«Нас года три будет потряхивать, но запас прочности есть». Интервью с директором департамента по труду Дмитрием Антоновым
После первой волны коронавируса в Свердловской области официально стало около 120 тысяч безработных, и, в отличие от других кризисов, на этот раз тяжелее всего приходится молодежи из крупных городов. Сколько человек уволят во вторую волну, грозит ли региону новый локдаун и как решать проблемы с безработицей – эти и другие вопросы «Новый День» обсудил с директором департамента по труду и занятости Свердловской области Дмитрием Антоновым.
– В Свердловской области почти 120 тысяч безработных. Такого, наверное, никогда раньше не было?
– У нас и ситуации такой раньше не было. Что мы имеем в виду под ситуацией, которой не было, – это сочетание двух факторов. Это собственно ковид и, если вы помните, в апреле фьючерсы на нефть начали стоить минус 40 долларов за баррель. Экономика тогда просела, а лаг между экономическими потрясениями и рынком труда составляет от 6 до 9 месяцев. Сейчас, к осени, экономика начала реагировать, и те, кто пытался выживать весь этот период, оказываются перед риском увольнения, связанным с закрытием, ликвидацией предприятий. Для сведения, на пике у нас было 120 тысяч 157 безработных, это было 29 сентября, теперь уже меньше, 119 тысяч.
Есть и другие интересные цифры. Безработица оценивается по двум методологиям. Это методология оценки по рекомендациям Международной организации труда, общая безработица, и регистрируемая безработица, то есть это те люди, которые пришли в службу занятости, попали в реестр получателей услуг и в соответствии с законодательством получили статус безработного. Регистрируемая безработица в 120 тысяч человек – это 5,6% от экономически активного населения. Безработица, определяемая по методологии МОТ, – те, кто не имеют и ищут работу, – 6,2% на 1 сентября. Эти две цифры с точностью до полупроцента совпадают. Это небывалое явление. Обычно разбег между регистрируемой и общей безработицей – два-три раза. На очень спокойном рынке труда, например, 2017, 2018 года, – разбег составлял от 4 до 6 раз по разным субъектам РФ, у нас 4-5 раз. Это был аномально большой разрыв, теперь он аномально маленький.
– Это потому что пообещали выплаты?
– В кризис приходить за пособием – это нормально. Это социальная функция государства. Что мы еще наблюдем: за пособием приходит в центр занятости человек, который длительно, более года, иногда и 10 лет, нигде не работал, и процент таких граждан существенно увеличил уровень регистрируемой безработицы, кстати, этот объем данных еще предстоит изучить. У нас есть основания считать, что к нам приходят те, кто работает в серой зоне.
– Лжебезработные?
– Для примера, за три квартала мы провели более 30 тысяч проверок по подозрительным фактам получения пособия, и выявили 2 628 личных дел, которые содержали признаки получения пособий обманным путем на общую сумму в 22 млн рублей, это много, на спокойном рынке труда, в прошлом году, было порядка 6 миллионов рублей. Проверки вылились в 107 уголовных дел. Не по суду, то есть не доводя до судебных действий, вернули около 8 млн, еще 622 тысячи рублей – по решению суда. Таким образом, всего возвращено в бюджет более 9 млн рублей.
– У нас был разговор с людьми, которые на селе работают, предпринимателями, они жаловались, что тяжело в этом сезоне работников искать. Никто работать не хочет – хотят получать выплаты по безработице.
– Так говорят не только фермеры, так говорят строители, так говорят дорожники, так говорят производственники.
– А люди, которые на самом деле лишились работы, их сколько вообще? И кто эти люди, кто терял работу весной и сейчас?
– Я бы лучше говорил, незанятые. Потому что те, кто потерял работу и уволился, – это были наемные работники, но есть еще самозанятые, ИП, длительно не работающие, особенно женщины с детьми. Они все учитываются в наших программах и документах. Я думаю, из 120 тысяч минимум две трети – это наемные работники. Это оценочное суждение, оно сделано на основании 11 лет опыта работы, мы эти цифры еще будем переосмысливать совместно с министерством экономики.
Еще один фактор нынешнего кризиса – это кризис больших городов. Зубаревич (Наталья Зубаревич, ученый, регионалист-экономист, – прим. ред.) в марте давала серию интервью, она сказала, что из-за пандемии будет подорвана сфера услуг, если раньше кризисы были всеобъемлющими, то теперь это кризис мегаполиса. Все так и получилось. У нас безработица везде, где больше 100 тысяч населения: Екатеринбург, Тагил, Каменск-Уральский, Первоуральск (несмотря на то, что он в зоне притяжения Екатеринбурга), Серов. Вот эти города дали ведущий вклад в безработицу. И спасет то, что в мегаполисе иная модель занятости, нежели на селе или в моногороде. Транспортное плечо короткое, время на принятие решения короткое, конкуренция на рынке труда выше, возможностей, в том числе по переобучению, море. Надо просто как-то уметь в этом крутиться. И наша служба в этом помогает – дает направление, информацию, вакансии, причем в рамках госуслуг, бесплатно.
