В преддверии майских праздников, да при хорошей погоде заняться бы подготовкой к пикникам и шашлыкам, но, поскольку первая декада мая в этом году будет отмечена мемориальным апофеозом, никак не могу отделаться от, возможно, кому-то уже и поднадоевшей темы памятников. Тем более, что в прошлый уикенд стараниями местных столыпинофилов виртуальный проект увековечения царского премьера-аграрника в индустриальном городе Че, похоже, начал обретать частичную материальность.
Не знаю, символично или нет, что торжественная установка столыпинского закладного камня произошла между непразднуемым теперь днем рождения вождя мирового пролетариата и все еще живым днем международной солидарности трудящихся. Но просто не могу отказать себе в очередной возможности еще разочек насладиться аргументами, выдвигаемыми радетелями этого проекта в Челябинске, а заодно поделиться некоторыми соображениями по поводу «фигур умолчания» и современной мемориальной культуры в целом.
Начнем с крестьянского переселения, в коем Петру Аркадьевичу отводится особая, чуть ли не сакральная роль. Но не дотошным ли краеведам, изучившим тонны источников, знать, когда и в связи с чем в Российской Империи начало развиваться переселенческое движение? И кто стоял у его истоков – в те времена, когда господин Столыпин, фигурально выражаясь, еще только вылезал из политических пеленок, пребывая весьма далеко от петербургских коридоров власти. Уж как-то слишком старательно челябинские апологеты Петра Аркадьевича в своих одах переселенческой политике обходят молчанием, например, фигуру предшественника Столыпина на премьерском месте, человека, на котором эта должность, собственно, была впервые «обкатана», а до этого побывавшего на государственной службе в позициях министра путей сообщения и министра финансов.
Речь о Сергее Юльевиче Витте – современнике и сопернике Столыпина, человеке непростом, честолюбивом, но без чьих усилий, несмотря на весьма сложные отношения с царским домом, та «Россия-которую-мы-потеряли», возможно, потерялась бы гораздо раньше. Витте, кстати, тоже «отметился» в Челябинске – задолго до Столыпина, в 1896-м году. Но его визит, говоря современным языком, не был столь медийно обставлен. Не буду углубляться ни в биографические детали, ни в сравнение достоинств Сергея Юльевича и Петра Аркадьевича – эти данные вполне доступны, ищущие да обрящут! Отмечу лишь несколько принципиальных моментов и то, что, похоже, отбор сакральных фигур у нас осуществляется по принципу «эта нога – кого надо нога».
Любому здравомыслящему человеку понятно, что отправной точкой переселенческой политики и активизации освоения Урало-Сибирского региона стала именно железнодорожная магистраль – одно их главных детищ Витте, построенная в рекордно короткие сроки в самом конце XIX века и связавшая друг с другом две огромные части Империи. И никак не наоборот! И впрямь, не на гужевой же транспорт делать ставку в перевозках огромных масс людей со скарбом через всю страну, ведь состояние российских шоссейных дорог (и сибирских в частности) и тогда, и сейчас, мягко скажем, оставляет желать лучшего. В чем, кстати, имел возможность лично убедиться тот, кто в сентябре 2010 года в бытность свою главой правительства Российской Федерации самолично прокатился на желтой гордости отечественного автопрома по одной из сибирских автотрасс. Месяц в месяц сто лет спустя после приснопамятного сибирского вояжа главы царского правительства.
Вся вспомогательная же переселенческая инфраструктура – перевалочные пункты, больницы и т.д., организовывалась на казенные деньги, то есть, говоря современным языком, была федеральной программой, а не личной заслугой ее исполнителей. Хотя, конечно, в заслугу можно поставить и то, что не все разворовали…
Да и с самим переселением, в котором можно найти немало аналогий с нынешними ФЦП, отнюдь не все обстояло столь победно, как пытаются представить господа столыпинофилы. Современники с мест (причем, отнюдь не революционеры) фиксировали рассогласованность и нерасторопность ведомств в осуществлении этой программы, показуху, казенщину и элементарную неподготовленность к приему искателей земледельческой стабильности в благословенной Сибири.. А ту самую инспекционную поездку Столыпина называли «буффонадным вояжем» и сравнивали ее со знаменитым «потемкинским» визитом Екатерины Великой в Новороссию.
