на свет появился младенец «мужеска пола» Миша Булгаков.

А начнем мы «складывать бал» с места, куда после реального приема 22 апреля у посла США в СССР Уильяма Буллита в 1935-м году (в день юбилея вождя мирового пролетариата), писатель (он был среди гостей Буллита) перенес фантасмагорию у Воланда.

Пазл первый. Особняк

В самом центре старой Москвы сохранился изящный особняк, известный не только в столице, но и далеко за её пределами: Спасо-Хаус – резиденция посла Соединённых Штатов. В XVII столетии в этом районе жили царёвы псари и сокольничие, затем располагалась обширная родовая вотчина Лобановых-Ростовских. В начале ХХ века сибирский промышленник и банкир Николай Второв, родившийся в 60-х годах XIX столетия (15 апреля, если желаете знать), решил построить особняк именно здесь, на месте заросшего сада княгини Лобановой-Ростовской. И в этом смысле Второва часто сравнивали с чеховским Лопахиным, купившим вишнёвый сад со старым барским домом – мечту его небогатого детства.

Русский «Морган»

В 2005 году журнал Forbes составил список самых богатых россиян в 1914 году – последним плодотворным с экономической точки зрения году перед Первой Мировой, революциями, Гражданской войной… Список возглавил Николай Второв, обладавший состоянием более 60 млн золотых рублей. Для сравнения: Морозовы – 40 млн. руб., Рябушинские – 25-35 млн. руб. За предприимчивость и умение делать деньги из всего Николая Второва прозвали русским Морганом.

Но, поскольку мы не помним собственных родословных, фамилии самых богатый людей ушедшей России, тем более, не на слуху. А зря. Изучив историю тех же Второвых, начинаешь понимать, отчего «всё не так» у наших нынешних олигархов: коротка им «олигархическая» кольчужка, состояние они неправильно сколотили.

Большинство купеческих династий в России были основаны предприимчивыми крестьянами, переселившимися в большой город вроде Москвы или Петербурга. История успеха Второвых не вписывается в заданные каноны – она началась с бегства из центральной России на окраину империи. Александр Федорович, отец будущего «number one», происходил из мещан города Луха Костромской губернии. Небольшой городок на берегу живописной речки был пасторален: колокольный звон, поленницы цвета охры, белокрапчатые березы, покосившиеся избы, скромненькие, в греческом стиле дворянские усадьбы, – но для широкой натуры тесноват-с. И в 1862-м году Второв переезжает в Иркутск. Торговая деятельность в Восточной Сибири оказалась делом малоприбыльным: товары приходилось закупать в Москве или Нижнем Новгороде, о Транссибирской же магистрали в 1860-е годы только мечтали. Дорога порой занимала несколько месяцев.

Новости «Новый Регион – Челябинск» в Facebook*, Одноклассниках и в контакте

Четырежды Второв разорялся, но всякий раз начинал дело «ab ovo». Терпение и уверенность таки принесли плоды. Записавшись в 1862-м году купцом третьей гильдии, Александр Федорович через 14 лет получает гильдейское свидетельство первой степени. Второв оптимизирует цепочки поставки товаров, для чего начинает активно посещать ярмарку в Верхнеудинске. Желая снабжать жителей Сибири предметами роскоши, купец строит свои пассажи в 13 городах азиатской части империи! На карте Второв отметил коммерческими флажками Томск и Екатеринбург, Барнаул, Читу, Петровский Завод, Новониколаевск. Иркутский магазин встречал покупателей зеркальными витринами. А семейный особняк Второвых – и поныне городская достопримечательность.

Когда капиталы Второвых многократно выросли, семейство, окрыленное успехом, перебирается в Москву. Основные династии купцов первопрестольной уже могли похвастать двумя – тремя поколениями хватких самородков, успевших породниться и дать начало устойчивому сообществу со своими правилами. Второвы органично влились в этот сложившийся мир, быстро сплетя родственную паутину: сына Александра сибирский торговец женит на представительнице «водочной» династии Смирновых, красавицы-дочери стали женами известных московских богатеев.

