Останутся одни развлечения: цензура уничтожает кино и телевидение
Политическая элита России настолько боится критики, что планомерно вводит цензуру не только в СМИ, но и в кино. Как считает известный сценарист, преподаватель теории драматургии в Киношколе Александра Митты Олег Сироткин, общество, которое лишено возможности обсудить острые проблемы, и которое «пичкают» легкомысленными жанровыми безделушками, рано или поздно «взорвется».
В интервью РИА «Новый День» в рамках спецпроекта «Назад в 90-е» Сироткин также рассказал, когда в России накачался кризис кинематографа, как повлияла на ужесточение цензуры Чеченская война и почему Чарли Чаплина могли сжечь в концлагере.
Олег Сироткин. Фото: mitta.ru
«Новый День»: В 1922 году Владимир Ленин сказал крылатую фразу о кинематографе, как важнейшем из искусств. Какие процессы отмечались в индустрии после развала Советского Союза?
Олег Сироткин: В Советском Союзе было развито кино идеологически ангажированное и детское. В конце 80-х, когда развалился советский кинопрокат, вместе с ним исчезло как идеологическое кино, так и детское – люди были этим пресыщены. Появился кинематограф, который был прежде под запретом. Это были низкопробные жанровые фильмы: боевики и дешевые комедии, а также эротика.
Развал кинопроката и киноотрасли в целом привел к тому, что фильмы вообще практически перестали снимать. Кинематограф 90-х – это либо кино, снятое на частные деньги, либо каким-то образом было получено госфинансирование на картины, но прокат не предполагается. И потому фильмы снимались без надежды на то, чтобы быть показанными зрителю – в большей степени для того, чтобы прокормить съёмочную группу. Часто такие фильмы снимались на сюжет, который совершенно не ориентировался на зрительский спрос. Еще на стадии замысла было ясно, что зрители вряд ли захотят в сто пятый раз пересмотреть экранизацию какой-нибудь литературной классики. Зато кинематографисты, участвовавшие в этом проекте, были при деле, несколько месяцев напряженно трудились.
Цензура в 90-е годы была не нужна. Царствовал дурной вкус. Это такие картины как, например, «Крысиный угол» 92-го года, «Альфонс» 93-го. В тот период были сделаны также несколько выдающихся фильмов, которые несправедливо прошли мимо киноэкранов, просто потому что в стране не было проката.
Появилась также волна серьезных картин, которые вообще не подвергались цензуре. Возникла тема Сталина и анализа сталинской эпохи. Это началось еще с картины Тенгиза Абуладзе – «Покаяние» (1987 год) – гениальном фильме-притче о сталинской эпохе. Идея в том, что хоронят мужчину, но раз за разом его выкапывают из земли те, чьи семьи пострадали от репрессий. В финале сын выбрасывает тело отца со скалы, проклиная его за то, что он творил. Это была оценка исторического прошлого, которая прежде находилась под запретом. В постперестроечные годы никто не вторгался с цензурой ни на телевидение, ни в кино. Если вы посмотрите выпуски телевизионных передач 90-х годов, вы будете просто поражены – насколько они смелые, хлесткие – настоящая «4-я власть».
В конце 90-х кинопрокат в стране начал восстанавливаться. Сначала благодаря прокату западных фильмов. Кинотеатральные сети наладили работу, и стало ясно, что российские кинокартины тоже смогут приносить прибыль. А если фильмы сможет увидеть широкий круг зрителей – значит, они могут «влиять на умы». Так стала возрождаться тема цензуры.
«Новый День»: В какой момент цензура в кино и на телевидении начала возвращаться?
Олег Сироткин: То, что было с 1987 до 1994, – эти 7 лет – были уникальным периодом свободы. Рубиконом появления цензуры в России стал 1994 год – начало Чеченской войны. Оценка войны закончила короткую эпоху свободы. Возникла необходимость цензурировать новости. Так медленно на телевидении, а затем и в кино стала возвращаться цензура.
