Недавний карнавальный автопортрет Ксении Собчак – ее точеная фигура в «золотом прикиде» (по собственному выражению КС) православного священнослужителя с накладной бородищей и вызванная этой несколько провокационной фотографией неадекватная реакция в социуме в очередной показали, какая каша варится в головах соотечественников. Насколько они = мы по-прежнему нетолерантны и неспособны к диалогу, не говоря уж о повальном нежелании (неумении?) сограждан хотя бы попытаться понять природу творчества или иных действий ближнего. Бедолагу Ксюшу «бдительные» самозваные стражи православной этики требуют проверить на предмет оскорбления чувств верующих, оскорбления символов, священных для православных и т. д., игнорируя при этом откровенно творческую природу ее маскарада.

Артистичная Собчак, давно уже во многих смыслах «international» с вытекающим из ее воспитания, образования и стиля жизни постмодернизмом, лишь продолжает традиции великих художников – «провокаторов» ушедшего века. Глядя на ее фото в образе мгновенно вспоминаешь созданный задолго до рождения КС – в 1954-м году – «Мой портрет Моны Лизы» Сальвадора Дали, на коем Джоконда обрела волоокий взгляд морщинистых глаз и знаменитые усы испанского сюрреалиста, не говоря уж о грубоватых руках с вожделенными монетами.

Или на ум приходит другая аналогия – «парад католической моды в Ватикане» – несколько зловещий (но завораживающий невозможностью происходящего) фрагмент импрессионистского фильма «Рим» Федерико Феллини, тоже, кстати, снятого лет за десять до появления на свет «Ксюши». В феллиниевской фантасмагории на подиуме сменяют друг друга настоятельницы в головных уборах, «способствующих дополнительной вентиляции помещений»; миссионеры на роликах в «облегченных» одеяниях; сельские священники на великах; скелеты капуцинов, овеваемые прозрачными газовыми покрывалами. А в финале «дефиле» перед публикой «материализуется» ослепительный папа – солнце, чей лик пугает и вполне определенно напоминает советского деятеля Лаврентия Берию, устрашающе поблескивающего линзами пенсне.

В этом же ассоциативном ряду и папа самой КС – первый постсоветский руководитель Ленинграда, им же и переименованного в Петербург ( хотя и по сию пору странно называть Санкт-Петербургом город, расположенный в Ленинградской области) – Анатолий Собчак. В перестроечных 80-х каждое его «явление» на заседаниях последнего Верховного Совета СССР просто ошеломляло. Анатолий Александрович был велеречив и великолепен в своих клетчатых – полосатых пиджаках, этакий микс гоголевского Хлестакова, булгаковского Коровьева и покерного Джокера.

Или – раз уж заговорили о шуте Джокере – как не вспомнить шутовские забавы Петра Великого (ну, кто осмелится бросить в прорубателя окна в Европу камень?!), которому ужасно понравился придуманный в Ватикане ритуал проверки на принадлежность к мужскому полу при избрании нового главы Высокой церкви. Русские хроники того времени рассказывают, что после смерти в 1718 году первого петровского «князя-папы» («всешутейного патриарха», царского учителя Никиты Зотова) Петр Алексеевич, выбирая ему замену, «велел свидетельствовать вновь избранного «папу»: устроил прорезные седалища для кандидатов, и члены собора по очереди «ощупывали, крепко ли их естество».

А дойдя до этого исторического анекдота, неизбежно вспоминаешь, чем (или– кем?) было вызвано появление этой легенды (или взаправдашнего обряда?). А вызвано оно спором вокруг существования женщины, что более семисот лет назад возглавляла Католическую церковь под именем папы Иоанна VIII. Когда же речь заходит о художественных интерпретациях жизни папессы Иоанны (их много, и это неудивительно): что завязке – дочка ремесленника (или миссионера), переодевшись мальчишкой, первенствует среди образованных мужчин – сначала в учебе, потом – в нотариальной и казначейской ипостаси и, наконец, становится самым смышленым кардиналом ; что кульминации – избрана папой; что развязке: в чумном Риме 9-го века только что отслуживший мессу в соборе Святого Петра понтифик возглавил с надеждой ковыляющую по улицам процессию, и вдруг (прямо как у Достоевского) – между базиликой святого Климента и Колизеем – он валится на дорогу, корчится в муках и …. производит на свет ребёнка самым что ни на есть естественным путём – обзавидуется любой современный сценарист- романист), вспоминаешь о « солнце» нашей поэзии, чей день рождения именно сегодня – 6 июня.