Вот как одну из подобных «перспективных» свадеб описывал мемуарист Н.А.Варенцов: «Обед был приготовлен лучшим московским рестораном «Эрмитаж». Посередине залы был приготовлен стол для новобрачных и их родственников, а для остальных гостей были накрыты отдельные круглые столы, тоже живописно убранные живыми цветами, фруктами и конфектами. За обедом подавали свежую клубнику (свадьба была в январе), положенную в маленькие горшочки наподобие цветочных, внутренность которых была заполнена ватой, а наверху покрытая изящной бумажкой лежала ягода клубники. Все брали этих горшочков, сколько кто хотел; я взял их несколько, но попробовал ягоды – они оказались безвкусными. Во время венчания жених и невеста стояли на коврике, сделанном из живых роз».

Николай Второв приехал в Москву с отцом, когда ему уже исполнилось 30 лет. Он был типичным представителем своего предприимчивого семейства, разве что супруга была не из богатых, а из «благородных» и просвещенных: Софья Ильинична работала в Иркутске классной дамой. Сначала все торговые операции Николая Александровича тесно связаны с делами отца: он входит в организованное в 1900 году товарищество на паях «А.Ф. Второв». В деловой среде Второв-младший за хватку и удачливость получает прозвища «сибирский американец» и «русский Морган». Еще за несколько лет до смерти своего отца Николай Александрович начал активную экспансию в промышленный сектор. В 1907 году Второв стал пайщиком знаменитого Товарищества мануфактур Н.Н. Коншина и вошел в число его директоров. Со старым и влиятельным купеческим родом Коншиных, владельцами хлопчатобумажных фабрик в Серпухове, Второвых связывали родственные узы: одна из сестер Николая Александровича была замужем за сыном текстильного магната и главы клана Коншиных Сергеем. Деловые отношения связывали Николая Александровича и с самим Сергеем Николаевичем: вместе они инвестировали в золотодобычу, владея двумя золотопромышленными компаниями в Сибири.

Став директором правления фирмы Коншиных, Второв вдохнул в крупнейшее предприятие новую жизнь. Под его руководством увеличился – дважды в два раза – основной капитал компании, было проведено техническое перевооружение фабрик, увеличились объемы выпуска продукции, началась активная экспансия предприятия в российские регионы и даже на заморские рынки. Позже по инициативе «глобалиста» Второва в Москве было создано Товарищество вывозной и внутренней торговли – мощная трестовая организация, целью которой являлась реализация продукции сразу трех текстильных фирм: Товарищества Н.Н. Коншина, Товарищества ситцевой мануфактуры А. Гюбнера, по сути принадлежавшей НВ, и Товарищества Даниловской мануфактуры (ею владело семейство Кнопов, давних партнеров Коншиных и тоже пайщиков их мануфактуры). Отделения и оптовые склады товарищества вскоре появились во многих крупных городах России, а также за рубежом. Кроме того, Второв интересовался банковским бизнесом и был членом совета Сибирского торгового банка.

Однако свой истинный размах, организаторские и коммерческие способности Николай Александрович показал после того, как встал во главе семейного дела. Основатель династии умирает в октябре 1911 года. Из тринадцати оставленных отцом миллионов Николай, согласно завещанию, получает восемь.

Это было время рождения в России многоотраслевых корпораций, по большей части сформированных на основе текстильной промышленности. Одним из новых олигархов империи и становится Второв. Активности предпринимателя, инвестировавшего и в текстильное производство, и в банковский бизнес, и в химическую, и в металлургическую, и в цементную промышленность, и в недвижимость, и во многое другое, можно только позавидовать. Второву удалось сблизиться со знаменитым кланом купцов Рябушинских, чьи представители имели столь же недюжинные финансовые аппетиты, что и Второв, ставший активным участником финансово-промышленного объединения, вошедшего в историю под названием «группа Рябушинского». Впрочем, Николай Александрович создал и свою финансовую группу. Помимо Рябушинских, а также уже упоминавшихся Коншиных и Кнопов, в разных предприятиях Второва участвовали знаменитые купеческие фамилии: Морозовы, Прохоровы, Коноваловы, Корзинкины и др. Перед Первой Мировой войной Россия переживала экономический подъем, особенно кипела деловая жизнь в Первопрестольной. Только вот соответствующей инфраструктуры в Москве не было. Коммерческим центром был Китай-город, именно там вершили свои дела предприниматели со всей России, но фирм появлялось все больше, а вот места для них в Китай-городе оставалось все меньше. Три узкие улицы и десяток переулков не давали возможности развернуться в полную силу, и в кварталах Ильинки купцам становилось тесновато. Николай Второв перешагнул за фактически сакральную Китайгородскую стену, являвшуюся границей «московского Сити», естественно не без выгоды для себя.

