В Екатеринбурге ежегодно фиксируется больше 10 случаев рукоприкладства учителей в отношении школьников. Это только те ситуации, которые доходят до сотрудников полиции. Еще чаще происходят конфликты между учениками, которые пытаются выяснить отношения силой. В СМИ появляются сообщения о ножевых ранениях (как было, например, в марте в Екатеринбурге), побоях и прочих увечьях, которые нанесли друг другу школьники.
NDNews.ru решил встретиться с теми, кто готовит педагогов, школьных психологов, а также новых специалистов – конфликтологов, чтобы разобраться: почему конфликты в школах стали происходить чаще? Кто такие медиаторы и конфликтологи и почему их должно стать больше? Обо всем этом рассказали директор института психологии УрГПУ, завкафедрой социальной психологии, конфликтологии и управления Людмила Максимова и доцент кафедры социальной психологии, конфликтологии и управления, конфликтолог Равиль Валиев.
NDNews.ru: В последнее время в СМИ и соцсетях все чаще стала появляться информация о скандалах в школах. Конфликты объективно стали происходить чаще? Или это объясняется тем, что в эру интернета они быстрее становятся публичными?
Равиль Валиев: Конфликты стали происходить объективно чаще. Потому что сегодня отечественное образование ориентировано на субъект-субъектные отношения и, соответственно, все участники процесса воспринимаются как субъекты образовательного процесса. И педагоги, и ученики, и родители проявляют собственную активность. Но свобода предполагает ответственность за свои поступки, а она есть не у всех.
Хотя, конечно, цивилизационная составляющая тоже играет роль. Дети с рождения знакомы с гаджетами и все, что видят, выкладывают в сеть. Эти два фактора соединяются – и мы видим, что рождается новый феномен. Мы онлайн наблюдаем то, что происходит в школе. В том числе и конфликты.
Людмила Максимова: Развитие интернета и гаджетов, конечно, играет свою роль. Выкладывая что-то в соцсети, дети не всегда предвидят последствия. Им хочется получить как можно больше лайков, а какой конфликт из этого может развиться – они не предугадывают, не думают о последствиях. Вспомните прошлогоднюю историю, когда из-за выложенного в интернет видео уволился учитель истории в Екатеринбурге. Ученик потом говорил, что он сожалеет, что он не хотел таких последствий, не хотел выводить историю на такой уровень.
Думаю, это ошибка не только детей. Общество веками жило без виртуальной составляющей. И если для реальной жизни у нас давно выработаны правила, табу, которые мы соблюдаем и учим детей с рождения их не нарушать, то в виртуальном пространстве эти правила еще не сформированы. Понадобится время, чтобы разработать правила поведения в виртуальном мире. Ведь сегодня родители, которые воспитывают детей, – это те люди, которые сами росли еще в эпоху без интернета и смартфонов.
Психология детей в последние годы поменялась? Дети стали другими?
Равиль Валиев: Да. Но пока сложно сказать, в чем именно. Сейчас в психологии проводятся исследования, которые рассматривают изменения в развитии психических процессов у детей и подростков, а также то, как современная культурно-историческая ситуация влияет на их психологические особенности.
Вы говорили, что одна из причин конфликтов – это то, что школа стремится к субъектно-субъектным отношениям, когда все участники процесса переходят на партнерские позиции во взаимодействии. Но ведь этот переход был не год назад и не два?
Равиль Валиев: В советское время попытки выстроить отношения в формате субъект+субъект были в пионерских дружинах, комсомольских организациях. Предполагалось, что дети могут быть активными, высказываться, но это была предопределенная активность – она контролировалась педагогическим составом. А настоящая демократизация образования началась тогда же, когда началась демократизация страны. Но до школы все процессы обычно доходят чуть позже, поэтому мы наблюдаем расцвет явления сейчас.
Немаловажно здесь и развитие экономической парадигмы в период раннего капитализма в России. Постепенно человек стал потребителем. И это потребительское отношение распространяется у некоторых и на сферу образования. Появляется «вы мне должны», образование становится не основной базовой задачей государства, но услугой. И если говорить о типе родителей-потребителей, у них действуют иные психологические установки: все должны, а я ничего не должен. Дети перенимают модель поведения взрослых. Поэтому очень важно, чтобы взрослые следили за своей культурой поведения.
Родительские фигуры вообще очень важны, потому что они демонстрируют образцы поведения. Мы видим, что нам показывают СМИ: часто взрослые даже в бытовых элементарных вопросах общаются агрессивно, применяя оружие. Элементарно, не уступил дорогу – достают пистолет. Это видят дети, они это перенимают.
Но на взрослых повлиять уже невозможно. Как в таком случае научить детей адекватному общению, умению выходить из конфликтов?
Людмила Максимова: Внедрение школьных служб примирения для того и задумывалось, чтобы привлечь внимание всех сторон образовательного процесса, в том числе и родителей. Это технология, которая хорошо себя зарекомендовала на Западе. И в школах, где эти службы работают, мы видим хорошие результаты – меньше разногласий.
К сожалению, не все школы добросовестно относятся к идее создания таких служб. Сейчас в Санкт-Петербурге прокуратура провела проверки, которые показали: на бумаге службы примирения есть во всех школах, как и предписано законом, но по факту во многих учебных заведениях они не работают.
