Российская пропаганда более прямолинейна, а на Западе мейнстримные интерпретации институциализированы. Язык «Холодной войны» усваивается с обеих сторон. Поляризация мнений – результат интеллектуального кризиса журналистского сообщества. Такое мнение в интервью NDNews высказал координатор организации «Левый Фронт» Алексей Сахнин в рамках спецпроекта «Кремлевская пропаганда: что это такое?»

Специфика российской пропаганды в том, что она несколько более прямолинейная, чем западная. Действительно существуют т.н. «темники», черные списки людей, которых нельзя звать на голубые экраны, которых лояльные СМИ стараются не упоминать.

Российское телевидение, например, вырезает кадры – договариваешься на прямой эфир, а потом в эфир выходит ровно половина сказанного. Вырезают даже слова из предложений.

На Западе все-таки такое не принято, но и там, конечно, пропаганда своего рода существует. Я бы сказал, она в гораздо большей степени связана не с цензурой, как институтом, а с самоцензурой. Институциализировано то, что можно назвать мейнстримом.

Меня, честно говоря, поразило, как это работает. Скажем, есть традиционная укоренившаяся интерпретация – отношение к России, мягко говоря, критическое. Поэтому любая критическая информация воспринимается на «ура», а любая попытка проблематизировать, отказаться от одномерных оценок вызывает удивление и неприятие.

Такое действительно существует, и когда российские власти или российские медиа упрекают западных коллег в необъективности, это часто имеет под собой основания.

Однако это реализуется не через административный диктат, когда чиновник приходит в газету и говорит: «Вот этого не пишите». Для этого у них нет аналога нашей администрации президента, которые прямо курируют большие СМИ. Наверняка на Западе не будут вырезать критические высказывания из интервью – такого нет. Это скорее не «западная цензура», а западная институциализация мейнстримных интерпретаций – и она чертовски эффективна. Я не хочу сказать, что проблематизации там не существует, но есть много ограничений.

Например, я активно сотрудничал с медиа Швеции – критика российского режима воспринималась на «ура», это с удовольствием печатали крупнейшие газеты. А попытки оценивать происходящее на Украине воспринимались очень сложно. В итоге у меня несколько публикаций в крупнейшей газете вышли, но это было непросто, на это была неоднозначная реакция. Мне кажется, это проблема западного гражданского общества. Она очень многими осознается, обсуждается и, тем не менее, существует.

Язык «Холодной войны» усваивается не только российскими медиа (в России усваивается в очень грубой форме), но и западными – только в других формах.

Критика российского режима, которая широко распространена на Западе – «Россия – это Северная Корея», а «Путин – это Гитлер». Она абсолютно лишена всякого содержательного смысла, и в то же время никакого ущерба этому путинскому режиму не наносит.

Или другой пример: я и раньше слышал такое мнение, что Россия представлена на Западе преимущественно либеральными спикерами, которые, конечно, представляют кого-то в России – но, мягко говоря, не большинство. Можно сказать, ничтожное меньшинство. И вот это гипертрофированное внимание только к одной позиции ведет к упрощению и аберрации восприятия.

Я хуже знаю украинский медиарынок – но он так же, как и российский, не является абсолютно унифицированным. Но мейнстрим обрел такие же чудовищные формы, как и в России.

В киевской пропаганде огромное количество фейков, а мейнстримные медиа используют такие чудовищные слова, как «ватник». По-моему, это недопустимо, это реализация пропагандистских задач, а не информирования населения. В этом смысле украинская и российская пропаганда представляют друг для друга идеальную пару, гармонично сочетаются.

Все-таки российские пространство отличается от северокорейского, даже теперь. У нас все же есть либерально-оппозиционные медиа, которые, кстати, тоже не без греха, но он отстаивают иную точку зрения и дают иные интерпретации. У человека, желающего найти альтернативные источники информации и интерпретации, есть все шансы – но, конечно, мейнстрим все равно сказывается.

Пространство общественной дискуссии неизбежно деформируется под влиянием мейнстрима. Например, даже в оппозиционном медийном «гетто» возникает массовая реакция тотального использования логики от противного: если ОРТ сказало, что на Украине есть фашисты, значит, их точно нет. И возникает эффект поляризации в общественной дискуссии, который до предела упрощает любую проблему, сводит к бессмысленной тавтологии.

Или, например, навязываемая мейнстримом шпиономания – что «существует пятая колонна», «лапы международного империализма тянутся к русской духовности», – она зеркально отражается даже в тех медиа, которые стараются строить некую культурную альтернативу. Там тоже появляется материалы, согласно которым, если человек критично оценивает ситуацию на Украине, то он кремлевский агент. Мне такое, например, досталось, но я считаю, что это проявление интеллектуального кризиса оппозиции, нашего журналистского сообщества.

Пропаганда проявляется в подобных типах высказывания: «ага, мой оппонент не согласен, потому что ему платят враждебные спецслужбы, а если б платили дружественные, тогда мнение было бы другое». И главная ответственность за это лежит на мейнстриме. Возможно ли какое-то абсолютно независимое культурное пространство в условиях, когда доминируют примитивные пропагандистские интерпретации? Думаю, это как минимум проблематично.

Москва, Софья Метелкина

© 2014, РИА «Новый Регион»

Публикации, размещенные на сайте newdaynews.ru до 5 марта 2015 года, являются частью архива и были выпущены другим СМИ. Редакция и учредитель РИА «Новый День» не несут ответственности за публикации других СМИ в соответствии с Законом РФ от 27.12.1991 № 2124-1 «О Средствах массовой информации».