За пределами Китай-города, но в непосредственной близости к нему, на Варварской (ныне Славянской) площади, не обращая внимания на предсказания скептиков, суливших ему скорое разорение от этого проекта, на выкупленном куске земли он в 1913-м году построил, как сказали бы сегодня, бизнес-центр, названный «Деловой двор». Для выполнения работ пригласили архитектора И.С.Кузнецова. На территории Кулишек поднялся пятиэтажный неоклассический монстр, символизировавший материальную мощь Второва. При возведении комплекса зданий широко применялся железобетон. Газеты сообщали: «На Варваринской площади на земле Воспитательного дома открыт колоссальный деловой двор, состоящий из торговых помещений, амбаров и складов. Здание обошлось в полтора миллиона рублей. Это крупное сооружение является попыткой вынести торговые и промышленные предприятия из исторического района Китай-города, служившего веками средоточием торгово-промышленных предприятий».

«Деловой двор» – это помещения и для контор, и для торговых предприятий, и для складов, предоставлялись и услуги почты-телеграфа. Громадный комплекс еще не успели достроить, как выяснилось, что большинство его помещений сдано в аренду

Второв озаботился еще и устройством гостиницы. Рекламные проспекты обещали, что внутри посетителей ждут «лифты, роскошная обстановка, электрическое освещение». На вокзалах постояльцев встречали «автомобили-омнибусы».

Накануне больших потрясений Второв интересуется химической, угольной, металлургической и металлообрабатывающей промышленностью. Весомую часть доходов ему дают золотодобыча и производство хлопка. В числе второвских активов значатся даже мощности по производству фотопластинок!

В годы Первой Мировой многие предприятия Н.А.Второва работают на оборону, естественно, не без денежного интереса. В 1916 году НВ открывает два завода по производству гранат, вплотную приближается к созданию собственного банка, интересуется предприятиями Донецкого бассейна. Начинал Второв с галантерейного дела, а на закате империи уже поигрывал «стальными» мускулами. В Подмосковье к 1917 году Второв строит предприятие «для изготовления специальных высших сортов стали, в том числе инструментальной, автомобильной и рессорной». Годом ранее Второв вышел еще на один прибыльный в условиях войны рынок – производство артиллерийских снарядов, для чего им было построено два завода в Москве. Эти предприятия работали исправно, но вскоре стало ясно, что производству не хватает качественного металла, к тому же возникла необходимость в строительстве третьего завода. Тогда Николай Александрович убедил своих партнеров пойти на беспрецедентный шаг: построить недалеко от Москвы металлургический и военно-снаряжательный заводы, чтобы замкнуть производственную цепочку. В 1916 году было создано Товарищество на паях «Электросталь» (позже оно было переименовано в Московское акционерное общество «Электросталь»), а затем началось строительство предприятий – в сложнейших условиях и, как говорится, с нуля. Место было выбрано, с коммерческой стороны, малопривлекательное: близ железнодорожной станции Затишье в Богородском уезде Московской губернии – заброшенный и покрытый лесами и болотами уголок, расположенный, однако, очень удобно с точки зрения близости к Москве и транспортной составляющей, да и неподалеку от электростанции.

К созданию металлургического завода Второвым были привлечены известные российские ученые, инженеры, металлурги. «Электросталь» была построена рекордными темпами и качественно, но, как чаще всего бывает в подобных случаях, не без издержек (санитарные условия на строительной площадке и качество жизни рабочих были ужасающими). К предприятию подвели подъездные железнодорожные пути, закупили новое оборудование, и в середине октября 1917 года на заводе прошла первая плавка.

Как и всякий капиталист, Николай Александрович интересуется входившим в моду автомобильным делом и вместе с Рябушинскими готовится к запуску завода АМО.

Воплощению в жизнь большинства планов помешала революция (хотя НВ заявил о лояльности новой власти). Его наследие послужило большевикам. Так, именно второвские предприятия дали стране головные уборы, позже взятые на вооружение Красной армией. «…На интендантских складах уже лежала новая форма, пошитая концерном Н.А. Второва по эскизам Васнецова и Коровина… Это были долгополые шинели с «разговорами», суконные шлемы, стилизованные под старорусские шоломы, позднее известные как «буденовки», а также комплекты кожаных тужурок с брюками, крагами и картузами, предназначенные для механизированных войск, авиации, экипажей броневиков, бронепоездов и самокатчиков». Тужурки, если помните, стали «второй кожей» работников ВЧК.