Вот с Пушкиным всегда так – накануне даты он непременно о себе какими- нибудь знаками да напомнит. И чем дольше его читаешь, тем больше удивляешься и прогрессивным взглядам, и широте интересов поэта.

Есть у него в записных книжках черновичок – «La fille d'un honnette artisan...» – карандашный набросок на французском трехактной пьесы – из череды замыслов о талантливых, как сказали бы сейчас – self-made mеn, – где речь идет об одной – единственной «woman» – «римской папе» Иоанне.

Пушкина вся эта «церковная бакалея» интересовала не шибко: про головокружительную карьеру переодетой в мужское платье барышни он лапидарно фиксирует: Jeanne à Rome, cardinal; le pape meurt. – Conclave, – elle est faite pape (не нужно даже школьного курса французского, чтобы уяснить) – «Жанна в Риме кардиналом; папа помер. – Конклав, – она становится папой»), хотя источники – произведения своих предшественников – он изучил основательно, его привлекала интеллектуальная одержимость еще одной Жанны (в качестве основного мотива ее поступков поэт подчеркивал «страсть к знаниям» (la passion du savoir) и, рискну предположить, что ввиду некоторых личных разочарований в дамах своего времени и возникших по этому поводу мыслях о некоей, скажем так, феминизации общества, он поместил свою папессу и в другой – более жесткий – исторический период, и сместил акценты ее, так сказать успешности, намереваясь привнести в свой рассказ элементы столь увлекших его философии, социологии и литературы эпохи Просвещения.

Но сначала – об обширной «библиографии» дамы – папы. Еще и потому, что вся эта история повлияла на выбор христианской конфессии популярного ныне персонажа отечественной истории (чью 1000- летнюю годовщину смерти начали недавно отмечать с небывалым для подобного события размахом) для населения управляемого им государства.

Итак, впервые эта необычайная история была опубликована в XIII веке, и позже регулярно «всплывала» то у одного, то у другого европейца, не сомневавшегося в ее правдивости.

Один из первых источников, сохранившийся до наших дней, – хроника Жана Мейли, доминиканца, у которого другой доминиканец – Этьен Бурбон заимствовал для своих хроник историю пока еще безымянной дамы, ставшей папой, благодаря мужскому платью и своим способностям. Датируются события 1100 годом. Герой, вернее, героиня повествования «Семь даров Святого Духа» знала грамоту, много читала, свою карьеру начала с переписчика книг. Автор не упоминает имени персонажа, но дает понять, что речь идет о женщине, так как во время одной из ритуальных процессий папа «упала» с лошади и родила. Разъяренные церковники забросали новорожденного камнями, мать привязали к хвосту лошади и протащили по городу. На месте ее гибели поставили часовенку со статуей красивой молодой женщины с папским атрибутом в одной руке и ребенком – в другой. Позже часовню снесли. Скептики, кстати, парируют: да, был памятник «женщине», но не «папе», а богородице. Снесли же его, поскольку нездоровое воображение необразованного средневекового обывателя рождало, глядя на статую, еретические сказки.

Второй известный источник – «Хроника пап и императоров» Мартина Троппау- капеллана и пенитенциария курии, – в которой он подробно рассказывает о некой Жанне-англичанке, занимавшей папское кресло вслед за Львом IV (847-855) 2 года, 7 месяцев и 4 дня. Жанна влюбилась в ученого монаха-бенедиктинца (слово «бенедектинец» нужно воспринимать как синоним ученого, эрудита). Движимая любовью к мужчине и наукам, она сопровождает своего возлюбленного в Афины, переодевшись в монашеское платье. Получив обширные знания по истории, ораторскому искусству и философии, она едет в Рим, где вскоре избирается кардиналом, а затем и папой. О том, что она женщина, становится известно во время церемониального шествия: между Колизеем и церковью Святого Климентия Жанна – папа родила ребенка. По этой версии, дама – понтифик умирает от родовых мук, т. к. ей не оказали медицинской помощи, и ее хоронят на том же месте. С тех пор церемониальные шествия пролегают по другому маршруту.

