Пока на одном конце континента ведутся споры о том, надолго ли постмодернизм, и придет ли когда-нибудь что-то ему на смену, на другом его конце, зараженном радиоактивными, химическими и идеологическими отходами, он внезапно претерпел чудовищную мутацию. Появился монстр, который парадоксальным образом сочетает в себе все формальные признаки постмодернистской литературной продукции, на сто процентов использует свойственный ей разрушительный потенциал, но в котором ничего не осталось от ее расслабляющей скептической философии. – Что еще раз подтверждает обычаи этих мест бить врага его же оружием и по его же физиономии… (Сергей Корнев, (С) «Столкновение пустот»)

Открытые письма, как новое слово в теории и практике русского постмодернизма (апрель 2001 г.)

Постмодернизм, по сути, никогда не был самодостаточным. Для подкрепления жизненной и стилевой позиции его адептам, как никому, «жизненно» необходима подпитка «реальной жизнью». Сама «жизнь» в результате становится гораздо интереснее и стильнее искусства. Есть контакт, дайте контакт. Тесный контакт с жизнью. Которого так хотели, и не дали. Не разберешь уже. Где жизнь, а где искусство. И это – правильно! В результате, Парфенов, начав публичную полемику с Киселевым, оказался «У истоков мифа о «новом слоге». Кох, талантливый. «Гений» и «злодей». Кох – два в одном! Поставил НТВшников на место. Кох – Бенкендорф. Красоты дайте, кричит Кох. «Грязная жизнь». Занимайтесь искусством. «Не ставлю я нигде ни семо, ни овамо» – рыдает пьяный от «жизни» Кох. Поучает. «Вот нынешний наш слог» – стилист Шендерович, а не ваше «худое подражание». Не разберешь. Спор о «старом» и «новом слоге» перерос в публичный дележ НТВ. Где открытое письмо «главного стилиста» – Путина? Евгений Киселев Парфенову пишет – «Жертва дружеству доброму, нежночувствительному». Олег Добродеев Киселеву – «Я вас знаю слишком хорошо». Контрапунктом вступил Березовский. Куда, «где ответ на дерзость эту?» «Примерные уроки» подает Гришин. Это всё останется. Запомнится. Эпоха НТВ и «открытых писем» во времена правления мелкого тирана Путина. Читайте! Больше.

Открытое письмо Леонида Парфенова генеральному директору НТВ Евгению Киселеву

Женя, мне лучше обратиться письменно, к тому же я сорвал голос, споря с Максимовской еще третьего апреля.

Я не могу более находиться в положении человека, за которого принимают решения. То, как ты назначил членов согласительной комиссии, – последний раз я видел подобную процедуру при избрании членов партбюро. К твоему списку Сорокина предложила Миткову, ты ответил: «Не стоит».

Впервые за восемь лет НТВ на предложение взять куда-либо этого человека отвечено отказом, да еще и в присутствии Тани. Ребята-корреспонденты стерпели, и, значит, нет шансов дождаться их скорого повзросления. У меня не остается другого выхода.

Мне даже не интересно, по приказу ли ты, уходя, сжигаешь деревню до последнего дома или действуешь самостоятельно. Ты добиваешься, чтобы «маски-шоу» случились у нас в «Останкино», ты всеми средствами это провоцируешь. Ты держишь людей за пушечное мясо, пацаны у тебя в заложниках, потому что не знают другой жизни, кроме как быть привязанными пуповиной к «Итогам», и значит, то, что делаешь ты, – это растление малолетних.

На нашем восьмом этаже, из окон которого развевается флаг НТВ, нет уже ни свободы, ни слова. Я не в силах больше слушать твои богослужения в корреспондентской комнате – эти десятиминутки ненависти, – а не ходить на них, пока не уволюсь, я не могу.

Считай это заявлением об уходе, формальную бумагу пришлю по факсу. На телевидении мне уходить некуда: ухожу в никуда. Комментарии по поводу этого обращения я готов дать только в эфире родного канала НТВ.

Леонид Парфенов

Письмо Альфреда Коха к НТВ

Уважаемые НТВшники!