Послушайте, каким языком НТВ еще комментировало Норд-Ост. В прямом эфире жестко и беспощадно оценивалась работа спецслужб. Потом Гусинского (Владимир Гусинский) выгнали из страны, полностью сменился состав телеканала. То, что случилось с НТВ, – это то, что происходило со всей журналистикой в стране. Я об этом так смело говорю, потому что разрабатывал сюжет для кинофильма о судьбе СМИ в России вместе с таким журналистом, как Станислав Кучер. Мы много обсуждали эту тему.
Со второй половины 2000-х стала ощущаться цензура и в кинематографе. Появился ряд запретных тем. Нельзя стало поднимать в фильмах остросоциальные проблемы. Например, в первую половину 2000-х очень многих кинематографистов задевала за живое тема конфликтов на национальной почве. Многие авторы разрабатывали сценарии, как какие-нибудь кавказцы насмерть схлестнулись со скинхедами, при этом мальчик и девочка, из разных группировок, тайком любили друг друга. Эти сюжеты очень скоро оказались под запретом с формулировкой «разжигание национальной розни». Собственно говоря, статьи УК РФ, которые начали вводиться в конце 2000-х, – это и есть шаги цензуры.
Существовали и негласные темы, которые в Уголовном кодексе никак не отражались, но по ним невозможно было снять кино: например, ввоз ядерных отходов в Россию. С 2010 года стало невозможно показывать коррумпированных чиновников. Вы можете снять кино про плохого чиновника, только если это будет сделано для определенной цели, например, придет указание свыше. В период президентства Дмитрия Медведева была так называемая милицейская реформа, когда милицию переименовали в полицию. Тогда была большая волна расследований, связанных с коррупцией в МВД. Под этим соусом могли возникнуть проекты.
Но здесь есть один нюанс: кинематограф – это такой очень медленный гиппопотам, который медленно-медленно поворачивается. И может возникнуть ситуация: вы повернулись к определенной теме, а политический курс в стране по данному вопросу уже переменился. Нечто подобное произошло с «китайской темой» в российской кино: когда возник конфликт с Западом, в 2013-м году, было много риторики о том, что Россия отныне будет активно дружить с Китаем. И мгновенно по индустрии стал распространяться слух: нужны сюжеты о дружбе русских и китайцев. В итоге через год вся эта тематика была свернута – «наверху» стало ясно, что китайцы хотят дружить, но как-то невыгодно для нас. Телевидение в этом смысле, организм, гораздо более подвижный. На телевидении все процессы в стране можно отследить по телесериалам – они снимаются быстрее.
«Новый День»: То есть, современные кинематограф и телевидение полностью потеряли возможность отражать реалии жизни и работают под цензурой?
Олег Сироткин: Сейчас цензура становится все острее. Огромное множество тем под запретом: нет темы межнациональных конфликтов, коррупции во власти, коррупции в МВД и силовых структурах, тема участия России в войнах в других странах – вообще под категорическим запертом. Ее можно освещать только под определенным углом. Изменилось отношение даже к теме сталинских репрессий. В 2006-м году был снят Николаем Досталем сериал «Завещание Ленина», по произведениям Варлама Шаламова. Я работал над сценарием вместе с Юрием Арабовым. Сериал вызвал широкий резонанс. В 2017-м году был сделан режиссером Александром Касаткиным сериал «А. Л. Ж. И. Р.» об Акмолинском лагере жён изменников Родины, который существовал в Казахстане в период с 1938-го по 1953-й год. Сценарий я писал совместно с Мариэттой Захарян. Так вот, сериал уже два года не выходит в эфир. Думаю, по причине того, что отношение к Сталину в обществе за это время изменилось, и телеканал откладывает дату премьеры.
