Очередная серия спецпроекта РИА «Новый День» Язычник посвящена слову, которое сегодня будет звучать довольно часто. Но только в одном значении. Между тем, слово это неоднозначное и с богатой историей. Поэтому мы снова отправляем в языковые дебри вместе с проводником – филологом Эммой Прусс:

«Если вы думаете, что уж партия – то не может быть словом загадкой – вы просто не знаете, с каким многоликим Янусом имеете дело. Этот галлицизм латинского происхождения (известный задолго до того, как его превратил в литературный памятник Владимир Владимирович М. в одиознейшей поэме – пропаганде) растворился в массе, казалось бы, различных лексем и смыслов. Но при рассмотрении под лингвистической лупой у них обнаруживается крепкая ментальная связь – когда целое дробится на части, а кусочки вновь, словно магнитом, собираются в нечто общее. Поэтому у всех земляков- родственников партии отмечают общее так называемое прототипическое значение – «часть, подмножество в составе некоего множества».

Итак, приступим. Партия проникла в «великий и могучий» при Петре Первом. Впервые это слово в тексте зафиксировал в 1723-м году отец тогдашней публицистики, а также архиепископ, поэт, философ, математик – универсальный ученый и общественно-церковный деятель петровской эпохи Феофан Прокопович (в значении – «отряд»: «Как приводят и ставят <войско> на бой; как разделяют, как совокупляют партии». – Слово о мире).

Языковеды не уверены, что слово в Россию пришло прямиком из Франции. Такой уважаемый эксперт по палеолингвистике, как Фасмер (а он ссылается, в свою очередь, на Шульца – Баслера) полагает, что учитывая эпоху её появления в русском языке, партия прибыла окольными путями из Польши – partja или занесена немцами – partja. Но все этимологи единодушны (прямо как члены ЕР), что и немецкое, и польское слово произошли от французского partja, которое рождено латинской лексемой partja – «часть», а она представляет из себя производное от глагола (тоже из латыни, разумеется) – partiri – «делить».

В течение 19-го века партия кроме значения «отряд» приросла и всеми прочими семантиками. Так стали называть структурированную политическую организацию, имеющую программу и устав: «Есть такая партия», – выражение, приписанное Ленину сталинскими пропагандистами.

«…нельзя допустить существование других партий», – а это уже реальные слова – от Берии, сказанные в 1953-м году…

Кстати, о мифической идиоме Ленина, цитируемой в СССР с утра до ночи. Это, конечно, не совсем по нашему «языческому», профилю, зато история показательна и для современной политической повестки, как мне кажется.

Фальш-слова Ильича подавались историографами как переломный момент в борьбе между большевиками и умеренными социалистическими партиями в Петроградском Совете (рабочих и солдатских депутатов, для тех, кто не в теме). Позднее фраза реально стала идиомой – ее употребляли уже во всех мыслимых контекстах (а не только в политическом), подчеркивая само существование явления или организации. И это занятно уже с точки зрения физики и метафизики: самой-то фразы как явления не существует.

Согласно канонической легенде (версий, правда, несколько), произнесено это непроизнесённое было на Первом Всероссийском съезде Советов рабочих и солдатских депутатов. Дело было в конце июня 1917-го года в тогдашней столице империи, в здании Первого кадетского корпуса на Васильевском острове. Уже без царя-батюшки, но еще до 25 октября.

Главные партии (в переносном музыкальном значении – «отдельная часть в многоголосом или симфоническом произведении для одного певца или одного инструмента») на том собрании исполняли, как известно каждому выпускнику советского вуза, сдававшего экзамен по истории партии, меньшевики и эсеры. И вот меньшевистский лидер Ираклий Церетели констатирует: «В настоящий момент в России нет политической партии, которая говорила бы: дайте в наши руки власть, уйдите, мы займём ваше место…»

И тут Ленин (согласно большевистскому апокрифу) вскакивает с места и из зала выкрикивает: «Есть такая партия!» Большевики аплодируют, оппозиция потешается… Владимир Ильич продолжает говорить: «Он [Церетели] говорил, что нет в России политической партии, которая выразила бы готовность взять власть целиком на себя. Я отвечаю: «Есть! Ни одна партия от этого отказаться не может, и наша партия от этого не отказывается: каждую минуту она готова взять власть целиком». Конец легенде.

