Латвия уже который раз стоит перед непростым выбором: правительство республики громогласно и с завидной самоуверенностью объявило о решимости войти в еврозону. Другого де нет у них пути. В то же время уровень евроскептицизма народных масс в Латвии зашкаливает. Присоединение к Евросоюзу расценивается как новое нашествие крестоносцев, современный колониализм, а воспоминания о Латвийской ССР превратились в ностальгию об утраченном рае, – пишет прибалтийский обозреватель «Нового Региона» Илья Никифоров.

«Новый Регион» уже писал, что, если повнимательнее взглянуть на образ жизни политических элит стран Балтии, то они и по сей день остаются Прибалтийскими республиками и культивируют не столько европейскую демократию, сколько советскую партократию. Темную сторону нашего общего прошлого узурпировали политические карьеристы, а светлые воспоминания наоборот достались простым литовцам, эстонцам и латышам. Ну, и, разумеется, местным балтийским русским.

Один из эстонских телеканалов (а именно – TV3) совсем недавно посвятил одну из своих интерактивных программ обсуждению вопроса «Была ли в Эстонской ССР жизнь лучше, чем сейчас?». Передача шла на эстонском языке, аудитория телеканала этнически однородна – сплошь эстонцы. У местных русских свои предпочтения – телеканалов достаточно много. Так вот результаты голосования в прямом эфире по специально выделенным телефонным номерам поразили самих ведущих. В середине получасовой передачи за то, что жизнь в Эстонской ССР была лучше проголосовало 62%, а против этого высказалось лишь 38% эстонцев-телезрителей. Уж на что ведущие старались повернуть мнение голосующих в сторону дня сегодняшнего, но исправить картину им не удалось. К концу передачи пропорция, конечно, стала смещаться в «политически правильную» сторону, но победили все равно сторонники Эстонской ССР. «За» лучшую советскую жизнь высказались 57%, за «антисоветскую» – 43%. Пока шло голосование ведущий и его напарница этаким бодрячком вели телефонные разговоры в прямом эфире. Звонившие в студию, как правило, уклонялись от определенных ответов и находили светлые стороны как в прошлой и в сегодняшней жизни. Один мужик из сельского уезда Ярвамаа был более конкретен: он высказал убеждение, что «молодежи сейчас приходится очень трудно», а раньше даже «колбаса была все-таки из мяса». В промежутках между телефонными разговорами в эфир шли отснятые сюжеты. Самым оптимистом оказался говорящий по-русски бомж. «Сейчас, наверное, лучше!», – сказал он и многозначительно посмотрел на репортера.

Русские жители республики отвечали на другой вопрос, но похожий. Два «сиамских» русскоязычных интернет-портала postimees.ru и dzd.ee задали своим читателям лобовой вопрос: «Где вы хотели бы жить?», на что более половины читателей (58,4%) ответили прямо – « «в СССР». Для сравнения: в нынешней Эстонии – 7,4%, в США – 2,6%, в России – столько же.

В Риге разорвалась социологическая бомба. Очередное исследование общественного мнения показало, что почти половина латвийцев (42,6%) полагают, что Латвия «не сможет существовать как независимое национальное государство». Чуть больше – в рамках погрешности – оказалось и тех, кто с этим не согласен – 46,2%. Большинство (54,4%) латвийцев – латышей и местных русских – стоят на том, что в составе СССР Латвии жилось хорошо. Поклонники распада СССР оказались в меньшинстве.

Если безоглядные патриоты и закоренелые скептики разделились поровну, то в отношении Западе и те и другие оказались на удивление солидарны. 70,9% латвийцев твердо убеждены, что «старая Европа» просто использует Латвию. Убеждены в альтруизме Брюсселя и Вашингтона только 3%. Вхождение Латвии в Евросоюз лишь затормозил экономическое развитие страны. Вопросов о введении вместо национальной валюты – лата – единого евро, социологи не задавали. Видимо, поостереглись.