Кстати, горячая сторонница реальности персонажа – наша современница, американка, специалист по римской истории Донна Вульфолк Кросс в своем романе «Папесса Иоанна» апеллирует к этому факту и предлагает взглянуть на карту. Старый путь по Via Sacra (дословно – «священная дорога»), теперь переименованной в Via St. Giovanni, гораздо короче! Правда, у скептиков свой аргумент: улица со временем просто перестала отвечать практическим потребностям – она стала узкой для участников процессии, число коих неизмеримо выросло по сравнению с 9-м веком.

В конце X века история женщины-папы докатилась до Руси. Если верить «несторовской летописи» от 991 года, киевский князь Владимир незадолго до Крещения Руси обратился с посланием к Папе Римскому Иоанну XV. Это не понравилось Константинопольскому патриарху, о чем он и указал в своем письме в Киев: мол, «недобро» иметь отношения с Римом, ибо там «баба была Анна папою, идучи со кресты в крещение, родила на улице и умерла… и по той улице папы со кресты не ходят. И вы того зловерия не принимайте и учению их не верьте».

А в 1582 году уже английские торговцы подарили Ивану Грозному памфлет о папе-антихристе, включавший рассказ Джона Бейля «Жизнь папессы Джованни». Царю история – вкратце пересказанная «толмачом» с англицкого – жутко понравилась, и он тут же велел перевести ее на язык «родных осин».

Одна из самых же прогрессивных интерпретаций – с нашей цивилизованной точки зрения – появилась в XVI веке. Писатель Марио Экикола утверждал, что Всевышний вознес папессу Иоанну на престол, дабы продемонстрировать равенство между мужчинами и женщинами. Книгу «Необыкновенная история папы, правившего между Львом IV и Бенедиктом III» в 1691 году опубликовал Ф. Спанхейм, а в 1736-м в Гааге под заголовком «История папессы Жанны» вышел ее французский перевод. «За сущую гисторию» считал эпизод с папессой русский историк XVIII века Василий Татищев. В 1745 году в России ходил лубок о «папе-бабе». Русский поэт Василий Капнист писал в эпиграмме – уже 1810 года: «Чем черт не шутит? Дама там/ По райским золотым ключам/ К святым отцам/ Причлася… С историей папессы Иоанны созвучны и происшествия, рассказанные Боккаччо в «Декамероне». К тому же знаменитой грешнице великий итальянец посвятил главу в книге жизнеописаний 106 знаменитых женщин.

Намёков на Иоанну полно и у язвительного Франсуа Рабле.

Новости «Новый Регион – Челябинск» в Facebook*, Одноклассниках и в контакте

Знаменитый «раскольник» Ян Гус книжку об Иоанне не написал, но, выступая перед Констанцским собором в 1414 году, отмечал: «Без главы и без руководителя была Церковь, когда в течение двух лет и пяти месяцев папствовала женщина… Можно ли считать безупречным и незапятнанным папу Иоанна, оказавшегося женщиной, которая публично родила ребёнка?» И ни один из 22 кардиналов, 49 епископов и 272 богословов ему не возразил. Правда, вскоре Гуса сожгли как еретика.

В 1464 году греческий историк Лаоникий Халкокондл подробно описал строение прорезного стула, изобретенного «по вине» авантюрной особы.

В 1557 году вышел труд Верджерио «Гистория Папы Иоанна VIII, который оказался развратной женщиной и ведьмой».

