Врачи придут на уральские заводы за наркоманами и пьяницами с золотыми руками. Тройка топ-наркологов в интервью «Новому Дню» (ФОТО)
О планах вылечить алкоголиков-заводчан, о портрете современного наркомана, расплавленных мозгах и частных реабилитационных центрах, где можно курить, но нельзя думать, «Новому Дню» рассказали главный нарколог региона Олег Забродин, главврач Областной наркологической больницы Антон Поддубный и замглавврача ОНБ по профилактике Андрей Березовский.
Принято считать, что наркомания – меньшее зло для небольших территорий, чем алкоголь. Грубо говоря, в глубинке все бухают, а наркотики – это в Екатеринбурге.
Поддубный: Это миф. Наркотики употребляют везде. Как и алкоголь.
Забродин: Кстати, самогоноварение активно развивается.
Да ладно! Зачем? В алкомаркетах такой ассортимент огромный.
Поддубный: Говорят – натурпродукт. Сам сделал, полезнее.
Забродин: Ага, органический продукт. Сам очисток картофельных положил, дрожжей добавил, сам потом выпил…
Березовский: … и сам в токсикологию поехал.
Забродин: Что касается малых и больших населенных пунктов, наш бич сегодня ‒ это новые виды наркотиков. Синтетика. Сидим мы однажды на заседании антинаркотической комиссии. Заслушивали как раз вопрос про сайты, через которые ее распространяют. И один из членов комиссии говорит: «Да о чем мы разговариваем, если я прямо с телефона, прямо отсюда могу заказать».
И правда – как с этим бороться? Закрыть ТОR? Никак ведь.
Березовский: С этим можно и нужно бороться. Мы, в своей части, как люди, которые занимаются профилактикой и лечением, можем рассказать, чем потом приходится платить тем, кто этим ТОR'ом пользуется (ТОR-браузеры позволяют устанавливать анонимное сетевое соединение, в том числе в обход блокировок, – прим. ред.). Частью души. Чем ужасны современные наркотики? Они сводят с ума. Человека потом очень тяжело реабилитировать. И на реабилитацию тяжело мотивировать. Потому что всякие желания у него угасают, становится туго с волевыми процессами, возникает когнитивный дефицит.
С чем такой эффект связан?
Березовский: Растворяются мозги.
Ну это же очень бытовой термин…
Березовский: Отчего же? Чтобы понять, что происходит, вы идете на рынок, покупаете говяжьи мозги, они очень похожи на человеческие. Покупаете ацетон и капаете им на мозги. И смотрите, что происходит. Они растворяются.
Есть мнение, что современные наркотики еще тем ужасны, что у них очень мощный эффект с первого же применения.
Поддубный: Токсический эффект. Помнишь, был пик передозировок? Были смертельные отравления карфентанилом сравнительно недавно. Появляется на рынке новое вещество. А как концентрацию подбирать?
Опытным путем.
Поддубный: Вот-вот. Они и подбирают на подопытных. Даже бесплатно предлагают, пробники рассылают.
Правильно я понимаю, что в основном эти «модные» наркотики подростки употребляют?
Забродин: Конечно, они ведь самые активные пользователи интернета. Но тут государство позаботилось, с этого года будут профосмотры среди тех детей, которых нам направят из организованных коллективов ‒ из школ, ПТУ, институтов. Мы раньше сами приходили в школу с тестами. Сейчас в федеральном законе прописана процедура: образование проводит социально-психологическое тестирование, выявляет группы риска и направляет к нам на допобследование.
А родители как? Не выступают против?
Забродин: Должно быть согласие. Могут отказаться, но даже когда мы в школах тестировали, резко сократилось число отказов ‒ с 10 до 2,5 %. Сначала-то отказывались.
Какие сегодня существуют прогрессивные методы лечения?
Березовский: Лечение и реабилитация должны быть системно связаны. В сфере реабилитации сейчас самое прогрессивное – это обдуманная комбинация различных видов и методов психотерапии. У нас собраны и используются самые свежие технологии. От одиночных великих специалистов, почти волшебников, мы перешли в сферу массовой реабилитации. У нас много людей, которые лечат. Равные консультанты, психотерапевты, психологи.
Поддубный: СМИ помогают, кстати.
Ну уж. Наркоманы новости не читают.
Поддубный: А им не надо. Главное, чтобы те, кто рядом, читали. Приходит кто-то близкий, дальше мы объясняем, как работать.