Велик был и обратный отток, причинявший немало проблем, в том числе, и переселенческим пунктам на крупных станциях – таких, как Челябинск. Как писал один из очевидцев, «возвращается элемент такого пошиба, которому в будущей революции, если таковая будет, предстоит сыграть страшную роль... Возвращается не тот, что всю свою жизнь был батраком... возвращается недавний хозяин, тот, кто никогда и помыслить не мог о том, что он и земля могут существовать раздельно, и этот человек, справедливо объятый кровной обидой за то, что его не сумели устроить, а сумели лишь разорить, – этот человек ужасен для всякого государственного строя». Только за собственно столыпинский период переселения общее количество «возвращенцев» насчитывало от 500 до 700 тысяч человек, что пополняли ряды люмпенов, криминогенных элементов и – да! – того самого пролетариата, которому, как говорили раньше, нечего было терять, кроме своих цепей. Куда как привлекательный объект для подрывного воздействия… Господа из одной маргинальной, но в то время, правда, пребывавшей, в основном, в эмиграции партии и мечтать не могли о такой группе поддержки!
«Новый Регион – Челябинск» в контакте, Одноклассниках и Facebook*
Оседлавшие столыпинскую тему краеведы утверждают также, что по плану премьера на Урале должны были строиться некие промышленные предприятия. Перешагнув через занятный вопрос о наличии каких бы то ни было элементов плановой экономики в те времена в принципе, все таки рискну поинтересоваться – о каких именно предприятиях речь?
Интересующимся людям давно известно, к примеру, что идеи электрификации России, впоследствии доработанные и растиражированные большевиками как «план ГОЭЛРО», начали разрабатываться еще до революции. Что же за индустриальные проекты планировал развивать в регионе третий имперский премьер, кого и современники, и последующие исследователи его реформаторства считали сугубым «аграрником»? В Челябинске в начале XX века вся промышленность состояла из мельниц, чаеразвесок, спиртзаводиков, маленькой частной электростанции, железнодорожных мастерских да небольшого завода сельскохозяйственных орудий. Уж не мечты ли о металлургических гигантах и производстве тракторов для урало-сибирских переселенцев лелеял Петр Аркадьевич, удостоивший своим посещением сначала уездный Челябинск и лишь на обратном пути из Сибири – губернские Пермь с Екатеринбургом?
Давайте же будем честными: «другим» этот город сделали не визиты первых лиц государства, а развитие путей сообщения и общие модернизационные процессы, начавшиеся в поздней Империи и многократно усиленные советской индустриализацией и войной. Понятное дело, что великие личности прошлого могут быть обаятельными. И эффектных фраз, зачастую вырванных из контекста, у них наберется много. Но личная предрасположенность отнюдь не повод для агрессивного продвижения объекта симпатии с использованием административного ресурса и тем более, меркантильного интереса.
А уж рассказы о храбрости Столыпина, не побоявшегося войти в холерные палаты нищей муниципальной больницы, и вовсе отдают детским садом – чиновники де такого ранга подобными вещами не рисковали. В том-то и дело, что именно рисковали. И не только чиновники, а и монархи. Холерных больных в бараках, например, посещали и Наполеон Бонапарт во время своих походов, и Николай I. Дело в том, что холера на Руси случалась часто, а несознательный народ-богоносец имел обыкновение сопротивляться принудительным санитарным мерам и устраивать массовые холерные бунты, которые никак не могли быть проигнорированы властями. Именно «на холеру» в Астрахань в самом начале своей политической карьеры был отправлен министр путей сообщения Витте в 1892 году, да и сам Столыпин после губернаторства в Саратове, где вспышки этой болячки повторялись чуть ли не каждый год, к рискам инспектирования холерных бараков был вполне привычен – если угодно, это была часть его работы. Как управленца и публичного лица.
Апологеты Столыпина очень любят воспроизводить цитату из своего кумира: «Им нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия!» Фраза так и просится на уличный баннер или парадную растяжку над главной городской площадью. Тем более, что всякий истовый современный патриот теперь точно знает, кто такие эти «они», а уж мантра о «великой России» и вовсе приобрела статус бессознательного рефлекса. К тому же и место рождения у Петра Аркадьевича подходящее – Дрезден. Тоже как бы намекает… Куда уж там желчному потомку обрусевшего курляндца Витте, дерзнувшему на склоне лет изречь: «Россия страдает от избытка самокритики и стремления отыскать безошибочные решения, которые удовлетворили бы даже глупых людей».
Лозунги лозунгами, но холера и водопровод в уездном городе в качестве аргументов увековечения как-то мелковаты для государственного деятеля. И потом, не пора ли все-таки вспомнить, что забота о благе подданных есть основное назначение слуг государевых?