А теперь, вспоминая ироничную Иоанну Хмелевскую, разберемся, что, на самом деле, «сказал покойник». У вас не сохранилось дома ППС Ленина?! Сдали букинистам или вовсе – как макулатуру?! Это вы, батенька, поторопились. Ну, так вот, как обладательница 32-го тома сочинений вождя мирового пролетариата номер три (после Маркса с Энгельсом), я вам открою секрет: фразы «Есть такая партия!» – в полной версии речи, произнесенной Владимиром Ильичом Ульяновым-Лениным перед соратниками и оппонентами на историческом Первом съезде– нет.

Но где-то в середине спича в наличии отрывок, что по легенде шёл после этого утверждения: «Он говорил, что нет в России политической партии, которая выразила бы готовность…». Речь Ленина полноценна и логична – никого он не перебивал, дослушал товарища Церетели и культурно выступил после него. Смех и аплодисменты – с разных сторон в томике тоже отмечены. Так что, поздние сказители советской партийной истории добавили в легенду лишь одну фразу. Случилось это в сталинские времена. Кто из пропагандистов столь удачно вывел квинтэссенцию ленинской речи – неизвестно, но сработано хорошо. На века. Кратко, сжато, остроумно. С учетом ленинской органики – что и сделало этот идиоматический новодел таким достоверным.

Мы же помним, что советское искусство (особенно кино) неизменно подчеркивало импульсивность холерика ВИЛ, поэтому визуально представляем, как подвижный Ильич вскакивает и перебивает «коллегу». И немногим приходило в голову, что при всей своей энергичной эмоциональности Ленин был еще и очень организованной личностью, и воспитанным человеком с университетским юридическим образованием, поэтому вполне цивилизованным образом участвовал в партийных и прочих съездах: водой собеседника не обливал, матом не крыл и даже не перебивал…

«Есть такая партия» остается мемом и в наши дни. Например, с продолжением «замечательная партия наркотиков из Таиланда». А уж в советские времена идиома звучала и использовалась повсеместно. К слову, к 31-й годовщине Октября под таким названием экспонировалась картина Евгения Кибрика, на ней Ленин – рядышком со Сталиным. Художнику Евгению (Герцу) Кибрику на момент проведения съезда, где Ленин полемизировал с социал-демократической оппозицией было 11 лет. Он прекрасно себе жил под Херсоном – Одессой – в теплом маленьком Вознесенске на деньги, что приносил семье бизнес папы Адольфа (хлеботорговца и судовладельца), в частности, пароход – тоже «Адольф», что перевозил грузы по Днестру, – и знать не знал, что обсуждают и затевают меньшевики и большевики в столице империи, тем более, был не в курсе, что и как сформулировал некий Ленин. Это ему потом соратники Сталина (из тех, что были главными по культуре, а заодно и пропаганде) рассказали про заветные поворотные слова в отечественной истории и заказали, как художнику – ленинианцу (после цикла «Ленин в 1917-м» году, отмеченного в 1947-м году Сталинской премией), еще одну серию работ – кирпичик в визуальную мифологию о вожде – «Есть такая партия!» За эти рисунки товарищ Кибрик, кстати, тоже получил Сталинскую премию – в том же году, как нарисовал.

Однако я отвлеклась. Итак, партия за остаток 18-го и за 19 век освоилась в русском языке во многих сферах. Она, кроме приведенных выше смыслов, обозначала и «группу лиц с общими интересами в коллективе, разделённом противоречиями» – как у давно забытого автора: «но этому противилась партия Дворянского Собрания».

И «коллектив, совместно работающий или перемещающийся в полевых условиях» – типа, геологическая партия или партия золотоискателей, если подходить менее формально.

И «состав игроков, участников в игре»; а затем и саму игру, Молчалин в «Горе от ума» пресмыкается перед старухой Хлёстовой: «Я вашу партию составил: мосьё Кок, Фома Фомич и я».

И комплект – неважно чего, стал партией: так появилась партия чулок, партия пальто, партия бразильского кофе.

И танцующие во времена Грибоедова и Пушкина соединялись в партии. И много чего ещё, в том числе уже устаревшего и давно неупотребляемого именовалось партией. Например, в значении «устраивать заговор» – чинить/делать/устраивать партию. Или партия как «отряд, отделяемый от основного корпуса войск для выполнения специальной задачи (разведки, перехвата почты и т. п.)». А также действия, боевые операции такого отряда – разведка или бой.

Партия обжилась и в матримониальной сфере. Причем, одно время так говорили о неблаговидном и неприемлемом варианте брака – по расчету, но позднее фраза «он/она составил/а хорошую партию» стала нейтральной, а потом даже изысканно-старомодной.

Более того, партия стала прирастать новыми словесными конструкциями. Так, если партия и партиция означали часть «многогласной музыки, исполняемой одним» (неважно, голосом или инструментом), то партитура стала собранием всех частей – партий.