Но в целом ситуация начала меняться. Мы видим, что и родители хотят решать конфликты, и директора приглашают конфликтологов, готовы обеспечивать дополнительное образование педагогов. Конфликтов не надо бояться. Конфликты будут всегда, так как всегда будет происходить столкновение интересов. Важно научиться видеть как свой интерес, так и интерес другого человека, научиться вести себя в этой ситуации адекватно, эффективно – такому в нашем обществе, к сожалению, не учили. И этому учат конфликтологи.
В школах уже не первое десятилетие работают психологи. Они не занимаются такими вопросами? В чем отличие школьного психолога от конфликтолога?
Людмила Максимова: Это разные профессии. Конфликты могут быть внутриличностные, между людьми, между группами, между большими группами (политические, экономические, этнические). Психологи работают с внутриличностным конфликтом, они работают с одной личностью, с эмоциональным состоянием, поведением, мышлением. А конфликтолог выходит на другую орбиту, работает с конфликтной ситуацией.
Равиль Валиев: Школьные психологи в первую очередь сопровождают ребенка в процессе обучения, их задача – создать такие условия, чтобы человек был успешен в образовательной деятельности. Поэтому они работают с успеваемостью, способностями, креативностью, проблемой обучаемости. А конфликтолог нацелен именно на профилактику возникновения конфликтов.
Сегодня есть школы, где работают конфликтологи?
Равиль Валиев: Такие школы есть, но их мало. Запрос на конфликтологов только формируется, но думаю, что со временем они будут востребованы. Но не хотелось бы, чтобы процесс вовлечения конфликтологов происходил за счет сокращения ставок школьных психологов. Они должны работать вместе.
Людмила Максимова: Наша кафедра готовит конфликтологов с 2008 года. Выпускники идут работать в бизнес, в силовые структуры, некоторые работают в системе образования. Постепенно в школах формируется социальный заказ на конфликтологов. Как было в свое время, когда мы уже выпускали школьных психологов, но никто не понимал, зачем они нужны. И только потом на них появился заказ со стороны школ.
В таком случае кто сегодня входит в службы примирения в школах? Кто ими управляет? И насколько это эффективно?
Равиль Валиев: В службах примирения работают администрация школы, педагоги, родительское и детское сообщества. Службы может курировать педагог, который прошел профессиональную подготовку по школьной медиации. И такие специалисты уже есть в школах.
Людмила Максимова: Есть понятие классической медиации – когда конфликтующими сторонами приглашается специалист, который способен провести процедуру конфликторазрешения. В школах же мы говорим о восстановительной медиации, в ходе которой важно восстановить статус-кво обеих сторон, будь то учитель и ученик или ученик и ученик. Ведь когда две стороны входят в конфликт, каждая старается нанести другой максимальный урон. Тот, кто является жертвой, привлекает родителей, полицию, СМИ, тем самым стараясь усилить свои позиции и сделать больнее другой стороне, отомстить. Но и другая сторона тоже страдает в этой ситуации. Важно осознать, что в таком конфликте нет победивших, жертвы – оба.
Как часто делают родители? Они после конфликта с одноклассником или учителем забирают ребенка и переводят его в другую школу. А там ситуация повторяется снова и снова. Опыт, который ребенок получает в школе, закрепляется, и будет характерен для взрослого на протяжении всей его жизни. А если оставить ребенка после конфликта в школе – в этом же классе, в этой ситуации – и грамотно провести процесс восстановительной медиации, мы на выходе получим более цельную личность, уверенного в себе человека. Он будет знать, как эффективно выходить из подобной ситуации.
Равиль Валиев: По статистике 65-70% тех, кто был жертвами конфликтов в школе, когда вырастают, сами становятся агрессорами, проецируют поведение своих обидчиков на более слабых людей. Поэтому забрать ребенка из конфликтной ситуации – неудачный вариант. Надо конфликт разобрать, проработать и понять причины, механизмы выхода.
NDNews.ru: Службы примирения, конфликтологи – это все хорошо. Но вы сами говорите, что работают они не везде. А обычным преподавателям в вузах дают азы конфликтологии, учат, как избежать конфликта с ребенком?
Людмила Максимова: Курс конфликтологии в УрГПУ читается, но не на всех направлениях подготовки. Читается у психологов, для будущих учителей начальных классов и педагогов дошкольного образования, для будущих социальных педагогов. А вот у «предметников» – учителей биологии, физики и так далее – пока такого курса нет. Есть блок педагогической психологии, но он не подменит конфликтологические знания. Я считаю, что школьным учителям просто необходима конфликтологическая подготовка, медлить с этим нельзя.
Екатеринбург, Ольга Тарасова
Екатеринбург. Другие новости 26.04.17
Минкульт РФ потребовал привлечь к уголовной ответственности виновных в сносе Успенской церкви (СКАН). / Двух екатеринбуржцев отправили в колонию за посылку с марихуаной из Канады. / Туристы из Екатеринбурга на день застряли во Вьетнаме (СКРИН). Читать дальше
Отправляйте свои новости, фото и видео на наш мессенджер +7 (901) 454-34-42
© 2017, РИА «Новый День»