Я пришел вечером на работу после «Гласа народа». Весь искурился и пил кофе. Потом начался Дибров, и я стал смотреть. Там я узнал, что Парфенов ушел. Нет нужды говорить, какой он талантливый. Вы сами это знаете. Я ночью долго думал над его уходом. Мне не давал покоя вопрос, почему он ушел первым. Теперь я знаю ответ. Я чувствовал это раньше и поэтому и ввязался в это дело. Теперь Парфенов сказал, то, что я просто чувствовал.

Понимаете, есть вещи, которые обычные люди, которыми являемся мы с Вами, понимают только в результате их логического осмысления, осязания и т.п. Парфенов устроен иначе. У него огромный вкус и чувство стиля. Я думаю, его просто корежило. Он просто физически не мог выносить того, что Вы делаете последние несколько дней. Вы произносите столько правильных слов. Делаете чеканные профили и одеваете тоги. Вы – борцы. Вы все уже из мрамора. Ваши имена войдут в историю, или, виноват, в анналы (так, кажется, по стилю лучше). А он не мог уже на это смотреть.

Вы поймите. Еще до того, как Вы и все остальные поймут, что никакой борьбы нет. Поймут, что с Вами никто не борется. Дойдет, наконец, что с Вами хотят диалога. Что мы все мучительно думаем, как Вам выйти из этой ситуации, сохранив лицо. Еще до всего этого он уже чувствовал дурновкусие. Правильная и справедливая борьба не может быть стилистически позорной. У Вас пропал стиль. Это начало конца. Этот ложный пафос. Эта фальшивая пассионарность. Это формиссимо. Надрыв. Это все – стилистически беспомощно. Флаг из туалета. Преданные мальчики. Огнедышаший Киселев – дельфийский оракул. Ночные посиделки (компания). Неужели Вы этого не видите? Я понимаю, почему этого не видит Киселев, Кричевский и Максимовская. Я не понимаю, почему этого не видит Шендерович, Пушкина и Сорокина. Это просто плохо. Плохо по исполнению. Это бездарно. Бетховен, сыгранный на балалайке – это не Бетховен. Какая гадость, эта Ваша заливная рыба. Киселев на операторской лестничке, произносящий гневную филиппику лоснящимися от фуа гра губами. Визг. Как железом по стеклу. Пупырышки. Я это чувствую. А Вы? Прекратите. Не получилось; не верю. Это должен быть либо другой театр, либо другая пьеса, либо другие актеры. Звонит Новодворская: «Альфред, а что Киселев не знает, что вы – антисоветчик?» Нет, не знает. Не хочет знать. Тернер. Дайте Тернера. Хочу Тернера. На, Тернера. Не хочу Тернера. Что хочешь? Свобода слова. На свободу. Не хочу, не верю. Я хочу штурма. Может, меня наградят... Посмертно. Шендерович! Ау! Не чувствуете? Весь в бежевом. Снова в бежевом. Теперь – габардиновый. Улыбается. Думает. Идет по красной площади. Любить и пилить. Отдыхать. Пушкина! Ау! Не отворачивайтесь. Не затыкайте нос. Нюхайте. Это Ваше, родное.

Губы дрожат. Громко. Да или нет. Нет вы мне ответьте – да или нет. Аааа! Не можете. Вот мы вас и поймали. Уголовное дело, кажется. Мы Вас выведем на чистую воду. Сорокина! Слушать. Не затыкать уши. Терпи.

Как говорил Остап Бендер: «Грустно, девушки».

Надо взрослеть, Надо стать. Надо проветрить. Проветрить. Помыть полы. Отдохнуть.

Своим враньем вы оскорбляете мой разум.

Альфред Кох

Письмо Мистера Паркера к MTV

Уважаемые MTV-шники!

Я не пришел сегодня с утра на работу. Весь искурился и пил кофе. Потом начались «12 злобных зрителей» и я начал смотреть. Там я узнал, что Филипп Киркоров сменил имидж. Нет нужды объяснять, какой он талантливый. Вы сами это знаете. Я долго думал над его поступком. Мне не давал покоя вопрос, почему он сделал это сейчас. Теперь я знаю ответ. Я чувствовал это раньше, поэтому и не пошел на работу. Теперь я увидел по MTV то, что раньше просто чувствовал.