Второв ушел из жизни не по собственной воле – 21 мая 1918 года он был застрелен в рабочем кабинете на Варварке. Обстоятельства гибели не выяснены до сих пор: то ли обиженный внебрачный сын запсиховал, то ли, обуреваемый бесами или идеями сумасшедший московский студент. На похороны выдающегося промышленника пожаловала вся деловая Москва, еще не «зачищенная» большевиками. Занятно, что коммунисты пышным проводам вообще никак не препятствовали.

Рабочие несли венок с надписью «Великому организатору промышленности»! Нет, не пойдут в траурной процессии за каким-нибудь из нынешних усопших промышленников скорбные толпы уральского пролетариата… Хотя вон чукотский электорат скандировал в едином порыве: «Вива Рома! » – губернатору- олигарху Абрамовичу. Так ведь он им не Томинский ГОК соорудил, а больницы со школами современными гаджетами укомплектовал, культурную жизнь разнообразил, почти как Николай Александрович – да не Романов – Второв, что своим «наемникам» строил – на полученную прибыль от их труда – дома, больницы, школы, музыкальные залы, разбивал парки, премировал за добросовестный труд велосипедами. А вы знаете, сколько стоил велосипед до революции? 200 рублей, – это почти четыре пролетарских жалованья…

Могила Второва находилась в Скорбященском монастыре на севере Москвы. От этой обители, располагавшейся в районе Новослободской улицы, практически ничего не осталось, а на месте кладбища разбили парк. Имя Николая Александровича было забыто на много лет (правда, Второв удостоился упоминания в Большой Советской энциклопедии как «один из представителей русской финансовой олигархии»), но дело НВ жило! Его предприятия, национализированные государством, продолжали вносить ощутимый вклад в промышленное развитие страны. Например, основанный им вместе с Рябушинским завод АМО, так и недостроенный до конца первыми владельцами из-за двух революций и Гражданской войны, в советское время стал легендарным ЗИЛом, а завод «Электросталь» – первым советским электросталелитейным предприятием, пионером, так сказать, качественной металлургии. В 1928 году завод дал свое имя поселку Затишье, а еще через десять лет поселок стал городом. Город Электросталь превратился в крупнейший промышленный центр Подмосковья, каким и остается, по сей день. С началом нового века город вспомнил о человеке, благодаря замыслу которого создан: в 2002 году одна из улиц получила имя Н.А. Второва, появился и памятник предпринимателю. Своеобразный памятник Второву хранит и Москва – это тот самый элегантный особняк магната на Спасопесковской площадке, где 1930-х годов размещается резиденция посла Соединенных Штатов Америки, вошедшая в историю дипломатии как Спасо-Хаус и в историю мировой литературы как «бальный зал Воланда».

Неоклассические Палаты

Итак, возведя на Варварке «Деловой двор», капиталист решил свить, да поискуснее, родовое гнездо. В 1914 году Второв купил участок земли на Спасопесковской площадке, рядом с Арбатом, где Николай Александрович и Софья Ильинична решили построить семейный особняк. Два известных архитектора, Владимир Адамович и Владимир Маят, постарались на славу. Их творением стало эффектное здание в стиле неоклассицизма, богатое и в то же время стильное. Особняк потрясал не только своим фасадом, но и роскошью интерьеров. В те годы находившуюся на волне экономического подъема Первопрестольную трудно было удивить архитектурными шедеврами – лучшие архитекторы страны то и дело по заказам известнейших предпринимателей украшали Москву удивительными домами в стиле модерн или эклектики, и, тем не менее, резиденция Второва единодушно была признана одной из архитектурных жемчужин древней российской столицы.

Особняк был оборудован по последнему слову техники и, кроме того, в нем и поныне висит самая большая (кроме театральных) люстра в Москве.

Глядя на эту исключительную люстру (она, как и почти весь второвский интерьер, бережно сохраняется и, по необходимости, «починяется» американцами), я с тоской вспоминала булгаковский бал, что несколько месяцев назад культурные активисты челябинского госуниверситета проводили в одном их своих страшнючих корпусов на изрядно обшарпанной городской окраине.