– То есть мы можем говорить, что безработных больше в крупных городах, и именно потому, что это крупные города, выход будет проще?
– Сложно сказать, потому что в крупных городах безработица имеет ковидную природу: это значит, что по рынку труда нанесено сразу два удара. Первая причина на поверхности – коронавирус и все, что связано с ограничениями. Но на рынок труда влияют и экономические события марта-апреля 2020 года. Поэтому как все пойдет сейчас, во вторую волну, так и будет в 2021 году развиваться.
– В департаменте идет какая-то подготовка ко второй волне?
– Мы стараемся не заболеть сами, кроме шуток. Конечно, мы готовы. Мы ведем консультации с Минтрудом России, Рострудом, региональным министерством экономики по прогнозу дальнейших сценариев, и мы видим, кто может просесть в первую очередь.
– И кто?
– Пока сценарий абсолютно идентичен первой волне, пока сфера услуг под риском. Оборонка работает, стройка работает, стройка для нас индикатор. Вторую неделю мы с минпромом объезжаем строительные предприятия, как раз по программе подготовки к универсиаде, там ведется большая работа по наполнению трудовыми ресурсами. В отличие от предыдущих кризисов число вакансий только выросло, в те кризисы число вакансий стремилось вниз, как на сноуборде. Но сфера услуг, общепит, гостиницы, что называется, HoReCa, их трудоустройство проблематично. Это молодые люди, они, как правило, с гуманитарным образованием. На кого их переподготовить, на другого гуманитария? Обучить его ремесленному труду можно, но это время, а работать-то надо уже сейчас, а переучиваться надо полгода, не все готовы. Портрет безработного – им в основном 16-34 года, это наиболее мобильная группа населения, жители крупных населенных пунктов.
– То есть сейчас безработные – главным образом молодежь?
– Безработица помолодела. Среди предпенсионеров безработных нет, все работают, всех оставляют как носителей опыта. Мы не регистрируем массового высвобождения граждан предпенсионного возраста.
Вопрос в чем? Любая безработица лечится только трудоустройством, другой таблетки не придумано. А трудоустройство – это создание рабочих мест, если их нет – нет трудоустройства.
– Вы говорите, надо создавать рабочие места. Рабочие места создает бизнес, но бизнесу сейчас плохо, непонятно, что будет дальше. Видела, что есть идея обучать безработных предпринимательству. Это вообще перспективно?
– Это перспективно, с моей точки зрения. Малый бизнес не создает какого-то большого ВВП, он создает занятость, социальное спокойствие. У нас госуслуга по микрогрантам для предпринимателей архивостребована, несмотря на то, что в силу бюджетных ограничений сумма много лет не меняется – 58 800 рублей. Она на территориях просто одна из топовых услуг. Там малый бизнес – возможность реального заработка. Там нет сверхприбылей, сработал с небольшим плюсом – уже хорошо, можно детей в школу отправить. Зарегистрироваться как ИП, взять теленка на откорм – это хорошо, это работа, или мастерская, или парикмахерская. Я разговариваю с главами во время посещения муниципалитетов, говорю: сформируйте нам социальный заказ, у вас есть центр занятости на территории, у него в плане раздать, к примеру, шесть микрогрантов. Вы сядьте с замом по экономике и составьте план: одна автомастерская нужна, две парикмахерских, одна закусочная, одна обувная мастерская и изготовление ключей. На основании этого можно бизнес-планы принимать на конкурс и целевым образом деньги раздавать. Это более внятная модель и более объективная, чем когда приходит безработный, у него есть бизнес-план, мы не можем отказать, потому что он формально соответствует, он работает полгода, дальше не может, поэтому он должен вернуть пропорционально оставшиеся деньги. Требовать с безработного обратно деньги – от этого всем плохо.
– Есть жизнь кроме коронавируса – у вас были программы по обучению предпенсионеров, женщин в декрете…
– И сейчас есть, чуть-чуть Федерация финансирование уменьшила, не критично, все планы остаются, все деньги распределены, и по мамочкам, которые возобновляют трудовую деятельность, и по гражданам 50+, все работает в рамках нацпроектов.
– Если снова повторится то, что было весной, какая может быть цифра по безработице?
– Я думаю, может, еще тысяч 70 добавится. Но учитывайте, что это не в раз: кто-то пришел в центр занятости, а другой нашел работу и снялся с учета. Поэтому в абсолютных цифрах оценки разнятся, от 135 до 150 тысяч. Есть исторические прецеденты. Грипп испанка – эпидемия длилась 3,5-4 года, гонконгский грипп – три года. В СССР из-за железного занавеса проникновение инфекций было минимальное, но мир-то хлебнул. Я думаю, нас года три будет потряхивать. Но на три года запас прочности есть.
– У кого?
– У государства. Продержимся. Нефть будет востребована, газ будет востребован, металл, пшеница – новый тренд, это новая нефть. Продержимся в том числе и за счет внутреннего рынка.
Екатеринбург, Светлана Загороднева
© 2020, РИА «Новый День»