Понимаете, есть вещи, которые обычные люди, которыми являемся мы с вами, понимают только в результате алкогольной интоксикации, беспорядочного курения и т.п. Киркоров устроен иначе. У него огромный рост и большая семья. Я думаю, его просто корежило. Он просто физически не мог выносить то, что вы делаете из передачи в передачу. Вы произносите столько правильных слов. Делаете небрежные прически и одеваете странные головные уборы. Вы – борцы. Вы уже отлиты в виде Грэмми. Ваши имена войдут в журнал Птюч, или, виноват, в журнал ОМ (так, кажется, по стилю лучше). А он уже не мог на это смотреть.

Вы поймите. Еще до того, как вы и все остальные поймут, что никакой альтернативы нет. Поймут, что Limp Bizkit никто не слушает. Дойдет, наконец, что с вами хотят диалога. Что все мы мучительно думаем, как вам выйти из этой ситуации, сохранив лицо. Еще до всего этого он уже чувствовал дурновкусие: правильная и хорошо продающаяся музыка не может быть стилистически позорной. У вас пропал стиль. Это начало конца. Это ложный пафос. Эта фальшивая альтернативность. Это фортиссимо. Надрыв. Это все – стилистически беспомощно. Компакт с автографом. Преданные девочки. Огнедышащий Зосимов – дельфийский оракул. Ночные посиделки (фан-клуб). Неужели вы этого не видите? Я понимаю, почему этого не видят Зосимов, Чурикова и Стрельников. Я не понимаю, почему этого не видят Длугач, Шелест и Александр Анатольевич. Это просто плохо. Плохо по исполнению. Это бездарно. Эминем, спетый Элтоном Джоном – это не Эминем. Какая гадость эта ваша заливная рыба. Стрельников за компьютерным столом, мнущий зрительское письмо лоснящимися от вяленой тарани пальцами. Визг. Как железом по стеклу. Пупырышки. Я это чувствую. А вы? Прекратите. Не получилось, не верю. Это должен быть либо другой зал, либо другие песни, либо другие исполнители. Звонит Шнуров. «Паркер, а что, Зосимов не знает о твоем существовании?» Нет, не знает. Не хочет знать. Мадонна. Дайте Мадонну. Хочу Мадонну. На Мадонну. Не хочу Мадонну. Что хочешь? Альтернативные песни. Во Дворце Съездов. Не хочу, не верю. Я хочу угара. Может, у меня возьмут автограф. Посмертно. Шелест! Ау! Не чувствуешь? Вся в красном. Снова в красном. Теперь – в кожаном. Улыбается. Подмигивает. Съезжает стремительно с горы. Любить и пилить. Отдыхать. Утесова! Ау! Не отворачивайтесь! Не затыкайте уши. Слушайте. Это ваше, родное. Ноги дрожат. Громко. Да и нет. Нет, вы мне ответьте – да или нет. Аааа! Не можете. Вот мы вас и поймали. Гражданское дело, кажется. Мы вас выведем на чистую воду. Анатольевич! Смотреть. Не затыкать граза. Терпи.

Как говорила девушка в открытых трусиках: «Прикрепила и забыла». Надо вспомнить. Надо снять. Надо проветрить. Проветрить. Промыть. Отдохнуть.

Своими трусиками вы оскорбляете мои.

Mr.Parker

Совсем открытое письмо Виктора Шендеровича Альфреду Коху

Уважаемый господин Кох!

Только что прочел в интернете Ваше обращение к энтэвэшникам. Написано замечательно. Образно, с прожилками постмодернизма, с тонко продуманной неряшливостью стиля.

Давешнее письмо Леонида Парфенова тоже было написано блестяще. Вообще со стилем у вас всех – сложилось. Тонкие, интеллигентные люди с огромным вкусом. А у Киселева с Максимовской со вкусом не сложилось. Срывы в пафос, перебор громкости, злоупотребление риторикой. Слышу не хуже вашего. И Сорокина слышит, уверяю вас. И миллионы телезрителей тоже. Но не буду про «миллионы телезрителей» – этот штамп может ранить Вашу нежную душу. Буду говорить только от своего имени, благо именно мне Вы адресовали свое «ау». Попробую откликнуться.