Переоценка прошлого происходит тогда, когда резко и болезненно меняется оценка настоящего и перспектива становится туманной. Вряд ли кто-нибудь в Прибалтике всерьез подумывает о реставрации былых времен. Но от роли исторической памяти как масштаба и мерила происходящего – здесь и сейчас – ни нам, ни детям нашим никуда не деться. Коллективная память рождает коллективные образы и картины прошлого, т.е. миф. Миф не плох и не хорош. Миф это то благодаря чему мы понимаем друг друга, уверены, что понимаем предков и надеемся на понимание потомков. Так что без мифов никуда.

Историческим мифом измеряется миф политический. Так и в сегодняшней Прибалтике неискушенная в политологических доктринах общественность оценивает успехи и поражения своих сегодняшних вождей тем, чем умеет и тем, что есть в распоряжении – воспоминаниями молодости. Глупо было бы сетовать на то, что одни поминают только прекрасный фасад, а другие исключительно неприглядную изнанку и то, что доступная и натуральная колбаса оказывается дороже свободы. На самом деле спор идет не о том у кого колбаса была толще, а о том, куда идти дальше? Под чьим, так сказать, руководством?

Президент РФ Владимир Путин мастерски использовал политический запрос на ностальгию по СССР. Наполнив свою право-либеральную экономическую программу символами бывшего Советского Союза, гордостью за «большую родину», горечью за утраченное и т.д. Золотой век, которого не вернешь (поэтому Кургинян и не президент РФ) плавно перетекал в планы возрождения былого величия. На самом деле Путин ни минуты не собирался восстанавливать СССР. Это пУгало для взрослых прибалтов. Все восстановление ограничилось новым старым гимном. Ни экономическое планирование, ни военное строительство, ни внешняя политика, ни внутренние дела ничего общего с Советским Союзом не имеют. А это кстати, питательная среда для новых волн ностальгии. То есть на самом деле новых волн иносказательно критики современных порядков. До сего дня Путин умело конвертировал энергию ностальгических волн в энергию своего политического режима, но может случиться как в Прибалтике, Энергия ностальгии начнет глушить энергию текущей политики.

Для Эстонии и Латвии и даже для Литвы, имеющей в далеком средневековом прошлом образ славной собственной государственности, всегда было важным воспитывать в гражданах чувство государственности. Не можешь – научим, не хочешь? Заставим! Государство – ценность. Государство – состоятельно. Государство может дать больше чем другое государство. Это самая больная точка. Ахиллесова пята прибалтийской политики. Нет массовой поддержки во что бы то ни стало, нет государства. Или как минимум государство построено на песке, без фундамента и подведенных коммуникаций. Дунет ветерок посильнее, ударит морская волна повыше и… Обвалится крыша – придавить может.

Из этой неуверенности или шаткости основания проистекает истерически упрямая борьба за правопреемство, оккупацию, государственный язык. Самими себе приходится доказывать, что без государственности никак нельзя. Литератор и президент Эстонии Леннарт Мери в интервью журналу «Дружба народов» очень точно сказал: «Допускаю, что воля эстонца жить суверенным государством значительно слабее, чем у голландца или бельгийца, или – зачем ходить за примером так далеко – у финна…. Государство создается один раз и теоретически навечно. Это похоже на возникновение жизни». В таком случае внутреннюю волю приходится дополнять (подменять) государственной политикой, в т.ч. и политикой в сфере госбезопасности.

Уже четыре года страны Балтии борются с кризисом. В качестве экономической стратегии выбрана была и в Латвии, и в Эстонии, и в Литве неолиберальная концепция тотального сокращения бюджетных расходов. Для выхода из кризиса народ должен быть мотивирован на работу голодом и бедностью. Сторонники политики урезания расходов рассказывают о Латвии, как о стране, которая может стать для Европы примером решения финансовой дилеммы через «внутреннюю девальвацию» или резкое снижение зарплат. Согласно монетаристской доктрине, шоковая терапия и бедность могли стать почвой для восстановления благополучия в будущем. Альтернативы этой политике – девальвация, стимуляция потребительского спроса, поддержка национального производителя – были отметены напрочь.