Но вернемся к мемориальной теме. Хотелось бы особо отметить, что в имперские времена, по которым ныне столь тоскуют певцы «потерянной России», монументальной пропаганды как таковой не существовало. Если не брать кладбищенские версии, антропоморфных, так сказать, «узнаваемых в лицо» памятников на городских улицах и площадях удостаивались только российские монархи, особо отличившиеся военачальники и некоторые писатели. К немногочисленным исключениям можно отнести известный памятник первопечатнику Ивану Федорову и пару дореволюционных монументов российским врачам – академику Пирогову и доктору Гаазу, снискавшим своими деяниями поистине всенародное признание и уважение.
Несмотря ни на какие заслуги перед Отечеством, до революции н и о д и н из царских министров так и не был увековечен ни в мраморе, ни в бронзе, ни в граните. Правда – и это достаточно курьезный и показательный казус – в Москве в саду немецкой богадельни, основанной «Обществом германских подданных для оказания помощи нуждающимся соотечественникам», довольно долго красовалась фигура немецкого премьер-министра, а по факту – истинного создателя Германской Империи Отто фон Бисмарка, бок о бок с императором Вильгельмом Первым.
Статуи «железного канцлера» и его императора, поставленные в самом конце XIX-го века, несли свою мемориальную вахту в Москве вплоть до начала Первой мировой, когда возбуждённые неудачами на фронтах сознательные горожане стали слишком явно выражать чувства к геополитическим врагам, периодически уродуя и пачкая скульптуры. Желая уберечь памятники от крайностей российского патриотического гнева, «Общество» приняло решение их демонтировать. Получается, что первый и явно политизированный (хоть и добровольный) снос монументов «старого порядка» был осуществлен еще до большевиков, развернувших с монархическими памятниками настоящую войну по всем фронтам.
Чем закончилась сия баталия – всем хорошо известно. Поверженные конные и пешие монументы царей гурьбой отправились на свалку истории, а освободившиеся пьедесталы были немедленно заняты разнообразными революционными личностями и безличными образами, символизировавшими новую жизнь. Неосвоенные же старорежимной мемориальной культурой пространства, согласно плану монументальной пропаганды, были отданы полчищам мемориальных объектов, в разных видах воспроизводящих официально утвержденный советский канон, чаще всего, никак не связанный ни с местными событиями, ни с местными традициями.
Нынешние монументальные пропагандисты, внешне противопоставляющие себя советскому канону, похоже, действуют по той же схеме. Столыпин в Челябинске, киевский князь Владимир Красное Солнышко на Воробьевых горах в Москве – остается только гадать, какими еще творениями попытаются удивить нас сегодняшние мемориальные креативщики. Чем эти патриотические, условно анти-советские новоделки лучше Марксов и Лениных, растиражированных по всей стране в бронзе, граните и материалах попроще? Пожалуй, только меньшим количеством, дороговизной исполнения и тем, что государство, спуская свои мемориальные «заказы», стремится переложить расходы по их реализации на местный бюджет или частные пожертвования – по причине чего многие намерения так и остаются лишь намерениями.
Есть ли гарантия, что отношение общества к новым мемориальным объектам будет иным, чем к памятникам советского периода? В этой связи не могу пройти мимо развернувшегося в СМИ и соцсетях холивара по поводу танцевального казуса в Новороссийске.
Оскорбление, кощунство, святотатство – каких только эпитетов не раздавалось за эти дни в адрес новороссийских «танцовщиц», исполнивших свой, надо сказать, довольно неуклюжий номер на фоне военного монумента, символизирующего нос десантного корабля, выходящего из моря в Цемесскую бухту. Местная прокуратура организовала проверку на предмет нарушения статьи 244 УК РФ: за возможное «надругательство над телами умерших и местами их захоронения группой лиц по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти» предусмотрен срок до пяти лет лишения свободы. Незадачливых же танцорок упекли в кутузку – кого на 10, кого аж на 15 суток.
С недавних порь хорошо известно, чем кончаются в Отечестве нашем «грязные танцы» в неположенных местах. Но медийная шумиха вокруг «Пусси Райт», когда праведный обличительный пафос привел к совершенно обратному эффекту, похоже, ничему не научила наших моралистов, готовых, как оказалось, всерьез вернуться к старой, но несколько модифицированной с поправкой на эволюцию представлений о непристойности формуле: «Сегодня ты танцуешь тверк, а завтра Родину отверг!»