Видите ли, я, наверное, не такой тонкий человек, как Леонид Парфенов, и не могу позволить себе перейти на сторону неприятеля из-за эстетических расхождений с главнокомандующим. И его нравственное несовершенство я не считаю достаточным поводом для того, чтобы начать стрелять по своим.

Его губы лоснятся от «фуа гра», он весь в бежевом, сытый барин, а туда же, о свободе слова говорит. Лжёт, наверное, раз губы лоснятся. Не факт. Некрасов в перерыве между поэмами крестьян в карты проигрывал – значит ли это, что он был демагог? А если даже и был – значит ли это, что надо сворачивать борьбу с крепостничеством? Вас раздражает наше дурновкусие, фортиссимо наше не нравится. Стасов, понимаешь.

Умерьте ваши эстетические претензии к нам, г-н Кох. Не в эстетике дело. Все проще гораздо.

Невдалеке от Вашей образованной головы с 1997 года порхают и кружатся несколько уголовных статей УК РФ, и разрушение оппозиционной телекомпании – условие, при выполнении которого власть согласилась не вспоминать более о том досадном эпизоде. Вас взяли за яйца, г-н Кох, позвольте сказать Вам это без лишней эстетики.

С помощью судей, которых взяли за те же места, вы выиграли все суды и теперь гарантируете нам свободу слова. У нас плохо со вкусом, г-н Кох, но мы не дебилы. И мы знаем, что будет, когда (или «если») Вы придете к реальной власти на НТВ. Вам дадут сохранить лицо. Цензуры не будет, эффективный менеджмент, ни одного крупного увольнения. Месяца два-три. А потом Родина позовет Вас еще на какой-нибудь трудный участок, а на Ваше место придет человек без публичных обязательств, но тоже защемленный органами (или «с защемленными органами» – как правильнее?), и быстренько все тут доломает, как ему скажут. То есть абсолютно в рамках закона. После чего Вы останетесь со своим чистым лицом и изящным вкусом, а Россия – без НТВ. Мы понимаем это. Поэтому будем, сколько возможно, поддерживать нынешнее руководство канала.

Альфред Рейнгольдович!

История, как Вы, наверное, знаете – штука парадоксальная. Она использует в интересах прогресса личные (иногда даже корыстные) интересы своих персонажей. Граф Мирабо, например, одно время возглавлял Великую французскую революцию. Два члена Политбюро на пару разваливали коммунизм. А Евгений Киселев в дорогом бежевом костюме, сытый и излишне пафосный, обеспечивает сегодня возможность миллионам граждан узнать правду о своей стране. А мой друг – милый, тонкий, элитарный и бесконечно талантливый Леня Парфенов – с большим эстетическим мастерством наложил третьего дня большую кучу дерьма. Так тоже бывает. А насчет нашего дурновкусия Вы, конечно, правы. Это случается. Обещаю Вам поговорить с трудовым коллективом.

Мы будем работать над собой, будем совершенствоваться в профессии, чтобы бороться с Вами и теми, кто Вас нанял, не оскорбляя Ваших эстетических чувств. Надеюсь, я откликнулся на Ваше «ау», г-н Кох.

Виктор Шендерович

Открытое письмо Евгения Киселева Леониду Парфенову

Леонид!

Не смог подобрать слово для обращения, хотя привычное «дорогой» подошло бы во всех смыслах, ведь мы как телекомпания дорожили тобой и твоими очень дорогими проектами, а я лично дорожил твоим, как мне казалось, искренне добрым отношением ко мне. Выясняется, что я ошибался.

Скажу откровенно, я принял бы твою позицию как безукоризненную и поверил бы в то, что у тебя не было решительно никакого способа общения со мной, кроме как через газету «Коммерсант», если бы не видел тебя много раз утром, днем и вечером в коридорах редакции.