Если сравнивать день сегодняшний и 90-е годы, вот к каким выводам можно прийти: в 90-е годы мы являлись свидетелями того, как все разрушалось. Все лучшее, что оставалось в кино – было инерционными элементами того, что осталось от Советского Союза, потому что СССР породил целую плеяду серьёзных авторских кинорежиссеров: Тарковский, Сокуров и т.д. А сейчас мы являемся свидетелями того, как постепенно разрушается все то лучшее, что было достигнуто в хлебные годы правления Владимира Путина. Идет откат назад. Санкции дают о себе знать – все уплотняется, все больше экономят. Фильмов производится меньше, а значит – контроль за этими фильмами – все острей. Ситуация с цензурой в кино плохая.
«Новый День»: Каким образом это влияет на социальную обстановку в стране?
Олег Сироткин: Вы не представляете, какой побочный эффект от цензуры. Кинематограф восходит по своей концепции к тому, как в первобытном обществе люди собирались в пещере у огня, и, смотря на языки пламени, искали ответы на насущные вопросы. Современный кинозал – это, по сути, вот такая пещера, в которой мерцают «языки пламени» киноэкрана. И зритель ищет в этом мерцании ответы на свои насущные вопросы: Что происходит? Куда все идет? Что нас ждет? И т.д. Что делает цензура? Она на самые болевые острые темы общества накладывает табу. Это приводит к потере интереса к отечественному кинематографу, и зритель покидает кинозал. Российский кинематограф пошел по пути создания развлечения. То есть в этой пещере тебя лишь сладко убаюкивают. Я думаю – это тупик.
Конечно, у кинематографиста всегда есть риски. Чарли Чаплин начал снимать фильм «Великий диктатор» в начале войны, когда Гитлер стал активно завоевывать Европу. Чаплин обращался во все крупные американские киностудии, чтобы профинансировали проект, но все ему отказали. Он заложил собственный дом, чтобы снять «Великого диктатора». Он снимал его несколько лет и, так совпало, что широкий кинопрокат кинокартина получила в тот момент, когда война закончилась в связи с поражением Германии. Фильм Чаплина был усыпан «Оскарами», так как Гитлер войну проиграл. А вот если бы Гитлер войну выиграл, думаю, Чаплин оказался бы в печи Освенцима.
Другой аспект проблемы – телевидение. Обратите внимание на темы, на которые шутят Comedy club – в массе своей это безобидные скетчи про взаимоотношения между полами. Хотя в комедии самое главное найти болевую точку и в нее ударить – тогда происходит взрыв хохота. Думаете, стендаперы не хотят шутить на болезненные для общества темы?
Другая сторона цензуры на телевидении – это новости. Цензура уже привела к тому, что люди потеряли доверие к новостям. По крупному счету, российское телевидение сегодня вымирает, его полностью вытесняет Интернет, из-за того, что потерян главный зрительский якорь, заставлявший регулярно нажимать на кнопку – новости. Люди чувствуют: информация в теленовостях подается однобоко, одиозно. И потому люди пошли читать и смотреть новости в Интернет. Да, там много «шлака». Но зато есть полярность мнений.
Цензура сформировала недоверие к телевидению, и телевидение на данный момент рассыпается. Очень скоро, когда рекламодателям будет доказано, что Интернет-площадка стала ключевой для самой платежеспособной аудитории, у телеэкранов останутся одни пенсионеры. Они, по большому счету, ничего не покупают. Вектор тут же сменится, и все уйдет в Интернет.
Удивительно наблюдать, как цензура отпиливает сук под названием «телевидение». Это же самый главный пропагандистский рупор для власти. А сейчас собираются отключить аналоговое вещание. Самоубийственный поступок, с точки зрения пропагандистской машины. В деревнях никто не купит за тысячу рублей какую-то там приставку. То есть, часть населения будет отсечена от пропагандистского рупора. Это какая-то комедия: крайне недальновидно с точки зрения ресурса, которому надо навязывать свою точку зрения на все.
Вместо того, чтобы дать площадку для полемики, чтобы в конструктивное русло пустить критический анализ, который позволяет людям выпустить пар – у котла закрутили все гайки. Невозможно постоянно закручивать их сильнее – резьба сорвется и котел взорвется.
Москва, Мария Вяткина
© 2019, РИА «Новый День»