Граждане, если последний новороссийский «тверк»-казус, который теперь у всех на слуху, это антигосударственная и уголовная акция, то я – ей-богу – Майя Плисецкая! У «Пусси», по крайней мере, был выраженный политический посыл. Какая такая «ненависть»? Какое надругательство? Что, собственно, особо «эротического» или оскорбительного в этом, честно признаться, не очень-то отшлифованном в плане хореографии и синхронности танце на не вполне ухоженном газоне у пустующего мемориала? Это и тверком-то, по большому счету, не является.
Борцам против покусителей на святое следовало бы вспомнить анекдот про старика Фрейда – о том, что «иногда банан – это п р о с т о банан». А танец – просто танец, даже если в нем несколько более обычного задействованы филейные части. Рок-н-ролл, брейк и рэп совсем недавно тоже считались непристойными, а еще раньше – вальс и танго. Однако ныне никого не смущают выплясывающие на все лады зрители массовых шоу и концертов на Красной Площади, буквально в двух шагах от кремлевского кладбища. Где, помимо «большевистских палачей» и прочих лиц, о которых новая история России предпочитает особо не вспоминать (или, как в случае со Сталиным, не может окончательно определиться, как именно вспоминать) покоятся и военачальники, и герои Великой Отечественной войны.
В Новороссийске мне бывать не приходилось. Но отлично помню, как в советской школе и тогдашних СМИ моему поколению буквально выносили мозги бессмертным произведением Леонида Ильича Брежнева «Малая Земля». Собственно, и сам новороссийский монумент был открыт осенью 1982 года, буквально за пару месяцев до смерти престарелого генсека, обвешавшего себя орденами всех калибров и совершенно потерявшего связь с реальностью.
Никто не собирается умалять подвиг защитников Цемесской бухты и самого Леонида Ильича, непосредственно участвовавшего в событиях. Но тогдашняя пропаганда, не знавшая никакой меры, превратила эти, вне всякого сомнения, героические действия под Новороссийском в едва ли не главное событие Великой Отечественной, почти затмившее и Сталинград, и Курск, и другие «знаковые» битвы. Генсековский «бестселлер» обсуждали на классных часах и политинформациях, сдавали на экзаменах, голосами Тихонова-Штирлица и внешне похожего на партийного лидера Евгения Матвеева он звучал по радио, с телеэкранов и чуть ли не из электророзеток. И все это с лизоблюдскими славословиями в адрес политрука Брежнева, представляемого ключевой фигурой в этой операции. В то время как имена других настоящих героев тех страшных боев приносились в жертву «руководящей роли партии и лично Леонида Ильича».
После смерти товарища Брежнева как пропагандисты, так и объекты пропагандистского воздействия все вместе дружно выдохнули и расслабились. Ибо отпала необходимость в пропагандистской натяжке, набившей изрядную оскомину и тем, и другим, и в соблюдении связанных с этим ритуалов. А «Малая Земля», изданная умопомрачительными тиражами и удостоенная Ленинской премии по литературе, благополучно отправилась, в лучшем случае, в библиотечные запасники, в худшем – в макулатуру, сослужив по факту дурную службу памяти о том, что произошло в Цемесе. Уж слишком велика была отрыжка на пропагандистский перебор. Поэтому я охотно допускаю, что незадачливые плясуньи, даже будучи местными жительницами, мало что знают о тех событиях. А их отношение к монументу – на уровне других не так давно прославившихся дев, у которых слово «Холокост» ассоциировалось с клеем для обоев.
Риторика в стиле «Никто не забыт, ничто не забыто», конечно, похвальна. И слышать мы ее будем еще долго. Но это всего лишь риторика. Показателем чего является наше и идущих нам на смену поколений отношение к памяти и памятникам, которые с течением времени имеют обыкновение превращаться просто в сооружения из камня и металла, ни эмоционально, ни символически не соотносящиеся с современными представлениями, а зачастую и вовсе наполняющиеся значениями, совершенно противоположными замыслам их создателей. То же самое происходит, например, с государственными праздниками, что из дней, маркирующих политические события, превращаются в просто выходные.
Это процесс естественный, сродни естественному отбору. И выживают в нем те монументы и праздники, которым удается вписаться в уже существующую традицию, найти какие-то живые и понятные знаки, а не вынуть из подвалов истории понравившийся кому-нибудь забытый образ и директивно возвести его в ранг «духовной скрепы».
Поэтому в качестве постскриптума и, так сказать, «рацпредложения» – еще один маленький камешек в столыпинский «огород» как проект по возрождению былого величия. Судя по описаниям (если конечно, амбициозные планы челябинских сторонников этой затеи будут реализованы в полной мере), монумент обещает быть помпезным – 9 метров бронзы, каслинского литья, уральских камней и барельефов. То есть, бронзовый Петр Аркадьевич своей министерской шинелью практически закроет вид на многострадальный кинотеатр «Родина» со стороны улицы Труда.