Я бы принял чистоту твоей позиции и поверил, что ты не можешь говорить со мной, потому что сорвал голос в спорах, если бы не увидел тебя в тот же вечер в прямом эфире «Антропологии», без всякого труда разговаривающим с нашими коллегами. И кстати, даже если ты действительно сорвал голос в спорах, значит споры до хрипоты у нас в НТВ были, что как-то облегчает мою авторитарную участь.

Несколько дней назад на общем собрании журналистов НТВ ты тоже голосовал за мое избрание главным редактором телекомпании – и я считал, что получил и от тебя вотум доверия, право самому в нынешней сложной ситуации принимать быстрые решения, не собирая каждые пять минут сотни наших сотрудников. Впрочем, тебе ведь не нравятся и общие собрания, не правда ли? Слишком громко, слишком часто приходится слышать мнения, не совпадающие с твоими...

Я бы принял твою позицию, если бы не знал, не видел своими глазами, как суетливо ты стал вести себя с того момента, как тебя пригласили в состав совета директоров НТВ «по версии «Газпрома», как путано ты объяснял свое отношение к этому приглашению и как откровенно тебе не хотелось от него отказываться. Ты пытался уговорить журналистов НТВ рассматривать тебя в качестве их делегата, но безуспешно, коллеги сказали – нет.

И в этот момент, как мне показалось, тобой овладела обида. Обиженные интонации бывали у тебя и раньше. Но я лично, как и многие наши коллеги – я это знаю – принимали тебя таким, какой ты есть, и за талант прощали все издержки высокомерного индивидуализма. Даже твою способность называть людей, пришедших на митинг, «интеллигентным стадом».

Я имею в виду не только митинг на Пушкинской площади в позапрошлую субботу. Ведь это у тебя давно. И в августе 91-го – это многие вспомнили только теперь – ты смотрел на происходящее так же иронично, презрительно и подловато.

Нарциссизмом страдают многие на телевидении, вот только у тебя, похоже, нарциссизм по форме течения болезни напоминает быстротечную чахотку. Чего стоит фраза, сказанная тобой в «Антропологии» в сцене публичной телевизионной отставки: «Моя подпись могла затеряться среди других»!

Очевидно, для тебя это непереносимо. Но ведь подпись под документом – не автограф, она и должна затеряться среди других. Ведь телевидение – коллективное дело, и неудачный монтаж, операторский брак или ошибка звукорежиссера за несколько минут до начала эфира могут свести на нет все усилия. Вот почему я лично дорожу мнением и солидарностью не только звезд, ведущих, корреспондентов, но и операторов, режиссеров, редакторов, осветителей – всех нас.

И – самое главное. Я не понимаю, кого ты называешь «пацанами»? Полковника в отставке Евгения Кириченко? А может, Ашота Насибова? Или Александра Хабарова? Как ты можешь оскорблять их, по возрасту, уму и популярности тебе не уступающих, обвинением в неспособности мыслить самостоятельно? Ведь эти журналисты научились вести прямые репортажи из самого пекла войны и говорить при этом взвешенно и достойно даже под пулями.

А это, извини за резкость, совершенно другой уровень профессионализма, чем записанный с тридцать восьмого дубля стендап в дворцовом интерьере.

А что касается твоего упрека, что в «Итоги» собираются самые интересные репортажи, самые лучшие кадры, что на эту программу работают самые лучшие журналисты, – согласись, странно было бы, если иначе. И ты сам, между прочим, не раз выступал в «Итогах». Более того, совсем недавно принял мое предложение вести постоянно рубрику «Особый взгляд».

Почему же ты не отказался?

В общем, жалко, что столько лет работы на одном канале, годы если не душевной дружбы, то человеческой приязни, закончились так – позерством и трусостью – два в одном. Прости за прямоту, но не могу иначе оценить это открытое письмо, сопровожденное эффектной фотографией на фоне Останкинской башни. Ты всегда боролся за стиль. Но то, что ты сделал – банальное предательство в трудную минуту – это и есть преступление перед стилем.

Евгений Киселев

Открытое письмо Олега Добродеева Евгению Киселеву

Женя!