Да уж, пятый корпус ЧелГУ, как говаривал один булгаковский персонаж, – «не царские палаты» и не второвские впечатляющие апартаменты. А вот про камин нам Михаил Афанасьевич «соврамши» – уж никак через него ни влететь, ни вылететь, разве что Дюймовочке…

После революции потомки Второва уехали за границу и, в основной своей массе, проживали в Париже. Особняк нашего «Моргана» был национализирован в пользу Наркомата иностранных дел, и в нем поселились высокопоставленные чиновники, включая самого комиссара по иностранным делам Георгия Чичерина, сменившего на этом посту не абы кого, а самого Троцкого.

Spaso House, Residence of the U.S. Ambassador in Moscow

Когда в 1933-м году, Советский Союз установил дипломатические отношения с США, здание на Спасопесковской площадке было выделено Наркоматом иностранных дел для временного размещения посольства. Американскую дипломатическую миссию вообще-то полагали поселить на Воробьевых горах, даже выбрали место под строительство посольства, но за три года, на которые был арендован у Наркомата бывший особняк Второва, строительство на Воробьевых так и не началось. И временная резиденция превратилась в постоянную. Выселение из особняка болезненно воспринял эстет, чуточку одержимый маний преследования Георгий Васильевич Чичерин. Рассказывают, что в начале обитания в резиденции Второвых американцев, в особняке периодически раздавался телефонный звонок, но в трубку не говорили. Оказалось, что таким молчанием Чичерин вызывал к себе истопника, продолжавшего служить в доме. Оставшийся не у дел и впавший в полунемилость, мнительный Чичерин доверял уборку своей квартиры только этому истопнику.

Американцы ласково сократили название Особняка на Спасопесковской площадки до Spaso House – Спасо-Хаус, соединив английское house (дом) с названием старинной белокаменной церкви Спаса на Песках, расположенной неподалёку, в одном из арбатских переулков (эта церковь, кстати, изображена на знаменитой картине В. Поленова «Московский дворик»). Название прижилось, и сейчас даже в официальных бумагах пишут: Спасо-Хаус. Правда, говорят, что в последние месяцы оживился молодожен и, по совместительству, главный кремлевский пресс- секретарь, дипломат по первой профессии, Дмитрий Песков: мол, следует вернуть резиденции историческое название. Но, московские острословы полагают, что это он, таким образом, за счет патриотического тренда пытается застолбить в Москве нечто «песковское»…

Спасо-Хаус играл существенную роль не только в московской жизни, но и в российской истории двадцатого века. В великолепном белоколонном зале в разные годы проходили встречи высоких официальных гостей и опальных диссидентов, благотворительные вечера и концерты знаменитостей СССР и США. У истоков этой традиции стоял тот самый Уильям Буллит – первый посол США в СССР. Первым из памятных событий в Спасо-Хаусе стало концертное исполнение оперы Сергея Прокофьева «Любовь к трём апельсинам». За дирижёрским пультом стоял сам композитор.

Жизнь в американской резиденции, благодаря фантазии Буллита, обустраивалась с размахом, и приёмы здесь вызывали толки, ходившие по всей Москве. В те «глухие» времена не возбранялись некие протокольные вольности, например, можно было взять напрокат зверей из зоопарка или цирка. Чарльз У. Тэйер, переводчик посольства, в книге «Медведи в икре» живописует, как на праздновании Рождества 1934 года посол Буллит преподнёс гостям невероятный сюрприз: погасли верхние огни, и все увидели трёх больших чёрных морских львов (они же тюлени), которые ползли в зал приёмов из ванной. Один держал на носу маленькую рождественскую ёлочку, мастерски ею балансируя, другой – поднос с бокалами, третий – бутылку шампанского. Потом они перебрасывались мячами, играли на гармониках. Все были в восторге, и только Тэйер заметил, к своему ужасу, что дрессировщик из Московского цирка, перебравший спиртного, внезапно «отключился». Ластоногие «артисты» мгновенно почуяли свободу и устроили «форменный дебош».

Благодаря подобным вечеринкам американское посольство в дипломатической Москве тут же прозвали «Цирком Билла Буллита». Но главное – стараниями заокеанского посланника создавался особый островок свободы в мрачнеющей на глазах «столице мирового коммунизма». Так воспринимался Спасо-Хаус в апреле 1935 года, когда в его «бальной зале» разыгралась одна из самых необычных и мистических сцен советского времени…

Об устроителе этой весенней вакханалии – следующий пазл 20 апреля. Смотрите, читайте, складывайте...

Челябинск, Вера Владимирова

* Продукты компании Meta, признанной экстремистской организацией, заблокированы в РФ.

© 2016, РИА «Новый День»