Известно, что осенью 1831 года римский поэт Джузеппе Джоакино Белли – друг Гоголя, прочитал на вилле княгини Зинаиды Волконской в Риме свой сонет об Иоанне, о чем и просвещенная княгиня, и Николай Васильевич написали одному из ближайших друзей Пушкина, а тот, в свою очередь, передал их рассказ Александру Сергеевичу. Александр же Сергеевич уже «штудировал» в это время наследие братьев Гримм. Увлекшись авантюрной историей о папе – ученой даме, Пушкин (как уже поведал NDNews в недавней майской публикации), в первоначальной редакции «Сказки о рыбаке и рыбке», написанной в Болдино в 1833-м году, живописал сцену, где старуха пожелала стать «Римскою Папой». В окончательном варианте поэт этот фрагмент опустил, а в черновиках сохранилось: «Отвечает золотая рыбка: / «Добро, будет она Римскою Папой». / Воротился старик ко старухе / Перед ним монастырь латинский / И на стенах (латинские) монахи / Поют латинскую обедню…» и т. д.

Тема «папессы» как пьесы впервые возникает у АС в 1833-м году. Еще раз он фиксирует основные мысли этого замысла в 1835-м году. Возможно, планировал написать пьесу по-французски и не в стихах, как допустим, «Маленькие трагедии», а в прозе – точеной и лаконичной, лишь чуть стилизованной, как написаны все его драматические произведения т. н. «четвертого периода» – последнего этапа творчества писателя, совпавшего с началом (1830-е годы) постепенного подъема в русской общественной жизни и в литературе. Тема освободительного движения российских угнетенных в разных формах разрабатывается во многих произведениях писателя, вот лишь несколько примеров – сцены бунта крестьян в «Истории села Горюхина»; разбойники в «Дубровском»; широкое народное восстание в «Истории Пугачева» и «Капитанской дочке».

В ряде набросков художественной и публицистической прозы Пушкина – серьезные размышления его об экономическом упадке «родного» дворянства, о буржуазном перерождении психологии дворян, о подъеме буржуазии, купечества и о возможных последствиях этого процесса для страны, для народа. История западноевропейских стран, экономически и социально более продвинутых, где тот же процесс прошел гораздо дальше, чрезвычайно привлекала литератора, искавшего в ней аналогии с событиями русской современности. Он читал французских историков и социологов – Гизо, Тьерри и пр., изучавших и интерпретировавших классовую борьбу как составляющую исторического процесса. Во всех драматических замыслах второй половины 1830-х Пушкин обращается к западноевропейскому средневековью, к эпохе противостояния буржуазии с феодалами и рыцарями.

В этих пьесах (набросках, идеях) героями стали (задуманы) представители «третьего сословия» (сын богатого купца, дочь ремесленника, сын тюремщика или палача), стремящиеся добиться высокого положения в феодальном обществе. В каждом из трех известных замыслов Пушкина (1834-1835) судьба главного героя складывается по-разному. В «нашем» случае, дочь «честного ремесленника» с помощью дьявола овладевает средневековой схоластической наукой; скрыв свой пол, становится монахом, затем кардиналом и, наконец, римским папой. Ее обман, в конце концов, разоблачается, и «дьявол уносит ее». Все эти идеи Пушкин хотел воплотить в абстрактной Европе, решив максимально обобщить действие, лишить его национальной или исторической конкретности, а героев выписать не с позиции индивидуальной психики, а исключительно как социальные типы. Именно этой задаче – крайней степени обобщения служат и фантастические персонажи: в случае с папой Жанной – это ученый – «демон знания» – le savant (le démon du savoir) .

Вопреки всем предшествующим произведениям о папессе Александр Сергеевич переносит действие во времена инквизиции (XV-XVI вв.), придавая тем самым рассказу дополнительный трагический оттенок. Образ дьявола («демона знаний») позволяет говорить о сюжетной перекличке с «Фаустом». Жаль, что замысел этой пушкинской «маленькой трагедии» остался неосуществленным.

Мне кажется, что его интерпретация легенды о дочери Евы, ставшей «отцом отцов», стала бы отнюдь нетривиальным рассказом о мифической идеальной женщине – красивой, смелой, умной, не боящейся любить.