Березовский: Профилактическим фактором является вся среда. Мы даже думаем, чтобы экскурсии делать в больницу. Мы вам все покажем…
Поддубный: И подвалы, и наручники, и батареи.
А мировой опыт что говорит?
Березовский: Скоро за опытом будут сюда ездить. У нас учиться.
Настолько хороши результаты?
Березовский: Очень хороши.
Поддубный: Наша страна придерживается политики drug free в реабилитации. Мы не используем наркотики, у нас нет программ заместительной терапии. Сейчас мы с коллегами из Латвии обсуждаем государственные реабилитационные центры, а там как раз есть метадоновые программы. Но я противник этих вещей. С точки зрения эпидемиологии – наверно, это оправданно, но только если рассматривать зависимого не как больного человека, а как единицу в популяции.
Березовский: Людей просто списывают в расход.
Поддубный: Да, создают своеобразное «гетто», где выдают наркотик, чтобы они, как телята, получали его и никуда не выходили. Наша задача принципиально другая. Мы стремимся к тому, чтобы человек к нам пришел, а потом вернулся в социум.
Березовский: Вы его не узнаете среди других людей, он будет такой же инженер или, к примеру, журналист. Мы человека не списываем. Но это требует большого труда, чтобы он потом ушел в наш, обычный мир, смог воспринимать и быть принятым в нашей повседневной культуре.
Что ж тогда заманчивого находят в заместительной терапии?
Поддубный: Она дешевле. Плюс снижается общая преступность, распространение гемоконтактных инфекций. Потому что они все здесь, в одной куче.
Березовский: Российская медицина всегда была гуманистической. Поэтому для нас кого-то списать, загнать в резервацию – это неприемлемо. Чтобы так: «Вот ты по молодости попробовал и привык, мы тебе помогать не будем, дадим наркотики, а ты живи, сколько проживешь, а потом мы тебя утилизируем». Это как?
Всегда было интересно, что бывает с арестованными наркоманами? Они здоровы, когда выходят на свободу?
Поддубный: У него есть опыт, есть представление, какие он эмоции получит, когда он снова употребит. И это как раз то время, когда надо с ним поработать, чтобы вынужденная ремиссия обратилась в добровольную. Мы уже работаем с ФСИН, чтобы человек, выходя из мест заключения, не стал употреблять снова.
Березовский: На базе Областной наркологической больницы будут проводиться семинары, на которые мы будем приглашать в том числе и психологов ФСИН. Мы с ними будем еще теснее работать.
Меняется портрет наркомана?
Поддубный: Конечно. Это уже не тот, что в подъезде валялся. Хотя и такие еще остались. Это как верхушка айсберга.
Березовский: Наркоманы будто бы не достигают абсолютного дна. Он может долго быть социальным. Работать. Жить в семье. А в это время у него в голове происходит то, о чем я раньше рассказывал. Я в одном из регионов видел ужасную картину – в лесопарке парень лет 30 и девушка, она на «шухере» стоит, а он судорожно роет руками землю под деревьями. Потом она не выдерживает и, ползая на четвереньках между деревьями, тоже скребет мерзлую землю. Я даже не понял сначала, что происходит, мне объяснили, что они тайник искали. Вот это бы показать, какие у них глаза страшные, пустые глаза. Это тоже падение на дно. Только в их представлении они никуда не упали – им кажется, они дружат, вместе посещают парк, модно одеты, пользуются интернетом. А со стороны посмотришь – совсем больные люди.
Коллеги писали, что в областной наркологической больнице очередь на год вперед…
Поддубный: Да хоть сейчас пациентов возьмем. У нас есть сезонность обращаемости. Перед новогодними праздниками относительное затишье, а на третий-четвертый день везет скорая помощь очень много пациентов с алкогольными психозами. А летом… Посмотри на улицу, тебе охота сейчас лечиться, в такую погоду? Нет, хочется потусить, на природе отдохнуть. «Вот будет осень, тогда я начну новую жизнь».
Березовский: Эта помощь доступна – пожалуйста, приходите на Ленина, 7, и консультируйтесь.
Хочу спросить про частные реабилитационные центры. Лет 5-10 назад были увешаны все столбы объявлениями «Наркомания. Алкоголизм. Выход есть».
Поддубный: И сейчас много есть. И там еще обязательно слово «бесплатно». Но нет ничего бесплатного в мире. Мы предоставляем услугу бесплатно для пациента, но за нее платит государство. А тут платят, в основном, трудом. Обрати внимание – с этими рекламами почти всегда соседствуют объявления «Грузчики», «Переезды», «Уборка снега», «Копание ям». Даже номера часто одинаковые. У меня на подъезде сейчас висит объявление: «Социальный приют. Курение разрешено. Оплата с первого месяца. Нахождение бесплатное». Рынок уже до того насытился, что стали курить разрешать и платить какие-то небольшие деньги.
