По данным ВЦИОМа (2000 г.) 26,2% молодых людей теоретически не исключают возможности своего участия в террористических организациях.
Терроризм, безусловно, обладает своеобразной притягательностью – особенно если рассматривать его с безопасного расстояния. Мрачное обаяние террора (шеллианское tempestuous loveliness of terror) – внезапность, скандальность и вопиющая жестокость; анонимность и отрицание каких бы то ни было норм.
Лет сто назад массовое сознание произвело на свет романтичный образ «юноши бледного со взором горящим», который с дьявольской улыбкой швырял бомбы в ненавистный «мир насилия». Сейчас этот образ, безусловно, претерпел некоторые изменения, но все же не очень далеко ушел от первоначального стереотипа. Во все времена и эпохи террористы не испытывали недостатка ни в поклонниках, ни в доверенных лицах, и сегодня мы снова слышим похвалы в адрес новоявленных святых и великомучеников террора.
Обоснование насилия как «последнего довода» свободных людей, не желающих мириться с невыносимыми условиями существования, вдохновляло не одно поколение тираноборцев. Впрочем, на одного Вильгельма Телля приходилось немало самозваных спасителей человечества, видящих в оружии не «последний довод», но панацею от всех зол – как реальных, так и мнимых. Патриотизм с давних пор был последним убежищем негодяя. То же самое справедливо в отношении борьбы за свободу. Можно, конечно, спорить, был ли прав Эдмунд Берк, говоривший, что если «поскрести идеолога, то под ним обнаружится террорист», но зато совершенно очевидно другое: если «поскрести» террориста, то под ним совсем не обязательно скрывается идеолог.
Террористы могут принадлежать к левой или правой части политического спектра, они могут быть националистами или, что реже, интернационалистами, но в основных моментах их ментальность выказывает удивительное сходство. Часто они гораздо ближе друг другу по духу, чем сами подозревают, и были бы готовы признать это тайно или публично. Подобно тому, как технологией терроризма могут успешно овладевать люди самых разных убеждений, его философия также без труда преодолевает преграды, существующие между отдельными политическими доктринами. Она универсальна и беспринципна.
«Взрывы, нападения, убийства происходят друг за другом, окружая территории, создавая у рядовых граждан ощущение беззащитности, провоцируя панику. Государственные органы мечутся между расследованиями, ликвидацией моментальных последствий террора, усилением режима и политическими баталиями – общество теряет стабильность, становится похожим на тех, кто непосредственно был очевидцем терактов…» – думаете, это о сегодняшней России? Нет, это Ольстер 1979 года, цитата из статьи Пола Кларка, корреспондента «The Independent» в Белфасте.
Показательно, что все «долгоиграющие» террористические конфликты принципиально похожи. «Повстанцы» из мятежной (как правило, близкой к метрополии) колонии своими взрывами, нападениями, актами в отношении представителей власти стремятся добиться независимости или «наказать» метрополию за политику, проводимую в отношении их компатриотов.
Такие террористические войны длятся годами; кроме национально-политического фактора, они, как правило, осложнены фактором религиозным. Террористы умело пользуются как внутренними противоречиями внутри метрополии, так и иностранной помощью. Нет такой колониальной (в прошлом) державы, которая не нажила бы себе внешних врагов. Принципиальной целью в такой террористической войне является стабильность общества бывшей метрополии – «повстанцы» не ставят целью (да и не могут добиться) изменение социального строя. Их взрывы и другие акты террора «раскачивают лодку», при этом их не особенно заботят горе и беды собственного народа, на который зачастую обрушивается гнев имперской правоохранительной системы. Наоборот – чем жестче ответ на их террор, чем категоричнее анти-(ирландские, баскские, арабские, чеченские) настроения – тем больше потенциальных боевиков придет под знамена террористической войны.
«Когда террористическое насилие становится массовым и безадресным, общество реагирует на него в соответствии с собственной исторической традицией», – говорит Дональд Ротшильд, соавтор книги «Международное распространение этнических конфликтов: страх, растерянность, эскалация». «Самое страшное, что может случиться – это публичное использование страха политиками или масс-медиа. Ошибки в интерпретации, излишняя подробность в описании трагедии, персонализация жертв и деперсонализация врага – это токсичная взрывчатая смесь, которая легко может привести общество к систематическим убийствам по национальному или религиозному признаку».
Главное в этой ситуации – сдерживать общественные эмоции. Террор – ужасен; жертвы мирного населения – трагедия; террористы – преступники. Но, во-первых, террор навязан конкретными людьми, а не той или иной национальностью или конфессией. Во-вторых, это не война, а особый вид преступности. В-третьих, чем больше общество будет обсуждать акты террора, тем сильнее оно «заведется». И, наконец, общая рекомендация всех специалистов по антитеррору и разрешению конфликтов – государство в своей борьбе с терроризмом должно, по крайней мере публично, делать все в рамках собственных законов.
© 2001, «Уральское федеральное обозрение»
Публикации, размещенные на сайте newdaynews.ru до 5 марта 2015 года, являются частью архива и были выпущены другим СМИ. Редакция и учредитель РИА «Новый День» не несут ответственности за публикации других СМИ в соответствии с Законом РФ от 27.12.1991 № 2124-1 «О Средствах массовой информации».