Мне представляется, что в пьесе непременно нашло бы отражение пушкинское неудовлетворение от весьма скудного уровня образования современниц, что делало большинство из них абсолютно непригодными ни к полноценному общению, например с просвещенными мужьями, ни к интеллектуальной деятельности, для которой прогрессивной Пушкин не предполагал гендерных барьеров. Напротив, поэт поощрял, к примеру, дамские литературные потуги. Если бы не Александр Сергеевич, не увидели бы свет автобиографические записки «Кавалерист- девица» первой отечественной дамы – офицера, ординарца Кутузова – Надежды Дуровой.

Пушкин, обожавший нестандартные личности, познакомился с Надеждой Андреевной в 1835-м году через ее младшего брата – елабужского городничего и картежника Василия Андреевича, вызывавшего у поэта прямо щенячий восторг своим наивным цинизмом и одержимостью «заиметь сто тысяч рублей». Не в силах «оторваться», по собственному замечанию АС, от столь занятного собеседника, Пушкин затеял с ВА переписку, и однажды тот прислал поэту мемуары сестры (мол, «с тоски стала писать»). Пушкин оценил оригинальность этих записок, простой и выразительный язык Дуровой и увлекся необычной личностью русской амазонки. Но, главное, он неустанно побуждал ее к литературной деятельности, писал о ней и ее произведениях прямо таки хвалебные рецензии на страницах своего журнала: «Судьба автора так любопытна, так известна и так таинственна, что разрешение загадки должно произвести сильное общее впечатление…»

Воодушевленная энтузиазмом «первого поэта», Надежда Андреевна не только опубликовала свои мемуары и «Записки», но и начала писать художественные произведения! И к 1840-м году «насочиняла» уже 4 тома; основной лейтмотив ее рассказов, повестей и романов – необходимость преодоления в современном обществе разницы между статусом женщины и мужчины.

Упомяну напоследок ремарки о Дуровой еще и о бороде, что чуть было не погубила карьеру начинающей кавалеристки (по аналогии с накладной бороденкой Собчак эта история наводит на всякие – разные мысли по поводу): Наденька Дурова была вынуждена уменьшить лет на 5 свой возраст и выдать себя за 14-летнего «вьюношу» именно потому, что в казачьем полку, где она служила, полагалось носить бороду.

И тут я опять возвращаюсь к ряженой «Ксюше» – наследнице мировой карнавальной культуры. Вот что поразило меня в стройном хоре довольно грубых хулителей КС и как девицы, и как весьма колоритного персонажа современной российской общественной жизни: среди тех, кто обвиняет ее во всех, образно говоря, смертных грехах, большинство – женщины, многие из которых, судя по риторике, воцерковленные или просто верующие россиянки. Меня, безусловно, сильно интересует – отчего это они так легко готовы отказаться от достижений нескольких поколении суфражисток – ведь любая религия однозначно, по своей природе, несет в себе элементы дискриминации женщин!?

Но, в гораздо большей степени, я хочу напомнить всем этим гонителям невоцерковленных и атеистов: именно либеральная, прогрессивная, интеллигентная по роду занятий часть советского, а потом российского общества, среди которых были и родители Ксении Анатольевны, многие годы внятно требовала от государственных менеджеров: оставьте православных и прочих верующих в покое, не нарушайте отечественную Конституцию, дайте людям возможность без опаски посещать и восстанавливать храмы, если в том заключается их духовная потребность.

И вот, поди ж ты, – минуло 20 лет, и воспрянувшие православные уже готовы, а некоторые – настаивают и даже требуют – стать духовными пастырями всего общества. И их аппетиты растут, и они уже готовы бросить камень – пока вербальный – в молодую женщину, живущую по иным повседневным ритуалам.

Но, кажется, именно об этом писал в своей «Золотой рыбке» сегодняшний именинник 180 лет назад!? «Ай, да Пушкин, ай да сукин сын»!

Ссылки по теме:

Досье на «Золотую рыбку»: немецкий след и римская папа в русской литературе Авторская колонка Веры Владимировой >>>

Прикладная триумфология и другие полезные для жизни науки Авторская колонка Макса Орловцева >>>

Москва – Челябинск, Марина Краенко

* Продукты компании Meta, признанной экстремистской организацией, заблокированы в РФ.

© 2015, РИА «Новый День»