Жанр открытых писем тебе становится избитым приемом. Но что поделаешь, если ты избегаешь прямых контактов, публичной дискуссии о той катастрофе, на грани которой стоит созданная нами с тобой компания. Подчиненным ты и твой истеричный круг затыкают рот, а на встречу в программу Владимира Познера ты прийти не захотел, хотя ведущий был согласен сделать все, чтобы участие в программе не помешало работе «Итогов».

Между тем объяснение мое с тобой давно назрело, может быть, даже запоздало. Его ждали от меня еще два года назад, когда Гусинский, Малашенко и ты начали выдавливать меня из компании. Ребята, которых НТВ привело в большую журналистику, просто требовали объяснения от меня, когда в январе прошлого года я уходил. Ты прекрасно помнишь тот вечер в Останкине, переполненную корреспондентскую и мое неискреннее заявление, которым я хотел успокоить людей, – ведь Лиза Листова, Женя Ревенко, другие молодые и горячие ребята уже бегали по коридорам, говорили об акции протеста. Протеста против моего ухода и твоего назначения.

Я просто ушел, так как думал о репутации компании, о дальнейшей судьбе людей. Поэтому обратиться к тебе я решил только тогда, когда на карту ты поставил то, что принадлежит уже не только тебе и Гусинскому, – судьбы людей, которых ты превратил в пламенных революционеров, на глазах теряющих профессию.

Главной линией защиты ты избрал «независимость» НТВ. Уж мы-то с тобой знаем, что с самого начала компания была не только «гусинской», но и кремлевской. Лицензию на вещание нам пробивали Бородин и Тарпищев. Я представлял компанию на всех узких посиделках в администрации, многие пиаровские ходы ельцинской команды во время и после выборов 1996 года рождались в Останкине. Да что ходы – многие достопамятные радиообращения Бориса Ельцина летом 1997 года сочинялись журналистами НТВ. Хорошо помню изумление Володи Кулистикова, которого мы осенью 1996 года взяли с тобой с Радио «Свобода»: «Ну вы даете, ребята, Спасские ворота ногой открываете». Моральный капитал канала, нажитый Леной Масюк, Володей Лускановым (их портреты, я слышал, после их перехода на РТР ты приказал убрать), Ильей Канавиным, Сашей Хабаровым и другими во время первой чеченской кампании, через участие в кремлевских акциях активно преобразовывался в капитал реальный, те же бесконечные кредиты государственного «Газпрома». Смотря «Итоги», провинциальные начальники безошибочно улавливали линию Кремля. Мы были при власти, но Гусинскому в какой-то момент показалось, что он – сама власть, и тут-то начались проблемы, которые всегда решались одним и тем же способом – при помощи информационной заточки. «Первая кровь» брызнула в августе 1997 года, когда Гусинский потребовал от нас информационно разобраться с теми, кто не дал ему вкусить казавшегося безумно сладким пирога «Связьинвеста». Тогда я впервые задумался, как же все-таки сохранить лицо компании в условиях нарастающей заинтересованности главного акционера в информационном оружии. Ты, похоже, задумался над другим – как использовать этот интерес в личных целях. Но самое тяжелое – и ты, и Гусинский часто говорили об этом как-то вскользь – это вторая чеченская война. А было так: сначала требование акционеров – резко ужесточить нейтральную, объективистскую позицию, а потом, как обычно, договориться с властью. Разменять эту позицию на пролонгацию кредитов. Это случалось. Но теперь за этим стояли не интересы олигархов, а жизни людей. Каждый из нас сделал свой выбор, в результате которого я ушел, а ты остался.

Пишу письмо под влиянием двух последних ночных эфиров. Они – похороны информационной тележурналистики – и есть самая реальная угроза НТВ. Обращаюсь к тебе как человек, который никогда уже на НТВ не вернется. Подумай о людях. Митинговые крики о команде и единении имели бы смысл, если бы действительно у всех участников сегодняшних событий были общие судьба и будущее. Но будущее – не только временная, это еще и пространственная категория. Одного человека хозяйский самолет, хозяйская яхта унесут в ласковые дали, другие останутся на месте пожарища, раздутого ради этой перспективы. Где чей вариант, мы с тобой прекрасно знаем.