Так реабилитация-то там происходит?
Поддубный: Нет. Реабилитация – это целый комплекс – медицинская, психологическая, ну и труд только, как часть общего процесса.
Березовский: Сама реабилитация ‒ и есть труд. Умственный и душевный. Это не так легко все. А в этих центрах они просто траншеи копают. От этого еще никто не выздоравливал. Наша задача ‒ вооружить его навыками, которые позволят ему быть в обществе. Наркоман всегда на улице видит своих. К нему подходят и предлагают дозу. И как ему выжить? Мы должны его научить уворачиваться – не от полиции, от своих.
Олег Валентинович раньше говорил, что есть качели ‒ на пике либо проблема алкоголизма, либо наркомании. Что сейчас?
Забродин: Да, лет десять назад это очень четко отслеживалось, снижается заболеваемость алкоголизмом ‒ растет наркоманией, а потом меняется. В последнее время такой четкой связи нет. Число алкоголиков не сократилось, хотя на учете их стало меньше, чем 5-10 лет назад. Потому что кто из представителей бизнеса упустит возможность заработать на алкоголе? При трехсменной работе заводов, которые производят алкоголь, ‒ число лиц, состоящих на учете у наркологов, снижаться не должно. Но к нам за помощью не идут. Я вижу причину в том, что параллельно модернизации службы, развитию наркологии как отрасли медицины, у нас появилось несколько приказов, в которых диагноз «алкоголизм» является 100 % противопоказанием при устройстве на работу и, например, при получении водительских прав. Эти последствия играют свою негативную роль.
А что, вылеченные тоже лишаются прав на управление транспортом?
Забродин: У нас в этих приказах речь идет не об учете, а о диагнозе. У носителя заболевания есть право быть снятым с учета по его личному заявлению. Но диагноз ему не снимает никто.
Поддубный: Пока не будет выздоровления.
Забродин: Мы понимаем под выздоровлением ремиссию. Имеет значение не только ее длительность, но и качество, социальная адаптация. Если человек пять лет наблюдался у нарколога и социально адаптирован, у меня рука бы поднялась снять диагноз.
Поддубный: Но диагноз снимается только комиссионно. Чтобы исключить возможность коррупционной составляющей, один врач не может снять диагноз. Минимум три. Только после этого, когда предоставляются характеристики с места работы, направление от участкового нарколога, подтвержденное анализами, комиссия очно снимает диагноз, и человек возвращается к полноценной жизни, восстанавливается в своих правах.
Грубо говоря, человеку невыгодно лечиться?
Поддубный: Он в любом случае к нам попадет, но потом.
Забродин: Мы, наркологи, в плане постановки диагноза встали на путь гипердиагностики. Запой у человека, а мы уже ставим диагноз «алкоголизм». А что это такое? Психические и поведенческие расстройства по Международному классификатору болезней. И когда я смотрю медицинскую документацию и вижу, что диагноз поставлен по клинической картине и со слов пациента, я голову на отсечение не дам, что диагноз МКБ соответствует. Приведу пример: четыре года назад вместе с прокуратурой и ГИБДД мы проводили сверку водительских прав, точнее, законность их выдачи. Было выявлено около 700 человек по всей области, кто состоял на учете и у кого был диагноз «алкоголизм». Суд принял решение, что им незаконно были выданы медицинские документы и, соответственно, водительские права. Из этих людей 49 человек подали апелляции, им была назначена судебно-психиатрическая экспертиза. И только троим диагноз подтвердили на основании исследований и психологических заключений.
Когда была борьба с алкоголизмом в конце 80-х, мои коллеги ставили на учет, просто заходя на завод. Брали журнал учета рабочего времени. «Так, Петров, аванс – после три дня прогулов. Получка – три дня прогулов. Все – на учет». Наркология была при промпредприятиях.
Березовский: И мы планируем возвращаться на предприятия, предлагая им сотрудничество. Конечно, в такой же форме не получится. По закону так мы уже не можем – в журнал учета времени нарколога никто не пустит. И коллеги по этому поводу иногда сокрушаются, что труднее стало работать. Но другие формы сотрудничества будем искать. Проблематика-то существует. К тому же Свердловская область – регион крупных промпредприятий. И мы готовы оказать содействие и в первичной, и во вторичной профилактике.