Крылатым стало выражение «дух партии». Esprit du parti. Так чаще всего говорят о пристрастности и фанатизме.

Партия не избежала, как и прочие заимствования, нападок ярых поборников чистоты русского языка. Да и другие пишущие нет – нет, да и пытались лишить слова-иностранцы российского подданства. Как замечает В. В. Виноградов в «Очерках по истории русского литературного языка XVIII – XIX веков»: «...уже во второй половине XVIII в. крепнет даже среди западнически настроенной русской интеллигенции убеждение в необходимости замены галлицизмов литературного языка национальными русскими соответствиями или подобиями. Характерно в этом смысле замещение французских слов русскими или книжнославянскими в позднейших редакциях» Писем русского путешественника» Н. М. Карамзина. Так, вояж заменено словом путешествие, визитация – осмотр, визит – посещение, партия за партией – толпа за толпой...» (Виноградов. Очерки, 1982 или 1994).

Несмотря на периодические гонения, к концу 19-го века партия основательно укрепилась в русском языке, но по какой-то необъяснимой причине не обросла производными словами. Тогдашние вершители языковой моды даже запрещали это делать склонным к авангардистским лингвистическим экспериментам коллегам или литераторам.

Так педантичный И. М. Николич в статье «Неправильности в выражениях, допускаемые в современной печати», опубликованной в 1878-м году в первом выпуске «Филологических записок» строго наставлял: «От существительных «армия, гвардия, кавалерия, Сицилия, лилия, линия» образуются прилагательные «армейский, гвардейский, кавалерийский, сицилийский, лилейный, линейный», но от существительных, заимствованных из латинского языка, как то: партия, акция, фракция, конструкция и т. п., прилагательные имена не производятся. Только в исключительном значении от слова партия вместо чисто-русского «отряд» можно образовать прилагательное «партионный», т. е. ведущий партию (офицер)».

Однако у языка и его носителей свои законы. И Николич им не указ, точнее, указ – до поры, до времени. Выспренное, выдуманное дерптскими филологами слово «партионный» в русском литературном языке и, тем более, в разговорной речи, не удержалось. На смену ему, лет через пять после статьи Ивана Михайловича (он был, кстати, действующим педагогом – словесником и чиновником по линии просвещения – помощником (замом) попечителя рижского и казанского учебных округов, действительным статским советником) и через четыре года после его смерти, пришло такое удобное для нашего речевого аппарата и созвучное прародителю из латыни слово «партийный».

И, кстати, у партионного тоже был предшественник – слово «парцилярный». Его употребляли с начала 1840-х годов. Оно фиксируется, например, у Виссариона Белинского, и из его статей перекочевало в другие тексты.

Если же продолжить разговор о дальнем родственном круге партии, то в него войдут и прилагательное партикулярный – «частный; неофициальный, неслужебный, неформенный». Семантикам понятна – речь идет о той части жизни индивидуума, что глубоко приватна и вмешательству общества не подлежит. Раньше чаще употребляли сочетание «партикулярное платье», сейчас так обычно говорят о мечтах или мировоззрении.

Родня партии и французские лексемы партизан, и партнер.

Что же касается вынесенной в заголовок этого выпуска Язычника цитаты из поэмы Маяковского «Владимир Ильич Ленин»: «Слова у нас, до важного самого, в привычку входят, ветшают, как платье Хочу сиять заставить заново величественнейшее слово – партия». Свое партикулярное мнение по поводу автора и интенции его текста, пожалуй, попридержу. Поэму эту никто не читает, поэтому ее воздействие на умы исключено. Однако рискну порекомендовать ее для прочтения нынешним партийцам – и современным «большевикам», то есть, членам партии власти, и прочим «меньшевикам и эсерам».

Это у современников центральная поэма ВВМ не вызывала энтузиазма и интереса, потому что фанаты его раннего творчества не увидели – не услышали в ней хоть капли нового по сравнению с поэтикой футуризма, а тогдашняя рапповская критика сочла поэму «зарифмованным пособием по истории партии». Но для нынешних выдвиженцев и, возможно, реальных желающих поучаствовать в строительстве будущей России будет полезным опытом познакомиться с неким духом этого безусловно документального произведения, в котором есть и пафос сотворения нового художественного языка (а не унылое перетирание замшелых конструкций из бессмысленного набора слов – от патриотизма до компетенций с цифровизацией), и пафос сотворения нового мифа (а не вялое копание в сомнительных скрепах)".

Москва, Эмма Прусс

© 2021, РИА «Новый День»