Общество Латвии не верит своим политикам, которые заверяют, что страна выходит из кризиса. Шестеро из десяти латвийцев полагают, что страна развивается в неправильной направлении и лишь 14% ответили, что экономическое положение улучшилось. Как следствие, доволен своим правительством лишь каждый пятый.

Правительство Латвии выбрало «политику урезания». В результате значительная часть рабочей силы решила эмигрировать. Это в свою очередь удержало безработицу в стране на уровне 15%. Более усидчивые португальцы или испанцы имеют де и более высокий уровень безработицы. Сперва хладнокровные латыши протестовали, устраивали беспорядки на улицах Риги. Затем накал страстей спал. Пар ушел в свисток: Сейм был распущен и прошли внеочередные парламентские выборы, сменился президент, провалился референдум о введении вторым государственным языком русского. Латыши и местные русские начали эмигрировать туда, где могут найти работу. За последнее десятилетие Латвию покинули почти 200 тысяч взрослых, трудоспособных мужчин и женщин, или 10% населения. Темпы эмиграции не снижаются. Точно такие же процессы происходят в Литве и Эстонии, где население сократилось до уровня 1959 года, а демографические потери этнических эстонцев скоро превысят демографические потери от Второй мировой войны

Успех неолиберальной политики в Латвии – политический миф. Экономика страны в 2008-2010 гг. съежилась как шагреневая кожа аж на 25%. Важнейшей причиной такого жесткого падения стало то, что иссяк приток иностранного капитала. А ведь казалось, ему нет конца и края. Шведские ипотечные кредиты, раздували мыльный пузырь на рынке недвижимости. А когда он лопнул… В придачу правительство взяло на себя все обязательства рухнувшего банка «Парекс». Выбор в такой ситуации у любого правительства был не велик: либо резкая девальвация лата, либо тотальное сокращение государственных расходов, в первую очередь за счет сокращения зарплат, пенсий, социальных пособий. Латвия – не Греция и не Италия. Пенсии и пособия в ней и так одни из самых нищенских в Европе. Но от девальвации власти категорически отказались, чтобы в будущем соответствовать критериям вхождения в еврозону. Зарплаты «бюджетникам» были срезаны на треть, упал объем потребления. Только финансовая поддержка со стороны Евросоюза и МВФ позволила Латвии пережить кризис. Но скоро Латвии придется отдавать занятые у МВФ деньги.

Долговая нагрузка в Латвии легла в основном на плечи частного сектора. Крупные корпоративные игроки выкрутились, а за ипотечные кредиты ответственность своим имуществом несут десятки тысяч семей простых латвийцев, которые либо уже оказались «на улице», либо им грозит эта участь. Естественно популярной политика урезания расходов быть не может. Но и ее оппонентам не удается воспользоваться шансом взять власть в свои руки. Так сложилось, что главный критик неолиберальной экономической политики партия «Центр согласия», опирающаяся в значительной степени на голоса русских граждан Латвии. Правые партии до сих пор умело играют на страхах перед Россией, и даже самый суровый секвестр бюджета для значительной части националистически настроенных избирателей выглядит привлекательнее, чем попадание под московское влияние. Но, судя по всему, кредит доверия неолиберальной политике подходит к концу и даже русский медведь оказывается дружелюбнее постоянного кризиса. Принятая в Латвии и в Эстонии модель кризисного управления оказывается не всемогущей и неприемлемой для остальных стран Европы. Только маленькая Латвия может позволить себе в борьбе с безработицей вытолкнуть сотни тысяч молодых здоровых работников, потому что большой европейский рынок труда способен «переварить» латышей, как Финляндия успешно переваривает эстонских медсестер, провизоров и строительных рабочих. И только в Прибалтике постоянно тлеющий национальный конфликт является важным политическим ресурсом для продвижения неолиберальной модели посткризисного управления.

Таллинн, Илья Никифоров

© 2012, «Новый Регион – Москва»

Публикации, размещенные на сайте newdaynews.ru до 5 марта 2015 года, являются частью архива и были выпущены другим СМИ. Редакция и учредитель РИА «Новый День» не несут ответственности за публикации других СМИ в соответствии с Законом РФ от 27.12.1991 № 2124-1 «О Средствах массовой информации».