Олег

Открытое письмо Бориса Березовского общественности

Человек с внешностью Пьера Безухова, по фамилии Добродеев, пишет донос; главный реформатор Чубайс поддерживает войну в Чечне и с сотоварищем Кохом пытается национализировать частную компанию НТВ, которая никогда не была государственной; на общенациональном канале НТВ с целью повышения духа патриотизма генерального директора российского гражданина Киселева предлагают заменить на американского подданного Йордана; олигархи из Российского союза промышленников и предпринимателей публично упрекают другого олигарха в том, что он богатый; Гусинский – под арестом в Испании; секретарь Союза – в швейцарской тюрьме. Умные воюют против умных. Они вместе против всего того, что сами, рискуя жизнью, огромным трудом строили последние десять лет. Фантасмагория? Нет – гэбуха. На их гэбэшном языке – разводка. Вас, нас, лохов (опять же их терминология), разводят, надо отметить, тупо, но эффективно. Опомнитесь! Каюсь. Тоже виноват. Меня развели самого первого. Не учел его, Путина, чекистскую заточку. Исправлюсь. Следующего президента будете выбирать сами. Не ошибитесь.

Борис Березовский

ФАКультатив

Полная расшифровка программы Дмитрия Диброва «Антропология»

Дибров: Здравствуйте, дорогие друзья! Прежде всего, позвольте вас всех поблагодарить. Никогда бы с нами не стали говорить и носиться целую неделю, если бы не вы. До слез радостно видеть такую поддержку! Если позволите, это не только наша скромная победа, мы еще посмотрим по окончании битвы, но в любом случае то, что вы показываете на нашем примере, что этой страной нельзя отныне управлять по указке, аппаратно-указочным методом, – это главный урок власти. Мне кажется, каков бы ни был исход нашего этого «мятежного броненосца» – потоплен он будет или, наоборот, из Констанции его еще куда-нибудь перевезут, – самое главное – ваша жизнь будет прежней, большое вам за это спасибо. Позвольте, чтобы не показалось, что это история про то, как ходит Е.Киселев, которого благодаря каким-то экономическим, политическим решениям какая-то быстро собранная компашка сняла с работы, и Киселев теперь, бедный, ходит за себя просит, а остальные ходят за ним, как эти крысы за флейтистом. Позвольте пригласить сюда, в студию «Антропологии», ваших любимых звезд НТВ. Это те самые звезды, которые все это время говорили вам с экрана. Вот теперь у вас есть возможность в прямом эфире спрашивать о чем угодно О.Пушкину, Л.Листову, К.Точилина, В.Шендеровича. Главное, чтобы вы понимали, что мы здесь только потому, что вы всю эту неделю – и, надеюсь, на митинге завтра – поднимали наш случай на небывало высокий гражданский обертон, камертон, накал, высоту.

Начнем со звонков. Сегодня у редактора будет много работы.
ФАКультативные чтения >>>

Postfactum

Открытое письмо Антона Гришина журналистам, обслуживающим интересы совета директоров НТВ, выбранного «Газпромом»

Уважаемые коллеги!

Последние три дня мне настоятельно советуют включиться в переписку, дабы твердо заявить, почему я ухожу с НТВ. Спору нет, эпистолярный жанр сегодня, как никогда, в моде, но за мои пять лет, проведенных на НТВ, я включался только в прямом эфире.

Да, я действительно написал заявление об уходе, и сделал это еще в субботу. Да, я действительно очень не хотел, чтобы наш коллектив превращался в группу эмоциональной поддержки. Я искренне хотел нарядиться во все коричневое, ходить, вонять и портить людям весь праздник.

Уважаемые коллеги! Когда Вы мне стали предлагать за это деньги, поясняя, что так у меня получится искреннее, мне очень расхотелось уходить. Я остаюсь работать.

Антон

Москва, Михаил Дежнев

© 2001, «Уральское федеральное обозрение»

Публикации, размещенные на сайте newdaynews.ru до 5 марта 2015 года, являются частью архива и были выпущены другим СМИ. Редакция и учредитель РИА «Новый День» не несут ответственности за публикации других СМИ в соответствии с Законом РФ от 27.12.1991 № 2124-1 «О Средствах массовой информации».