Первомай как праздник трудящихся отмечают десятки миллионов человек по всему миру. В России профсоюзное движение давно разделилось на две части – массовые провластные профсоюзы и независимые. О том, как выглядит реальная борьба за права рабочих, рассказал «Новому Дню» вице-президент Конфедерации труда России Олег Шеин.
– Есть мнение, что после распада Советского Союза официальные профсоюзы стали придатком управленческой системы и не особо защищают рабочих. Так ли это на самом деле?
– Абсолютно так. Профсоюзные организации в СССР были не профсоюзами в классическом понимании, а служили приводным ремнем между партийной структурой и работниками. Они могли сигнализировать о каких-то недостатках, но чаще существовали для распределения социальных благ – путевок, квартир и прочее. Когда в стране начался переход к рыночной экономике и появились проблемы, в частности, огромные долги по заработной плате в 1990-е годы, большинство прежних профессиональных союзов, переименовавших себя в ФНПР (Федерация независимых профсоюзов России), выступали на стороне работодателя, а не рабочих. Собственно, и сегодня стратегическим партнером ФНПР является партия «Единая Россия». Поэтому неудивительно, что 2001 году ФНПР поддержала принятие Трудового кодекса России, который серьезно ограничил права профсоюзов, расширил права работодателей на увольнение работников и фактически запретил забастовки. И в последующем ФНПР традиционно поддерживала любые правительственные предложения. Да, бывало с оговорками, но поддерживала.
Вместе с тем в 90-е годы формировались и новые независимые профсоюзы. В 2010 году они объединились в Конфедерацию труда России. Сейчас туда входят профсоюзы моряков, докеров, авиадиспетчеров, работников бюджетной сферы, профсоюзы «Учитель», «Университетская солидарность», профсоюз медработников «Действие», а также сетка профсоюзов промышленных предприятий «Защита труда» и так далее. Все эти профсоюзы организовывали забастовки и судились с работодателями, чтобы добиться повышения зарплат и лучших условий труда. В 2018 году КТР собрала 3 миллиона подписей под петицией «Народ против повышения пенсионного возраста». Так что профсоюзы в России есть разные. В Конфедерации труда состоят порядка 700 тысяч человек. КТР входит в состав трехсторонней комиссии между правительством РФ, работодателями и стороной работников, поэтому может вести переговоры.
– Чего удалось добиться независимым профсоюзам?
– Есть общенациональные истории и конкретные ситуации по защите прав работников. Как я уже говорил, нынешнее законодательство недоброжелательно по отношению к профсоюзам. Поэтому рабочее движение всегда находится в обороне. Важно сдерживать всякого рода неправильные инициативы. Например, нашим профсоюзам удалось дважды блокировать правительственное предложение о расширении сферы действия закона о самозанятых на наемных работников. Почему это было важно? Самозанятые работают по гражданским договорам, в которых не прописан ни восьмичасовой рабочий день, ни право на отпуск, ни процедура увольнения. Предлагалось расширить понятие «самозанятый», но такими обтекаемыми формулировками, что самозанятым мог стать кто угодно – хоть полицейский, хоть учитель, хоть президент страны. Если бы Госдума тогда приняла эту поправку, трудовое право оказалось бы в зоне полной диффузии. Но это удалось остановить.
Еще пример. В недавнем послании господин Путин обратил внимание на разрыв зарплат бюджетников в разных регионах страны и поручил правительству решить эту проблему до 2026 года. Изменения в начислении зарплат в госсекторе – то, чего принципиально добивались Конфедерация труда и профсоюз медработников «Действие». Дело в том, что сейчас зарплата бюджетника складывается из маленького оклада и премий. По факту, работник получает МРОТ, а все остальное добирается по усмотрению работодателя. Отсюда и разрывы в размерах зарплат.
Кроме законодательной работы, проводятся акции протеста. Из последнего – крупное выступление профсоюза курьеров в Москве. Тогда удалось добиться снижения штрафов для доставщиков и своевременной выплаты зарплат. Лидер профсоюза «Курьер» оказался за решеткой, и мы вели кампанию по его освобождению (Кирилл Украинцев был осужден за нарушение правил проведения митингов и провел 10 месяцев в СИЗО, которые были зачтены в срок его наказания, – прим. ред.). Во время пандемии ковида профсоюзы боролись за права медиков, работающих в «красных зонах» и не только. В целом, палитра протестов в защиту рабочих была достаточно большая.
– С какими проблемами сталкивается профсоюзное движение?
– Если говорить в целом по России, то основная проблема заключается в том, что реальный рабочий класс вымывается в неофициальную занятость. Это люди, которые работают на полях, стройках, в торговле. У них нет официальных контрактов, либо они получают МРОТ, а все остальное в конвертах. Стало быть, на этих людей не распространяются гарантии Трудового кодекса, а процесс их самоорганизации крайне сложен. По оценкам Росстата, в неофициальной занятости находится не менее 20 миллионов человек в стране.