Разумеется, в процессе принятия решения об установке монумента мнения горожан, как всегда, никто не спрашивал. Однако в непросвещенных, но пытливых умах местных жителей могут возникнуть вопросы. Какое отношение г-н Столыпин имеет к нашедшему, наконец, после долгих мытарств пристанище Органному залу, то есть, культурному учреждению? Или, если сформулировать иначе, – как концертный зал, удостоенный установки монумента поблизости, связан с той ролью, что Петр Аркадьевич играл в российской истории и в частности с переселенческими мероприятиями, столь ключевыми, как утверждают апологеты проекта, для Челябинска?
«Сосед» потенциального монумента, гранитный композитор Прокофьев, расположившийся «в створ» от той же «Родины» в паре сотен метров на другой стороне Миасса, по крайней мере, говоря антропологически, вписан в «ментальную карту» сложившегося городского пространства. Листая нотный альбом, Сергей Сергеич задумчиво взирает на угол филармонии и на то, что осталось от сквера у оперного театра, некогда засаженного сиренью, а ныне превращенного в голую площадку с пожухлыми газонами и парковку для авто. Московский Столыпин стоит у Дома Правительства – странно, правда, что не в бывшей имперской столице, – но, во всяком случае, аллюзии понятны и просты. С челябинским же Столыпиным – не понятно, хоть убей, какими ориентирами руководствовались авторы этой масштабной патриотической идеи. Впрочем, после папы Ландау на Свердловском проспекте и ядерного шпиона во внутреннем дворе детского дворца удивляться уже не приходится…
При этом промоутеры мемориала надеются, что памятник имеет шансы стать местом встреч влюбленных, подобно Пушкину на Тверском бульваре в Москве. Все-таки не дают покоя местным консервативно-патриотическим романтикам лавры столичных монументов! Ход отличный, господа, я бы сказал, общечеловеческий – возьмем не политикой, так романтикой! А потому стоило бы его несколько усилить.
Свидания, говорите? Под полами шинели государственного чиновника? Самим-то не странно? Дабы сгладить потенциальное символическо-пространственное несоответствие и обеспечить монументу незарастающую народную тропу (раз уж идея с фонтанами и верблюдами пришлась не ко двору) все же предлагаю дать в руки министру-реформатору томик его родственника Лермонтова. А еще лучше – присовокупить сюда же и Байрона, который, как известно, был дальним родственником Лермонтова, а стало быть, и Столыпина тоже. Так корректно соблюдем державно-патриотический интерес, а почитаемый ныне российский государственник прошлых лет приобретет вневременной поэтико-романтический флер, которого индустриальному городу, честно сказать, не хватает...
Хотя, все может сложиться и по-другому – камень, с помпой заложенный 25 апреля сего года, камнем так и останется. Прецеденты имеются – например, всеми давно позабытая и окруженная бурьяном глыба с полустертой надписью на Площади Павших Революционеров, все еще хранящей советское название, но по факту превращенной в транспортную развязку. Кстати, почему было не поставить столыпинский монумент именно там, в назидание потенциальным супостатам?
Революционеры-потрясатели основ в новой великой России, конечно, фигуры непопулярные. Но кто его знает, как оно повернется года через два и какие кунштюки выкинет наша мемориальная культура, когда – воленс-ноленс! – подкрадется следующая очень круглая и весьма историческая дата…
Время покажет.
С Первомаем вас – с Днем международной солидарности трудящихся или просто с выходным, кому как больше нравится!
Москва – Челябинск, Макс Орловцев
Москва – Челябинск. Другие новости 30.04.15
Челябинску нужны фрезеровщики: в 2015 году в колледжах отдадут предпочтение технарям. / Готовим пастилу: в Челябинске тракторами передавили 1,5 тонны польских яблок. / 1 и 2 мая общественный транспорт Челябинска изменит маршруты. Читать дальше
* Продукты компании Meta, признанной экстремистской организацией, заблокированы в РФ.
Отправляйте свои новости, фото и видео на наш мессенджер +7 (901) 454-34-42
© 2015, «Новый Регион – Челябинск»
Публикации, размещенные на сайте newdaynews.ru до 5 марта 2015 года, являются частью архива и были выпущены другим СМИ. Редакция и учредитель РИА «Новый День» не несут ответственности за публикации других СМИ в соответствии с Законом РФ от 27.12.1991 № 2124-1 «О Средствах массовой информации».