А предприятиям это надо? Работодателям-то?
Поддубный: Очень сильно надо.
Забродин: Многие стали алкометры устанавливать около турникетов.
Березовский: Мы обсуждали это, в том числе наши диагностические возможности. У нас в областной наркологической больнице есть прибор, который позволяет выявлять факт длительного, хронического употребления алкоголя. Кровь сдал ‒ и видно, постоянно ты принимаешь алкоголь или нет. В некоторых отраслях это крайне необходимо.
Поддубный: Потому что бывает, что человек абсолютно никаких внешних признаков злоупотребления алкоголем не проявляет, но этот анализ на наличие белка позволяет установить факт злоупотреблений. У нас какие основные причины смертности? Сердечнососудистые заболевания, онкология и травмы. И никто никогда не говорит, с чем связаны сердечнососудистые заболевания. Вернее, говорят, что это наследственность, гиподинамия или стрессы. А как люди снимают стресс? Алкоголем. Плюс гастроэнтерологи говорят, что очень много заболеваний по их профилю связано со злоупотреблением алкоголем.
Забродин: Абсолютно прав Антон Владимирович. Есть заболевания, в происхождении которых алкоголь имеет первостепенное значение. Например, цирроз. Мы видим, что идет у наркологов снижение лиц, обращающихся за помощью, а у гастроэнтерологов идет рост. Причем кратный.
Березовский: Так что как ни считай, а проблема никуда не девается. И с ней надо работать.
И какой механизм? Лечить на местах или в Екатеринбург возить?
Поддубный: У нас ресурс огромный. Все зависит от тяжести состояния, социальных последствий злоупотребления алкоголем или наркотиками.
Березовский: Мы планируем развивать контакты с муниципалитетами, с предприятиями, организациями, отделами по семье, социально-психологическими центрами, общественными и религиозными организациями. Мы готовы приезжать, чтобы на всех уровнях проводить ознакомительные семинары с выстраиванием типовой модели профилактики для каждого муниципалитета в отдельности. Это даст выхлоп по снижению спроса на наркотики и алкоголь, а затем и стабилизацию. Есть ведь маленькие города, где большое количество людей созрели для реабилитации, но по каким-то причинам они не прибегают к помощи. Потому что им предлагают платно, а у них денег нет. Потому что они могут быть наслышаны о не совсем честных реабилитаторах, и они могут просто не доверять им. А тут есть бесплатная реабилитация на базе мощного государственного учреждения.
Предположим, я директор завода. Сколько мне будет стоить построить работу с вами у себя на предприятии?
Поддубный: Нисколько.
Березовский: Если вы директор предприятия, звоните Антону Владимировичу: «Направляйте к нам специалистов, мы хотим сотрудничать». Все.
Тогда так. Я – директор завода, и очень переживаю, потому что у меня будет отрыв от производства…
Поддубный: Ха, тут палка о двух концах. Сейчас это может случиться, но на короткий срок, пока мы с ним работаем и еще что-то можем сделать. А может случиться что-то непоправимое, травмы, смерти на производстве.
Березовский: Есть такие сотрудники с золотыми руками. Им и помогают целыми цехами, бегают вокруг него, лишь бы он вышел на работу.
Забродин: Еще пример приведу. На одном заводе была серьезная ситуация – два смертельных отравления наркотиками в течение трех месяцев. Прямо на территории завода. Мне оформляли пропуск, чтобы я встретился с начальниками цехов, четыре часа! И с такой системой защиты был осуществлен занос наркотического вещества. Конечно, руководство забеспокоилось, и мы там работали потом целых полгода.
Какие территории требуют вмешательства наркологов здесь и сейчас?
Березовский: Понимание есть.
У вас или в территориях?
Березовский: И у нас, и у них. Мы приложим все силы, чтобы выстроить с каждым муниципалитетом конструктивные отношения. Мы планируем информировать всех заинтересованных специалистов, непосредственно познакомим их с наработанными нами технологиями. Как вступить в контакт с человеком, который употребляет наркотики? Я не смогу этого сделать, вы не сможете. А у нас есть специалисты, равные консультанты, которые могут. Они сами прошли наркотики, реабилитировались, все это пережили и могут говорить с наркозависимыми на таком языке, который они услышат в любом состоянии. Мы готовы этих специалистов привезти в муниципалитеты или обеспечить связь дистанционно.
Екатеринбург, Екатерина Норсеева, Семен Саливанчук
© 2018, РИА «Новый День»