Про проблему бюджетного сектора я уже говорил. У работников есть твердый оклад, а все остальное зависит от работодателя: «хочу, дам зарплату, хочу – не дам». Есть еще широкая зона срочных договоров, например, в университетах. Если преподаватель находится в условиях, когда с ним заключен контракт сроком на один год, то он двадцать раз подумает, что и как ему говорить, чтобы остаться на работе. Все это – серьезные системные сложности, которые сдерживают развитие профсоюзного движения в России.
– А как можно преодолеть эти сложности?
– Во-первых, надо понимать, что без общей политической демократизации развитие профсоюзного движения невозможно. За последние 15-20 лет огромное количество профсоюзных активистов прошли не только через увольнения, но и сталкивались с уголовными делами. Лет десять назад была волна таких историй с придуманными наказаниями за придуманные нарушения. КТР старалась всегда выручить этих людей.
Вот еще пример. Трудовой кодекс России не позволяет работникам вступать в коллективные переговоры с работодателем, если профсоюз насчитывает менее половины коллектива. Представьте машиностроительный завод, на котором работает пять тысяч человек. Вот для того чтобы люди просто получили юридическое право вести переговоры с работодателем, необходимо, чтобы в профсоюз вступило 2500 человек. Пока профсоюз будет набирать эту численность, активисты будут подвергаться давлению, могут быть уволены. Пороги для профсоюзов, которые установлены в законодательстве, как правило, недостижимы. Не может быть развитого рабочего движения в условиях политического холодного климата.
Второй момент. Профсоюз – это не дядя, который пришел извне и гипнотически воздействует на работодателя, чтобы решить проблемы работников. Да, юридически профсоюзы пытаются делать все необходимое, но чтобы установить новые правила, нужна серьезная солидарная кампания. Например, в моей родной Астрахани мы вели кампанию за повышение зарплат водителям скорой помощи. В городе были акции протеста, массовые собрания, люди записывали видеообращения. И им удалось добиться увеличения зарплат на 40%. А в области – не удалось, потому что такой активности не было. Вот и вся разница.
Готовность работников к коллективным действиям очень важна. В 2010 году авиадиспетчеры добились существенного повышения зарплат, но для этого потребовалась голодовка. Такие акции охватили несколько регионов страны, и госкорпорация была вынуждена пойти на уступки. В дальнейшем профсоюзам оставалось только поддерживать индексацию зарплат.
– С Россией понятно. А как развиваются профсоюзы в других странах?
– В Европе сильные профессиональные союзы, потому что они имеют колоссальные традиции борьбы за свои права. Яркие примеры – движение желтых жилетов во Франции, массовые выступления профсоюзов в Германии, крупнейшая забастовка медсестер в Великобритании. Сейчас достаточно активно работают профсоюзы в странах, куда перенесена промышленность – это Юго-Восточная Азия. Я бы сказал, что и в Африке есть серьезная профсоюзная борьба, причем подчас драматическая. В 2012 году в ЮАР власти расстреляли демонстрацию бастующих горняков. Кстати, и на территории бывшего СССР случались такие конфликты. В Казахстане в 2011 году была массовая забастовка нефтяников, которая закончилась уличными беспорядками. Несколько человек погибли, многие попали в тюрьмы. Мы проводили тогда международную кампанию в поддержку заключенных профсоюзных активистов.
– Какие вызовы бросает современная жизнь рабочему движению?
– Сейчас на рынке труда происходят глобальные изменения. Это распад больших коллективов и атомизация работников. Одно дело – работники завода, которые трудятся вместе. Совсем другое – продавцы, мерчандайзеры, консультанты и так далее. Это все наемные работники, пролетариат в классическом смысле, но их степень организации значительно ниже, чем у заводчан, они более рассеяны.
Еще одна ключевая дискуссия ближайшего времени – платформенная занятость. То есть работник получает задание не в рамках постоянного рабочего места, а через цифровую платформу. Это те же самые курьеры, водители «Яндекс.Такси», репетиторы на онлайн-сервисах и прочие профессии, где цифровая платформа выступает как работодатель. Сегодня в России в режиме онлайн-заказов трудятся 1,7 миллиона человек и еще около 12 миллионов берут такую работу эпизодически. В платформенной занятости де-факто нет трудового права. Там не определен восьмичасовой рабочий день, нет отпусков, больничных, не начисляется пенсионный стаж. Это не совсем классические трудовые отношения, потому что работник вправе отказаться брать заказ, но он может быть оштрафован. Как законодательно регулировать платформенную занятость – актуальная проблема во всем мире. Есть страны, где уже формируется такая практика. В России пока идет дискуссия. Возможно, в Госдуму скоро будет внесен законопроект о платформенной занятости. Мы готовим свои предложения, но сначала нужно понять, каким будет законопроект, чтобы предлагать альтернативу.
Екатеринбург, Валентина Ярославцева
Отправляйте свои новости, фото и видео на наш мессенджер +7 (901) 454-34-42
© 2024, РИА «Новый День»